Не иначе как чудом добираюсь до двери, с трудом поворачиваю замок, открывая дверь. Дальше она сама распахивается будто на слоу моушен, медленно, на грани реальности, и я чувствую, что падаю вниз. И жду удара об пол, но он не случается, меня подхватывают сильные руки.
Реальность качается вокруг меня, и в ту же секунду я чувствую знакомый запах, который окружает меня, забивается в ноздри и отравляет мозг.
- Ты приехал, - то ли говорю, то ли думаю я.
- Я приехал, - отзывается он, унося меня от двери в комнату, и спрашивает: - Ты врача вызвала? Какая у тебя температура? Горишь просто вся.
На что я только могу открыть глаза и посмотреть на него. Отчего он крепче прижимает меня к себе, и я слышу, как гулко стучит его сердце, отзываясь в моем теле бешенным ритмом.
- Не вызывала? – Не унимается он.
Прикрываю глаза, реальность уплывает. Память возвращается и подсказывает мне, что я бросила его, потому что его девушка ждет ребенка. Зачем он приехал?
Не осознаю точно, что происходит, наверно он находит градусник, и меряет мне температуру, нервничает, ругается, хлопает дверцами шкафчиков на кухне, потом приносит чай с лимоном и медом. Садится рядом со мной, как будто я маленькая девочка, и с чайной ложечки поит меня маленькими глоточками. Я морщусь, больно глотать, но он заговаривает мне зубы, увещевает:
- Давай, Кисунь, открывай маленький ротик, доставай язычок, соси лимон.
- Кисло, - морщусь я.
- Конечно кисло, - весело соглашается Саша и продолжает: - Теперь ложечку чая, он сладкий. Я скорую вызвал, у тебя температура выше сорока.
В подтверждение его слов в дверь звонят, он уходит открывать дверь, и я слышу, как он говорит в коридоре:
- Жена заболела. Температура сорок и один. Вот сюда пожалуйста мыть руки, а потом вот сюда в комнату. Лучшие лекарства выписывайте, деньги не проблема.
Когда, сделав мне жаропонижающий укол, бригада врачей уезжает, Саша склоняется надо мной, допаивает меня чаем, и хрипло произносит:
-Вирусная ангина, Кис. Ну ты меня и напугала. Не делай так больше, ладно? – и с усмешкой продолжает: - Но мне очень понравилось смотреть, как тебе делают укол в попу. Думаю, попросить у них рецепт на уколы. Буду сам тебе ставить. Ты такая беззащитная, вся в моей власти.
Распахиваю глаза, впиваясь в него взглядом. Не могу понять: он серьезно или просто хочет вызвать меня к жизни через мое удивление его наглости? Наверно все-таки второе. Если это так, то ему удалось. Сердце стучит возмущенно, и только то, что я и так красная от высокой температуры, позволяет мне не покраснеть от его слов.
Проваливаюсь в сон, а когда открываю глаза, шторы в моей комнате закрыты, не могу понять сколько сейчас времени, и с вырвавшимся стоном, начинаю нашаривать телефон на тумбочке. Через секунду в дверях появляется Саша, интересуется:
- Ты как, Кис? Жива? Сейчас чай сделаю. Врач сказал, надо побольше теплого питья. А ты спишь по пять часов, не стал будить. Лекарства привезли уже, сейчас будем таблетки пить, горлышко лечить.
- Ты что тут делаешь? – С трудом воссоздаю картинку сегодняшнего дня в памяти.
- Играю в твоего спасителя. Вообще-то я рассчитывал, что ты будешь благодарна за свое спасение. – судя по тону, он смеется, но в голосе проскальзывают нотки тревоги.
- Спасибо, - сиплю я, обдирая горло и от этого закашливаюсь.
- Молчи лучше, - он подходит, наклоняется ко мне, и как в детстве трогает губами лоб. Чертыхается и говорит: - Ты просто горишь. Требовать от тебя рассказа сейчас бессмысленно. Пей чай и спать. Я не уйду, не надейся. Поживу пока с тобой, может научишься мне доверять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Глава 40
Провела в постели два дня, которые слились в единый ком воспоминаний жара, боли в горле, тумана в голове, и чего-то еще неосознаваемого, какой-то тревоги что ли на самой грани сознания. Просыпалась, смотрела на закрытые днем и ночью плотные шторы, на царящий в комнате полумрак, неизменный стакан воды и лекарства на прикроватной тумбочке. Из кухни слышался приглушенный Сашин голос, когда он говорил по телефону, шум воды и хлопанье дверцами – значит готовит завтрак или обед. Как ни странно, эти звуки успокаивали меня, и я снова проваливалась в сон.
В пятницу вечером звонила Наташа, спрашивала, что принести и чем помочь, и пока я собиралась силами, чтобы что-то ей сказать, превозмогая боль в горле, Саша, стоящий рядом и наблюдавший за моими мучениями, мягко забрал телефон из моих рук и сказал в трубку:
- Наталья, добрый вечер, это Александр. Спасибо Вам за заботу, но не надо. Я сам все сделаю и организую. Да и вдруг Надежда заразная, опасно это вам, не стоит приходить.
На что верная подруга сначала поинтересовалась:
- А она точно не в заложниках? Почему сама не говорит со мной? Дайте ей трубку.
Но потом, когда он, закатив глаза, поднес трубку к моему уху, Наташка взорвалась своим фирменным:
- Вау, Надь! Ты молчи, ничего не говори. Я поняла, ты в заложниках, тебя не выпустит начальство из цепких лап. Так что я умываю руки и ухожу отдыхать. Звони если что. Ну и поправляйся побыстрей. Если хочешь, конечно, поправляться. При таком-то уходе. Я бы не захотела точно. – Голос становится мечтательным.
Смеемся обе. Верней, она смеется, а я обдираю горло рвущимся смехом, охаю от боли, морщусь и сипло выдавливаю из себя:
- Пока, потом позвоню.
К вечеру воскресенья жар немного спал. Я проснулась от рассерженного Сашиного голоса, мне было не разобрать слов, но по интонации стало и так понятно, что ругает кого-то на чем свет стоит. Подумалось еще, что не хотела бы я сейчас оказаться на месте его собеседника.
Приподнялась на подушках, и огляделась по сторонам, когда мой взгляд упал на место на моей постели, которая должна быть заправлена по моим представлениям. Только постель была расправлена и смята. С колотящимся сердцем я вдруг ярко вспомнила, что во сне ко мне прижимался Саша, гладил по волосам, шептал, что надо потерпеть и скоро боль пройдет, приносил лекарства или воды, клал на лоб свою холодную ладонь и обтирал меня влажным полотенцем.
Память услужливо разворачивает картину и дальше, до малейших деталей напоминая про Катю его и их общие планы на ребенка. Мне становится трудно дышать, но на этот раз не от боли в горле, а от боли разбившегося сердца. Поперхнувшись воздухом, закашливаюсь, и на этот звук Саша открывает дверь в комнату и просовывает голову. Прикрыв ладонью трубку, глуша звук для телефонного собеседника, он смотрит на меня, шепотом говорит:
- Погоди минутку, я сейчас освобожусь. – Кивает на телефон и снова скрывается в коридоре.
Но дверь так и остается приоткрытой, и я слышу окончание его разговора.
- Эвелина, я, кажется, ясно выразился? Мне такие болтливые на работе не нужны. Пособие тебе выплатили, билет до Москвы купили, как и твоей подруге Кате. Я вас обоих по-хорошему прошу: быстро улетайте обе. Просто на глаза мне не попадайтесь никогда! – Гремит его голос так, что даже я вжимаю голову в плечи. Но Эвелина видимо привыкшая, потому что она что-то отвечает ему, но Саша перебивает и ледяным тоном чеканит чуть ли не по слогам в трубку:
