«Явно не красавец», – сказали бы и степняки о Марцеллине. И были бы правы. Например, император Юлиан (331–363) считался в Византии явным красавцем. Его густую бороду, как пеплом, покрывали вши… Бесспорно, красота – вещь очень неоднозначная.
Сообщения Марцеллина об оружии кипчаков подтверждают находки археологов. Но не знаю, как тут обойтись без эмоций?
Шашка, конечно, не нуждается в оценках, ее достоинство перед тяжелым мечом очевидно: всадник рубит быстрее, чем пеший соперник мечом. А чтобы удар шашкой был резче, придумали стремена – опору для ног.
Любимым оружием у кипчаков был лук. Степняки стреляли великолепно. Луки различались по форме и по размеру. Воин сам прилаживал оружие «под свою руку». Обильную пищу для исследований дают наконечники стрел, они тоже были разнообразными: с трехлопастными головками, гарпунного типа, «свистящие» – с отверстием сбоку.
Лук степняка вошел в историю мирового оружия как «лук тюркского типа». Это – тяжелый лук, по европейскому наименованию. До полутора метров его размер. Чтобы выстрелить, требовалась сила. Зато стрела пробивала бронзовые доспехи неприятеля как яичную скорлупу… А тут как обойтись без эмоций? Не знаю.
Вооружение, приемы боя, атаки и отступления – вечная тема в изучении степной культуры. Постоянные войны, с которыми сроднился народ, требовали нового вооружения, и умелые кипчакские ремесленники не сидели без дела.
В Дешт-и-Кипчаке имелись города, куда запрещали приезжать иностранцам. Один из них, нынешняя Тула, назывался Толу (по-тюркски «полный», «колчан, набитый стрелами») или Толум (вооружение), в нем с V века жили кузнецы-оружейники. Город возник в районе реки Оки, там, где обнаружили железную руду. Такой же город был около нынешнего Белгорода. Существовали и другие, потому что кузнечное ремесло шло с Алтая вместе с тюрками по всей Евразии.
Мудрые правители были у кипчаков, прозорливые. Они создали сильную страну, с которой в IV веке познакомился европейский мир. Были в той стране будни и праздники, о которых европейцы не слыхивали.
Аттила, например, любил устраивать царские охоты, на них приглашались избранные, а участвовали – единицы. Охотились на конях. Медведей, кабанов, оленей били на скаку булавами или секирами. Собак на такой охоте не признавали – нечистое животное. Но больше всего поразила европейцев соколиная охота.
Сок-кол – по-тюркски «навести руку», беркут – «принеси добычу». «Навещающие руку» птицы на глазах удивленных греков творили чудеса. Тонким своим чутьем они выискивали уток, журавлей, поднимали их и накрывали влет. А потом возвращались на добрую руку хозяина.
А разве не заставляла содрогнуться слабонервных любимая забава кипчаков – медвежий бой? На огороженное место выпускали дикого медведя, и к нему выходил удалец с ножом в руке или рогатиной. В мгновение броска требовалось осадить зверя железом. Одним ударом, в самое сердце, чтобы собравшийся народ смог приветствовать победителя.
Так закалялись кипчакские воины! Так они забавляли себя.
За великую честь почиталось участие в кулачном бою, не каждого допускали к этой забаве. Бились себе в утеху. Начинали бой мальчишки, до первой крови. За ними сходились парни постарше, парами или стенка на стенку. И лишь потом, согревшись зрелищем, поднимались истинные бойцы. Упаси Бог, если кто-то нарушит священные правила кулачного боя, – не тешить ему больше себя никогда. За это и убить могли тут же, на месте.
Может быть, и не стоило бы столь подробно описывать быт царя Аттилы и его окружения, если бы читателю были известны хоть какие-то подробности о нем.
Пусть сегодняшние кипчаки видят и знают: не «дикарями-кочевниками» были их предки. Кочевниками были другие, те, которые позже вычеркнули степняков не только из истории России, но и из их же собственной истории.
Вот и стала Степь «проходным двором», сборищем дикарей и уголовников.
Аттила олицетворял собою Дешт-и-Кипчак, он тоже погиб из-за излишней доверчивости.
Кто была та красавица по имени Ильдико, на которую положил взгляд любвеобильный Аттила? Либо красавицу подослали римляне, либо действительно на все воля Неба. Словом, полководец в 453 году влюбился. А любовь не бывает без пира, без сладкой ночи.
Вот что пишет по этому поводу Иордан: «Ослабевший на свадьбе от великого ею наслаждения… он лежал, плавая в крови, которая обыкновенно шла у него из ноздрей, но теперь была задержана в своем обычном ходе и, изливаясь по смертоносному пути через горло, задушила его. Так опьянение принесло постыдный конец прославленному в войнах королю».
Сколько радости принесла смерть Аттилы врагам! Каждая буква Иордана дышит счастьем. А императору Маркиану в далеком Константинополе явилось в ту трагическую ночь видение. Император якобы увидел во сне сломанный лук Аттилы… Удивительные бывают стечения обстоятельств! Но, зная о прежних попытках покушения на Аттилу, в них почему-то не верится.
Законное сомнение. Иордан не сумел или не пожелал скрыть всеобщего ликования: «Настолько страшен был Аттила для великих империй, что смерть его была явлена свыше взамен дара царствующим…» Жестокое признание – читается через зеркало. Аттилу боялись, и даже трагедию его восприняли как дар.
От горя люди Дешт-и-Кипчака обезумели, нелепая смерть вождя подкосила их. По обычаю мужчины стали отрезать себе клоки волос и делать на лице глубокие надрезы. Умер великий воин! Его полагалось оплакивать не слезами, а кровью.
Степь утонула в трауре. В поле разбили шатер, куда поместили останки ушедшего полководца. Отборнейшие всадники день и ночь кружили вокруг шатра, отдавая дань памяти великому царю. Женщины на обряд оплакивания не допускались, их слезы и вопли могли потревожить сон воина.
После кровавого оплакивания началась «страва» (тризна), грандиозное пиршество. Это было фантастическое зрелище: похоронная скорбь смешалась с безумным ликованием.
Пышность обряда поразительна: умирая, царь должен видеть, что благополучие, оставленное им народу, не закончилось, счастливая жизнь продолжается.
Глубокой ночью тело предали земле. Останки положили в три гроба: первый – из золота, второй – из серебра, третий – из крепкого железа. Сюда же положили оружие, добытое в битвах с врагами, его фалеры (ордена) и украшения, которые Аттила не носил при жизни, но которые могли понадобиться ему на том свете.
Чтобы предотвратить мародерство, всех, кто знал место захоронения, убили, едва те вернулись, и они спокойно ушли в мир иной к своему повелителю.
Еще не закончился траур, как Рим и Константинополь спровоцировали междоусобицы. Оказывается, переизбыток наследников обременяет царство куда больше, чем их недостаток. У Аттилы было сто восемьдесят четыре сына, девочек не считали. И когда погиб старший сын Эллак, единственный наследник, римские и византийские войска знали, что делать дальше.
Все. Кипчакский полководец, великий царь Аттила, наводивший ужас на все империи Европы, ушел из этой жизни. Казалось бы, можно ставить точку в его биографии.
Однако – рано! Осталось наследство Аттилы: его победы, его место в истории Европы. Где ж тут быть покою…
В 1858 году в России вышла книга с выразительным названием «Аттила и Русь IV–V веков». Ее автор, профессор А. Ф. Вельтман, глазом не моргнув, на двухстах с лишним страницах утверждал, что Аттила… был русским. А Дешт-и-Кипчак – Русью. Это не шутка. Такая книга есть. Ее идею повторили другие русские историки. И даже солнце не поблекло над Россией.
Нет, что бы ни говорили, а история России – загадка для ума. Великая загадка.
Мир Великой Степи
Самые ранние рунические надписи, найденные в Европе и отнесенные к готским: наконечник копья из овеля (Волынь, IV век) и золотое кольцо из Пьетроассы, датируемое 375 годом. Попытка их прочтения на древне-тюркском показывает вполне конкретное: «Побеждай, приобретая славу! Отбирай покой»; «Богоподобный каган, воскресни! Победи неприятеля. Стань лучником!»
Часть 1
В присвоении лавров кипчаков русские не одиноки. Этот лакомый кусок, бесхозно лежащий на дороге Времени, притягивал и других. Первыми, кто заявил на него свои права, были германцы, сделавшие историческое лицо (царя кипчаков Аттилу) своим национальным героем, персонажем литературных произведений. Его именем названы горы.
Это уже серьезно! Подумать только: потомки кельтов, которых нещадно громил Аттила, назвали его своим национальным героем. А тюрки не помнят его.
Атли, Этцель – такие имена получил кипчакский полководец в германо-скандинавских былинах и сагах. Однако будем справедливы: лишь у южных германцев, например в «Песне о нибелунгах» или в песне «Вальтарий», Аттила воспевается как могущественный монарх, который в силу своего великодушия позволяет себе и слабость, и нерешительность. Так, он пассивно наблюдает за интригами во дворце, не спасает от гибели сына и жену. И его за это не осуждают, а, наоборот, восторгаются им.
