Вагон-лавку на станции ждали с нетерпением и дождались. Она приехала, и железнодорожники кинулись к ней толпой.
– Сподобились…
Первое, что бросилось в глаза обитателям станции, – это лозунг на стене вагона:
«Неприличными словами не выражаться».
А под ним другой:
«Лицам в нетрезвом состоянии ничего не продается».
– Здорово! – изумились железнодорожники. – Ишь какие лозгуны пошли. Раньше все, бывало, писали: «Укрепляй кооперацию»… или, там: «Советская кооперация спасет, как ее… ситуацию, что ли…» Или еще что-нибудь ученое… А теперь просто.
– Стало быть, укрепили!
– И, значит, не выражаться матерным образом.
– Пивом, братцы, запахло!.. Не пойму, откуда?
– От Еремкина пахнет, он только что с мастером полдюжины раздавил.
Дверь вагона открылась, и выглянул гражданин кооперативного вида.
– Не напирайте, гражданчики, – попросил он, и от слов его ударила в воздухе столь приятная струя, что Еремкин вместо того, чтобы спросить: «Сапоги есть?» – спросил:
– Вобла есть?
– Как же-с, любительская, – радостно ответил коопспец.
– Ситцу мне бы.
– Ситцу, извиняюсь, нету.
– Сарпинка, может, есть?
– Сарпинки нету, извиняюсь.
– Бязь?
– Нету бязи, извиняюсь.
– Так что ж есть из материй?
– Пиво бархатное, черное.
– Хо-хо!.. Позвольте мне полдюжинки.
– Сапоги почем?
– Сапог, извините, нету… Чего-с?.. Керосин? Не держим. Газолин не держим. Вместо газолина могу предложить вам, тетушка, «Стеньку Разина» или «Красную Баварию».
– На что мне твой «Разин»! Мне для примуса.
– Для примусов ничего не держим.
– Что ж вы, черти полосатые!
– Попрошу вас, бабушка, не выражаться по матушке.
– Взять бы эту бутылку да по голове ваших кооператоров. Тут ждешь товару, а они пойла привезли…
– Пивка позвольте две дюжины.
– Горошку нет ли?
– Пивка!
– Пивка!
– Пивка!
– Пивка!
– Пивка!
– Пивка!
* * *
Вечером, когда станция утонула в пиве по маковку, единственно трезвый корреспондент сидел и при свете луны (в лампу нечего было налить) писал в «Гудок»:
«От имени служащих нашей станции М.-К.-Вор. ж. д. и косвенно от имени линии прошу «Гудок» понудить спящий учкпрофсож-5 и правление кооператива выехать на линию с продуктами. В противном случае в виде протеста выходим из добровольного членства кооперации».
Жирная луна сидела на небе, и казалось, что она тоже выпила и подмигивает…
Как, истребляя пьянство, председатель транспортников истребил!
Плачевная история
Из комнаты с надписью на дверях «Без доклада не входить» слышался треск.
Это председатель учкпрофсожа ломал себе голову, размышляя о вреде пьянства.
– Ты пойми, – говорил он, крутя за пуговицу секретаря, – что все наши несчастья от пьянства. Оно разрушает союзную дисциплину, угрожает транспорту, в корне подрывает культурно-просветительную работу как таковую и разрушает организм! Верно я сказал?
– Совершенно верно, – подтвердил секретарь и добавил: – До чего вы умны, Амос Федорович, даже неприятно!
– Ну, вот видишь. Стало быть, перед нами задача, как эту гидру пьянства истребить.
– Трудное дело, – вздохнул секретарь, – как ее, проклятую, истребишь?
– Нужно, друг! Не беспокойся: я вырву наших транспортников из когтей пьянства и порока, чего бы мне это ни стоило! Уж я придумаю.
– Вас на это взять, – льстиво сказал секретарь, – вы хитрый.
– Вот то-то.
И, сев думать, председатель подумал каких-нибудь 16 часов, но зато придумал изумительную штуку.
* * *
Через несколько дней во всех погребках, пивных и тому подобных влажных заведениях появилось объявление:
«Хозяева, имейте в виду, что транспортники не кредитоспособны. Так чтоб им ничего не отпускать».
Эффект получился, действительно, неожиданный.
* * *
– Здравствуй.
– Здравствуй, – хмуро ответил хозяин.
– Чего ж это у тебя такая кислая физия? Ну-ка сооруди нам две парочки.
– Нету парочек.
– Как нету? Ну, ты что, очумел?
– Ничего я не очумел. Деньги покажи.
– Ты смеешься, что ли? Завтра жалованье получу, отдам.
– Нет. Может быть, у тебя никакого жалованья нету.
– Ты спятил?.. У меня нету?! Да ты что, меня не знаешь?
– Очень хорошо знаю. Ты не кредитоспособный.
– А вот я как тебе по уху дам за эти слова…
– Ухо в покое оставь. Читай надпись…
Транспортник прочитал – и окаменел…
* * *
– Бутылочку пива!
– А вы кто?
– Тю! Не узнал. Помощник начальника станции.
– Тогда нету пива.
– Как нету, а это что в корзинах?
– Это касторка.
– Да что ты врешь. Вот двое твоей касторки напились, песни поют.
– Это не такие.
– Какие ж они?
– Они почище. Древообделочники.
– Ах ты, гадюка! Какое же ты имеешь право нас, транспортников, оскорблять…
– Объявление прочитайте.
* * *
– Здравствуй, Абрам. Материю принес. Сшей ты, мой друг, мне штаны.
– Деньги вперед.
– Какие деньги? У тебя ж объявление висит: «Членам союза широкий кредит».
– Это не таким членам. Транспортникам – шиш с маслом.
– Пач-чему???
– А вон ваш председатель развесил объявление в пивнушках…
* * *
– Манька! Беги в лавочку, возьми керосину на книжку… Ну, что?
– Хи-хи. Не дают.
– Как не дают?
– Так говорят: транспортникам, говорят, не даем. Они, говорят, не способны…
* * *
– Дай, Федос Петрович, пятерку до среды, в субботу отдам.
– Не дам…
– На каком основании отказываешь лучшему другу?
– Ты не кредитоспособный.
* * *
Через две недели по всей территории учкпрофсожа стоял вой транспортников. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы из дорпрофсожа не прислали в учкпрофсож письмо:
«Дорогой Амос Федорович! Уберите ваши объявления, к свиньям. Против пьянства они не помогают, а только жизнь портят.
Подпись».
Смутился Амос Федорович и объявления снял.
Праздник с сифилисом
По материалу, заверенному Лака-Тыжменским сельсоветом.
В день работницы, каковой празднуем каждогодно марта восьмого дня, растворилась дверь избы-читальни, что в деревне Лака-Тыжма, находящейся под благосклонным шефством Казанской дороги, и впустила в избу-читальню местного санитарного фельдшера (назовем его, хотя бы, Иван Иванович).
Если бы не то обстоятельство, что в день 8 марта никакой сознательный гражданин не может появиться пьяным, да еще на доклад, да еще в избу-читальню, если бы не то обстоятельство, что фельдшер Иван Иванович, как хорошо известно, в рот не берет спиртного, – можно было бы побиться об заклад, что фельдшер целиком и полностью пьян.
Глаза его походили на две сургучные пробки с сороковок русской горькой, и температура у фельдшера была не свыше 30 градусов. И до того ударило в избе спиртом, что председатель собрания курение прекратил и предоставил слово Ивану Ивановичу в таких выражениях:
– Слово для доклада по поводу Международного дня работницы предоставляется Ивану Ивановичу.
Иван Иванович, исполненный алкогольного достоинства, за третьим разом взял приступом эстраду и доложил такое:
– Прежде чем говорить о Международном дне, скажем несколько слов о венерических болезнях!
Вступление это имело полный успех: наступило могильное молчание, и в нем лопнула электрическая лампа.
– Да-с… Дорогие мои международные работницы, – продолжал фельдшер, тяжело отдуваясь, – вот я вижу ваши личики передо мной в количестве 80 штук…
– Сорока, – удивленно сказал председатель, глянув в контрольный лист.
– Сорока? Тем хуже… То есть лучше, – продолжал оратор, – жаль мне вас, дорогие мои девушки и дамы… Пардон!.. Женщины… Ибо чем меньше населения в данной области, как показывает статистика, тем менее заболеваний венерическими болезнями, и наоборот. И в частности сифилисом… Этим ужасающим бичом для пролетариата, не щадящим никого… Знаете ли вы, что такое сифилис?
– Иван Иванович! – воскликнул председатель.
– Помолчи минутку. Не перебивай меня. Сифилис, – затяжным образом, икая, говорил оратор, – штука, которую схватить чрезвычайно легко! Вы тут сидите и думаете, что, может быть, вы застрахованы? (Тут фельдшер зловеще засмеялся…) Хм!.. Шиш с маслом. Вот тут какая-нибудь девушка ходит в красной повязке, радуется, Восьмые, там, марты всякие и тому подобное, а потом женится и, глядишь, станет умываться в один прекрасный день… сморкнется – и хлоп! Нос в умывальнике, а вместо носа, простите за выражение, дыра!
Гул прошел по всем рядам, и одна из работниц, совершенно белая, вышла за дверь.