— Лорна? — Его голос, звучавший у самого уха, настойчиво звал. — Ты дышишь? С тобой все в порядке?
— Касим… — сонно проговорила она. — У меня такое странное ощущение…
— Проснись! Не смей спать! — Шейх встряхнул ее, и между ними посыпался песок. Яростная лавина песка погребала и душила их, поджаривая живьем в этой адской печи.
Девушка с усилием открыла глаза и очень близко увидела его лицо. Губы ее приоткрылись и утонули в его губах.
— Ты не должна спать, — строго повторил он.
— Касим, сколько это может продолжаться?
— Я не знаю, малышка. — Укрывая, он так близко прижал ее голову к своей широкой груди, что Лорна услышала биение его сердца. — Не бойся.
— Я… я всегда стараюсь…
— Да уж, ты всегда высоко держишь головку и смотришь мужчине прямо в глаза… Какой ветер! Прямо дьявольская буря!
— Бедный твой конь!
— Да! — мрачно сказал Касим. — Будем надеяться, что беднягу не сведут с ума этот ветер и песок, не то он может сорваться с привязи.
— Тогда нам придется туго.
— Да, и весьма. — Сильные руки нашли под плащом ее стройную талию. Девушка затрепетала, потрясенная своей собственной реакцией на это прикосновение.
— Все в порядке, — только и сказал он. — Я просто ослабил на тебе одежду, чтобы легче дышалось. Я же не чудовище какое-то и не собираюсь пользоваться таким моментом, если ты это подумала.
Она словно онемела, обессилев под натиском охвативших ее чувств. Только сейчас, в это мучительное, бурное мгновение, Лорна поняла, что откликнулась на его прикосновение потому, что была готова принадлежать ему. Душою, сердцем, всем своим непокорным существом она желала принадлежать этому человеку из пустыни, и оказывается вовсе не от него пыталась бежать, а от своей любви к нему.
Он все-таки заставил ее полюбить! Ворвался в ее сердце и покорил его с улыбкой победителя.
Любя его и ненавидя за то, что он играет с нею, словно укротитель с дикой тигрицей, Лорна боролась с его обаянием, которое уже начинало побеждать ее.
— Неужели ты никогда не спрашивал себя, почему я считала тебя скотиной? — со вздохом спросила она. И в ту же секунду почувствовала, как его руки сжали ее, а в следующую — поняла, что шейх загораживает ее от огромной тучи песка, которая свалилась на них, лишив возможности видеть, слышать, даже думать. Они оглохли, ослепли, задыхаясь под этим девятым валом песка.
Секунды… минуты… часы кружился над ними песчаный вихрь, погребая все глубже, а потом наступила грозная, звенящая тишина, словно захлопнулась крышка гроба, и Лорна со все возрастающей паникой ощутила, что воздуха не хватает и дыхание у нее прерывается…
С проклятиями, напрягая все свои необыкновенные силы, шейх пытался продвинуться вперед, пока песок наконец не начал смещаться. Лорна почувствовала, как на ее лицо падают капли пота с столица. Задыхаясь, едва не теряя сознание, она изо всех сил пыталась помочь, и тут головой и плечами он пробил песчаный барьер, и в отверстие хлынул благословенный воздух. Руками шейх расчистил еще немного места и выпихнул Лорну наружу.
Они лежали, задыхаясь и судорожно хватая ртом воздух; песок набился им в нос, рот и даже в горло. Вокруг царило странное безмолвие. По телу девушки пробежала судорога, и спасительные, облегчающие слезы потоком хлынули из глаз, оставляя на пропыленной коже светлые дорожки.
Касим поднялся на ноги и направился к коню; сказал что-то ласковое дрожащему животному и счистил песок, прилипший к вспотевшей шкуре. У него самого песок налип на подбородок и у глаз, что делало его похожим на черта.
— Благодари Ie bon Dieu,[51] что у нас сохранился конь, — сказал он. — Плестись до лагеря много миль по пустыне с одной бутылкой воды на двоих — это был бы далеко не пикник.
Лорна сморгнула слезинки с ресниц, все еще не в состоянии уловить смысл его слов. Пески обдувал резкий ночной ветер; с заходом солнца ушло и дневное тепло. Небеса были черны, а из-за ближнего бархана доносился вой шакала.
Шейх склонился над Лорной с бутылкой воды и заставил ее напиться. Вода смыла песок изо рта и освежила пересохшее горло. Он и сам сделал глоток, все время поглядывая на Лорну.
— Думаю, ночь мы отдохнем здесь, а рано утром отправимся в лагерь.
— В лагерь… — эхом повторила девушка.
— Да. — Его голос снова зазвучал словно острый кинжал. — Ты возвращаешься со мной, хочешь того или нет.
Она стащила с головы шеш, весь обсыпанный песком; ветер растрепал ей волосы и осушил глаза.
— Зачем же возиться со мной, если я испортила тебе охоту с твоим другом Каидом? Я ведь только женщина, меня легко заменить другой.
— Да, ты всего лишь женщина. — Шейх поставил ее на ноги и словно клещами сжал ей локти. — Но я еще не готов отпустить тебя, не готов, моя маленькая ледышка. Я еще не познал наслаждения видеть, как ты таешь. До тех пор мы будем вместе, иншаллах.[52]
— Знаю, так говорят в этой стране! — Лорна опять оборонялась от него, все еще потрясенная от радости что он здесь, радом и все еще желает ее. — Вы подчиняетесь только своим капризам, принц Касим.
— Вы обращаетесь ко мне, как рабыня к хозяину, — поддел ее шейх. — Называй меня просто по имени, без этого дополнения.
— Теперь буря закончилась, — произнесла Лорна, — а если я и говорила так раньше, то только из страха, — Так скажи сейчас, когда ветер стих и я уже не сражаюсь с песком, защищая нас с тобой.
— Касим…
— С твоим английским акцентом звучит немного странно.
Он улыбнулся, и его руки сомкнулись вокруг нее. Девушка вся напряглась, стараясь не выдать охватившей ее радости. Бессердечный! И неважно, что ее сердце забилось быстрее от его прикосновения.
— Несколько часов нам нужно отдохнуть, — сказал шейх. — А тебе нужно согреться. У нас в пустыне климат странный, да? Сейчас жарко, через минуту холодно… Совсем как женщина.
Лорна ощутила на своей щеке его теплое дыхание.
— Нет, не надо, — вскрикнула она, страшась своей реакции на поцелуй.
— Когда-нибудь, девочка моя, — он звонко рассмеялся, — мне удастся исторгнуть у тебя совсем другой крик. У англичан, видишь ли, есть одна слабость: они заканчивают тем, что начинают любить своих врагов.
— Любить? — Девушка все еще боролась и с ним и с предательской слабостью своего сердца. — Не понимаю, как ты осмеливаешься употреблять это слово, если для тебя оно не имеет решительно никакого смысла.
— Доведись тебе, mon ange,[53] хоть однажды разделить со мною любовь, ты перепугалась бы до смерти. Маленькая льдинка, ты и представления не имеешь, какой яростной может быть любовь мужчины и женщины.