Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня без всякого выражения.
– Джейми, не ввязывайся в это! – умоляла я. – Если можешь, удержи и своих людей, но во имя спасения души… Джейми, если ты…
Я остановилась; я собиралась сказать: «Если ты любишь меня», но не могла – ведь я собиралась покинуть его навсегда, и если до сих пор не заговаривала с ним о любви, то сейчас тем более не имела на это права.
– Не уезжай во Францию, – продолжала я. – Езжай в Америку, в Испанию, в Италию. Но во имя тех, кто любит тебя, не вступай на поле Куллодена.
Он продолжал смотреть на меня. Слышал ли он мои слова?
– Джейми! Ты слышал меня? Ты понял?
Чуть погодя он кивнул и ответил так тихо, что я с трудом расслышала его сквозь вой ветра.
– Да. Да, я слышал. – Он отнял у меня руку. – Ступай с Богом, mо duinne.
Он спустился с уступа и пошел вниз по склону, упираясь ногами в кочки травы и хватаясь за ветки, чтобы сохранить равновесие. Он не оглядывался. Я следила за ним, пока он не исчез в дубняке. Шел он медленно, как раненый, который знает, что ему необходимо двигаться, но чувствует, что жизнь мало-помалу выходит из него сквозь пальцы, прижатые к ране.
Колени у меня дрожали. Я осторожно опустилась на гранитную плиту и села, скрестив ноги и наблюдая за ласточками, продолжавшими свою охоту. Внизу я видела крышу дома, в котором находилось теперь мое прошлое. А за спиной у меня высился расколотый камень. Мое будущее.
Я просидела неподвижно всю вторую половину дня. Я пыталась подавить все эмоции и руководствоваться лишь доводами разума. Джейми, убеждая меня вернуться в мое время, рассуждал логично. Дом, безопасность, Фрэнк, мелкие житейские удобства, которых мне порой ужасно не хватало, – горячая ванна, водопровод в доме… не говоря уже о таких вполне значительных вещах, как медицинское обслуживание и удобные путешествия.
И все же, признавая неудобства и прямые опасности здешнего существования, я должна признать и то, что многое мне нравилось. Поездки сопряжены с неудобствами, это так, но зато отсутствуют многомильные бетонированные дороги, изрезавшие всю страну, а также шумные и вонючие машины – изобретения весьма опасные, напомнила я себе. Жизнь гораздо проще, да и люди тоже. Они не то чтобы менее разумные, но как-то более прямые и открытые… за некоторыми малоприятными исключениями, как, например, Колум бан Кэмпбелл Маккензи.
Благодаря работе дяди Лэма мне пришлось жить во многих местах, причем некоторые из них обладали даже меньшими удобствами, чем здешние. Я легко свыкалась с простыми условиями и не так уж страдала из-за отсутствия «цивилизации», хотя с той же легкостью привыкала и к присутствию таких прелестей, как электроплита или горячий душ… Я посмотрела на камень и, вздрогнув от порыва холодного ветра, обхватила себя руками.
Рационализм не слишком помогал мне. Тогда я обратилась к эмоциям и начала решать задачу, восстанавливая подробности моих замужних существований – сначала с Фрэнком, потом с Джейми. Единственным результатом были полное расстройство чувств и горькие слезы, проложившие холодные как лед дорожки по моим щекам.
Ну хорошо, если не разум и не эмоции, то, может быть, долг? Я дала Фрэнку обет у алтаря, и дала его от всего сердца. Джейми я дала тот же обет, собираясь нарушить его как можно скорее. Какой же из них я нарушу теперь? Я все сидела и сидела, солнце опускалось тем временем все ниже, и ласточки попрятались в своих гнездах.
Когда вечерние звезды замигали среди темных сосновых ветвей, я пришла к заключению, что в данной ситуации благоразумие не поможет. Придется положиться на что-нибудь еще, только вот на что? Я повернулась лицом к расколотому камню и сделала шаг, потом еще и еще. Постояла, развернулась кругом и сделала попытку в противоположном направлении. Шаг, еще шаг и еще… и прежде чем я осознала, на что решилась, я была уже на полдороге по склону вниз, отчаянно цепляясь за траву, оскальзываясь и падая на гранитных осыпях.
Когда я добралась до дома, я еле дышала от страха, что он уже уехал, но тут же увидела стреноженного Донаса, который топтался поблизости. Конь поднял голову и поглядел на меня с неудовольствием. Тихонько ступая, я отворила дверь.
Джейми был в передней комнате – спал на узкой дубовой скамье. Лежал, как обычно, на спине, руки сложены на животе, рот слегка приоткрыт. Последние лучи дневного света из окна позади меня высветили его лицо, словно маску из металла; серебристые линии от высохших слез блестели на загорелой коже, и тускло отливала медью отросшая щетина на подбородке.
Я остановилась, глядя на него, охваченная невыразимой нежностью. Двигаясь как можно осторожнее, прилегла рядом с ним на скамью и прижалась поближе. Он повернулся ко мне во сне, как делал это часто, уложил мою голову себе на грудь и прильнул щекой к моим волосам. Еще полусонный, потянулся и отодвинул прядь моих волос со своего носа; я почувствовала внезапный резкий толчок – он пробудился, понял, что я с ним, – и тут мы оба, потеряв равновесие, скатились на пол, причем Джейми свалился на меня.
Не оставалось ни малейшего сомнения, что это плоть – и весьма тяжелая. Я пихнула его коленом в живот и завопила:
– Слезай! Я не могу дышать!
Вместо этого он ухудшил мое положение, исступленно целуя. Я временно примирилась с недостатком кислорода, чтобы сосредоточиться на более важных вещах.
Мы долго молча сжимали друг друга в объятиях. Наконец он пробормотал:
– Почему?
Я поцеловала его в щеку, влажную и соленую. Его сердце билось рядом с моим, и я хотела только одного: оставаться вот так вечно, не двигаться, не заниматься любовью, просто дышать тем же воздухом.
– Не могла иначе, – ответила я и засмеялась немного нервно. – Ты не представляешь, как близко оно было. Горячие ванны почти победили.
А потом я плакала и немного дрожала, потому что выбор был сделан так недавно и потому что радость обнимать этого человека была смешана с раздирающей тоской о человеке, которого я уже никогда не увижу.
Джейми держал меня крепко, придавив своей тяжестью и как бы защищая, спасая меня от ревущей мощи каменного круга. Слезы мои наконец иссякли, и я лежала в изнеможении у него на груди. Уже совсем стемнело, но он все держал меня, что-то тихонько приговаривая, словно я была ребенком, который боится ночи. Мы льнули друг к другу и не хотели встать даже для того, чтобы развести огонь или зажечь свечу.
В конце концов Джейми все-таки поднялся и отнес меня к скамейке, сел и начал покачивать меня на коленях. Дверь оставалась открытой, и нам было видно, как загораются над долиной звезды.
– Ты знаешь, – сонно заговорила я, – что нужно тысячи и тысячи лет, чтобы свет этих звезд долетел до нас? Ведь некоторые из них, возможно, уже погасли, но нам это неведомо, потому что мы все еще видим их свет.
– Правда? – спросил он, поглаживая меня по спине. – Я об этом понятия не имел.
Должно быть, я уснула, опустив голову ему на плечо, но ненадолго проснулась, когда он укладывал меня на пол, на ложе, устроенное из одеял. Улегся рядом и снова притянул меня к себе.
– Положи сюда голову, милая, – шепнул он. – Завтра я отвезу тебя домой.
Мы поднялись до рассвета и с восходом солнца уже спускались по тропе, чтобы поскорее покинуть Крэг-на-Дун.
– Куда мы едем, Джейми? – спросила я, радуясь тому, что могу смотреть в будущее вместе с ним, хоть и утратила последнюю возможность вернуться к человеку, который любил – или продолжает любить? – меня.
Джейми придержал поводья и остановил лошадь, чтобы оглянуться через плечо. Угрожающий круг каменных столбов был отсюда не виден, но каменистый склон возвышался позади неприступной крепостью, ощетинившись скалистыми выступами и кустами утесника; полуразрушенный дом казался еще одним выступом, костлявым суставом, торчащим из гранитного кулака холма.
– Мне хотелось бы побороться с ним за тебя, – вдруг сказал Джейми, обернувшись ко мне.
Голубые глаза потемнели и смотрели серьезно. Я улыбнулась ему, тронутая.
– Это была не твоя борьба, а моя. Но ты, во всяком случае, выиграл сражение.
Я протянула руку, и он ее пожал.
– Да, но это не то, что я имел в виду. Если бы я боролся с ним как мужчина с мужчиной и победил, тебе не пришлось бы испытывать раскаяние. – Он помолчал. – И если когда-нибудь…
– Больше нет никаких «если», – твердо сказала я. – Вчера я подумала о них обо всех, и вот я здесь.
– Слава богу, – улыбаясь, проговорил он. – И да поможет тебе Бог. – И добавил: – Но я никогда не пойму почему.
Я обхватила его руками за пояс и держалась так, пока Донас спускался по крутому склону – последнему.
– Потому, – заговорила я, – что я просто не могу жить без тебя, Джейми Фрэзер, и довольно об этом. Итак, куда ты меня везешь?
Джейми повернулся в седле и посмотрел на оставшийся позади склон.
– Вчера я все время молился на этом холме, – тихо сказал он. – Не о том, чтобы ты осталась, я не считал это правильным. Я молился, чтобы мне дана была сила отпустить тебя.
