в незнакомый город – он уже завел себе любимый парк. И тому подобное дерьмо. Только его мотало по приемным семьям, так что каждые несколько месяцев приходилось все начинать сначала.
– Это что, вдохновляющая история, как он нашел свой истинный дом в самом себе?
Амос по обыкновению на секунду замер, потом взглянул виновато.
– В итоге он пристрастился к самодельной наркоте и потихоньку расплавил себе нервную систему. Так что нет, это не о том. Я хотел сказать, что не тебе одной тяжело расставаться, переходить к новому. Не знаю.
Думал, вдруг тебе от этого полегчает.
– А тебе?
– Мне здесь хорошо, – сказал он. – Но, пока сюда добрался, было не больно приятно. Тебе бы не понравилось.
Они минуту помолчали. Рукав у нее еще не просох.
Липнул к руке.
– Я злюсь, – сказала она.
– Знаю.
– Меня как будто вышвыривают. Убирают, как помеху какую-то.
– Я тебя понимаю.
– Как будто им все равно, кто я и чего мне хочется. Я понимаю, что это бред. И уж точно – преувеличение, но это сидит как заноза, и не выковыряешь. Сидит, цепляет нервные окончания, и, как заденешь, каждый раз больно.
– Да…
Она посидела, прислушиваясь к стуку крови в висках, к сумятице мыслей.
– Я на самом деле не на капитана злюсь, да? На отца.
– Может, тебе школа пойдет на пользу, Кроха. Уж всяко здоровее, чем сидеть на ветхом военном корабле, где ни одного сверстника поблизости.
– А мне здесь нравится. И тебе нравится, что я здесь, верно?
– Нет, – сказал Амос. – Я не хотел бы, чтобы ты осталась.
Лучше бы он пнул ее в живот.
– Но…
– Слушай, Кроха, я не раз видел, как умирают люди. Бывало, и друзья. Я почти привык. Но видеть, как умрешь ты, не готов. А ты умрешь, если останешься здесь, на корабле. Такой уж это корабль.
– И Джим то же говорит, – сказала Тереза.
– Вот как? Ну, мы с ним во многом сходимся.
– А мне вы кажетесь очень разными.
– Так и есть.
– Вы будете сражаться за спасение человечества. А я – думать о заданиях по алгебре?
– Ну а вдруг тебе повезет: мы победим – и алгебра в жизни пригодится. Потом пройдет лет двадцать-тридцать, и снова появится что-то такое, что грозит всем смертью, вот ты этим и займешься.
Она не собиралась плакать. И печалиться тоже. Амос склонился над ней, обнял большими жилистыми руками. На ощупь он был удивительно горячий, как будто температурил. Она прижалась к нему и все-таки расплакалась.
* * *
Сразу после посадки она попрощалась с Алексом и Наоми. Они сели поодаль от школы, чтобы не повредить территорию, так что от старой жизни к новой предстоял еще небольшой пеший переход. Тереза старалась об этом не думать. Проще было притвориться, что она еще вернется на корабль. Что ей не придется начинать жизнь заново. А что она идет куда-то, переставляет ногу за ногой, ничего такого не значит.
Джим с Амосом пошли с ней – удостовериться, что все в порядке, но она видела: большей частью мысли у них заняты объявившимся кораблем. Они, как охрана здания Государственного совета, надели легкую броню и взяли личное оружие. У нее был только ранец с парой сложенных корабельных комбинезонов и собачьим кормом на несколько дней. Ондатра рысила рядом, тревожно поглядывая то на Терезу, то на Амоса.
Небо здесь было просторное, синее, с кучевыми облаками на горизонте. Перед ними открывалась долина – плавные изгибы, созданные эрозией, ветром и растениями. Местные растения были все высокими и тонкими, стояли как трехметровые заросли голубоватых травинок. Ветер в них шуршал радиопомехами. Школьная территория выделялась на окружающей местности ровной разметкой и прямыми углами. Пахло здесь раскаленным металлом.
И никого не было.
– Учебный год начинается через две недели, – сказал Джим. – Ты, может быть, первой поспела.
– Это же интернат? – спросила Тереза.
– Все равно у них между полугодиями бывают каникулы. В смысле, разве нет?
Амос пожал плечами.
– В моем кругу мало кто учился в частных школах.
Нас ждут?
– Финли знает, что мы собирались, но Наоми требовала строгого радиомолчания. На всякий случай, понимаешь?
– Ясное дело, – откликнулся Амос.
Главная дорожка была посыпана мелким щебнем – светло-серым с розовыми, голубыми и золотистыми искорками. В стороне от дорожки стояла бездействующая «землеройка». Ее широкие гусеницы оставили полуметровый след. Потревоженная почва была темной, влажной. Солнце еще не успело ее высушить. Амос неопределенно улыбался и походил на наслаждающегося видами туриста. А Джим вроде бы напрягся.
Они дошли до главного двора между трехэтажными зданиями. Просветы между ними были укрыты навесом. На камне фонтанов остались минеральные натеки – там, где, когда фонтаны работали, текла вода.
Тереза все это знала по описаниям школы. Сочетание светлого дерева со стеклом могло быть очень интересным с архитектурной точки зрения, а ей представлялось просто неестественным. А вот улыбчивых ребят и серьезных наставников в кампусе не было. Ондатра, заскулив, прижалась к ноге хозяйки.
– Да, собачина, – обратился к ней Амос, – и у меня тоже шерсть дыбом.
В десяти метрах перед ними отворилась двойная дверь главного здания, из нее вышла женщина. Она держала руки по бокам, раскрытые ладони были пусты. Высокая женщина с длинными руками и ногами, с высокими скулами, темноглазая, с туго натянутой на лице кожей, она походила на деревянную статуэтку. Возраста Тереза бы не угадала, зато узнала форму лаконского десанта.
Джим тихо выругался.
– Я без оружия, – сказала женщина.
И манера говорить была Терезе знакома. Офицерский голос. Отрывистая речь и уверенность в повиновении. Дворец ее отца был полон такими голосами.
– Я вам не угрожаю. Не создавайте напряженности.
– Что вы здесь делаете? – громко, чтобы слышно было через двор, спросила Тереза. – Вы знаете, кто я?
Амос взял ее за плечо и ласково потянул назад. Джим смотрел круглыми глазами, в лице ни кровинки. Не будь это лицо так спокойно, она бы решила, что у него паническая атака.
– Да, я тебя знаю, – сказала женщина. – Ты Тереза Дуарте. Я – полковник Танака, лаконский десант. А вы, если не ошибаюсь, капитан Холден. Должна сказать, вы меня удивили. Была уверена, что вы передадите ее на другой корабль. Яйца, корзины… сами знаете.
Джим молчал. Окаменел. Ох, подумала Тереза, у него и вправду будет паническая атака.
– Я никому здесь не желаю зла, – продолжала Танака. – Мне нужна помощь этой девочки.
– Я здесь по собственному желанию, – отозвалась Тереза. – Если отец…
– В данный момент я куда лучше тебя осведомлена о состоянии твоего отца, – отрезала Танака.
Амос сунул руку в карман, будто бы лениво почесал бедро сквозь
