Я улыбнулась, представив это. Возможно, это не самое лестное сравнение, которое может сделать парень (не должны ли парни сравнивать нашу кожу с молоком, а щеки с розами?), но что я вообще знаю о парнях? Мама всегда запрещала мне общаться с ними. И всё же я была здесь, сидела рядом с одним из них, а вокруг ни души. Я улыбнулась, подумав, что мама не одобрила бы это, но Тилли бы мной гордилась.
И я почти не испытывала неловкости. На самом деле я чувствовала себя комфортно в гнезде из железа с видом на долину реки, простиравшейся перед нами. Солнце уже опустилось за горы, перекрасив их тёмные холмистые склоны в фиолетовый и синий цвета. Облака за горами всё ещё оставались сиреневыми, бледно-синими и серебристыми. Гудзон мерцал таинственным свечением, как будто содержал тайны, которые стремительно нёс к океану. Странно было думать, что это та самая река, которую я видела из окон городских квартир, в которых прожила всю свою жизнь. Теперь я понимала, почему мама всегда находила нам жилье с видом на Гудзон: река была нитью, которая соединяла её с Блитвудом. Теперь это была нить, которая связывала меня с моей старой жизнью.
Я ответила Натану:
— Думаю, что я привыкла к высоте. Я забиралась по пожарной лестнице на крышу, когда мне нужен был глоток воздуха. В городе это единственное место, где можно побыть одной и подумать.
— Да, к тому же пожарные лестницы бывают полезны, когда нужно сбежать от полиции или ревнивого мужа.
Я взглянула на него. Он сворачивал сигарету, не поднимая взора. Теперь, когда солнце село, его лицо вновь побледнело, и я заметила синяки у него под глазами.
— В каких таких местах вам приходилось убегать от полиции, мистер Бекуит?
— Ну, мисс Холл, это не для женских ушей, но есть определённые заведения, которые-то и являются источником особых эликсиров.
— Ты имеешь в виду притоны для курильщиков опиума.
Он был так поражён, что выронил бумагу, из которой скручивал сигарету. Она проскользнула между ячейками металлической решётки, была поймана ветром и унесена в сторону реки, где появлялись первые вечерние краски.
— Что ты знаешь об этих местах? — спросил он.
— Мы с мамой прожили год в Чайнатауне, и такое заведение было в нашем доме. Модные экипажи и такси привозили ночью мужчин и женщин, которые прикрывая лицо, проникали внутрь здания. Позже, уходя, они не трудились скрывать свои лица. Они всегда выглядели так, словно ходили как во сне. Я наблюдала как одни и те же люди приходят и уходят в течение месяца до тех пор, пока их лица не изменялись до неузнаваемости и они не начинали выглядеть так, словно находились в ночном кошмаре… тогда-то они и переставали приходить. Иногда приезжала скорая…
— Стоп! — вскрикнул Натан, вскинув руки. — Я никогда не пойду туда снова. Ты хуже, чем исправительный дом.
— Я не пытаюсь исправить вас, мистер Бекуит, — сказала я, постаравшись не улыбаться, когда взглянула на его покрасневшее лицо. — То, что ты делаешь — это твоё личное дело. Уверена, что если ты принимал опиум, то у тебя на это была причина. Моя мама всегда говорила, что мы должны пожалеть бедные души, которые пришли туда, поскольку что-то причинило им страшную боль и они пришли, чтобы её забыть… — мой голос затих, когда я подумала о матери, пившей опиум в последние месяцы её жизни.
Какую же боль она пыталась забыть?
Медленно я стала осознавать, что Натан смотрит на меня широко раскрытыми глазами, похожими на серебристые диски, отражавшие сиреневый вечерний свет. В гаснущем свете дня я увидела, что синяки под его глазами были тёмно-сиреневыми, такого же цвета как и тени под его скулами и на горле, выглядывающем из-под расстёгнутой рубашки. Вечерние тени, казалось, скользили по его коже, угрожая забрать его. Ветерок от реки, пронизывал так, словно прибыл прямо из своего ледяного верховья в северных горах, он затрепал светлые волосы Натана, и мы оба задрожали.
Я вспомнила, что Сара говорила о детстве Натана без отца в Блитвуде, и это могло быть причиной его плохого поведения в школах. Что он здесь видел? И почему он был так заинтересован исчезновением из школы моей мамы? Выглядел он так, словно канул в тени. Мне хотелось протянуть руку и схватить его, дабы удержать от падения, но потом он заговорил столь же резко, как и вечерний воздух.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Какая удивительная фантазия у вас, мисс Холл. Могу уверить вас, что посещаю только места для птенцов… подобно вашей какао-вечеринке, на которую вы, кстати, опоздаете, если не поторопитесь.
— О, да, — сказала я, поняв его намёк.
Мне удалось шокировать даже этого невежду. Сара Леман была права: мне лучше не раскрывать свою историю в Блитвуде. Я подобрала юбки и вылезла обратно в окно. Оказавшись на лестничной площадке, я обернулась, чтобы пожелать спокойной ночи Натану Бекуиту, но решила ему не мешать. Теперь он выглядел совсем потерянным в тени.
***
Войдя в комнату, после пронзительного ветра на козырьке, жар огня пленительно манил меня. У камина собрались пять девушек.
— Ты здесь! — вскрикнула Хелен, вскочив на ноги и бросившись через всю комнату. Она вознамерилась втащить меня в девичий круг. — Ты, должно быть, заблудилась, ища Кам, Беатрис и Долорес. И посмотри, нам не пришлось их приглашать. Они пришли сами!
Она стиснула мою руку, и её глаза широко распахнулись при взгляде на меня. Очевидно, появление Натана, должно было, остаться нашим маленьким секретом, как и тот факт, что у неё не было никакого желания приглашать этих трёх девушек на нашу какао-вечеринку.
— Мы просто подумали, что вместе веселее, да, Долли? — сказала Кам, похлопав Долорес по спине так, что та пролила молоко из ведра, которое держала над огнём. — А это значит, что мы можем объединить наши трофеи. У Би и Долли есть прекрасные конфеты из Вены, а у меня есть печенье, которое мама приготовила мне в дорогу. Я с трудом съела кусочек, я была так взволнована, поскольку впервые ехала на поезде. Вы хотите услышать какие штаты я проехала?
— Мы только что рассказывали как пришли к тому, чтобы стать Блитвудскими девушками, — перебила Хелен. Я заметила, что её напрягали манеры Кам: — Камилла из Техаса, из фермерской семьи. Она рассказывала нам насколько они богаты, — она распахнула глаза, словно пребывала в ужасе от того, что кто-то так открыто говорил о деньгах. — Конечно, Ава и я наследницы, как Долорес и Беатрис, но Дейзи здесь, потому что её учительница в школе присмотрелась к ней. Разве это не интересно?
Дейзи сделала паузу в приготовлении какао и посмотрела на нас, покраснев.
— Я бы не сказала, что именно она что-то усмотрела во мне. Моя учительница музыки, мисс Бейнс, была выпускницей Блитвуда. Она подумала, что я должна быть здесь, и поэтому комитет Блитвудских женщин появился в Канзас-Сити, с целью взять у меня интервью. Это было самое эксцентричное интервью.
— Почему? — спросила я с нетерпением.
Интересно видела ли Дейзи, как интервьюеры превращаются в ворон?
— Они задавали мне очень много вопросов по латыни — я всегда была хороша в языках, мама говорит вся причина в том, что у меня есть музыкальный слух — но потом они завязали мне глаза, заставили меня слушать звоны и объяснять на что они похожи.
— Боже! — воскликнула Кам. — Они мне тоже завязали глаза и заставили стрелять из лука. Я неплоха в этом, но никогда не стреляла с завязанными глазами. Это было странно, но я каждый раз попадала в яблочко.
— Самое любопытное, — сказала Беатрис, прищурив глаза в адрес Кам. — Папа говорит, что комитет ищет учеников с особыми навыками. Если бы были только дети выпускников, Блитвуд был бы достаточно устаревшим. Вы свежая кровь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Моя мама говорит, что древняя кровь лучше, — сказала Хелен. — Ммм… какао пахнет так словно почти готово. Налить? Я всегда разливаю чай.
Никто не возражал, чтобы Хелен разлила дымившийся пенистый шоколад по кружкам с изображением колокола и пера.
— Все мы здесь не без причины, — ответила Беатрис, подув на свой горячий какао.
