– Так бензина же нет, – возразил было Матвиенко.
– Найдешь, – рявкнул на него лейтенант, – понятно?
– Понятно, – сержант хлопнул Клочкова по плечу. – Поехали, Конан Дойл.
* * *
Я неслась по трассе со скоростью сто километров в час и едва успевала краем глаза схватывать быстро меняющийся заоконный пейзаж. Настроение было ни к черту. Я возвращалась из Карасева, где провела четыре дня, вдосталь наговорившись с моей словоохотливой и по-деревенски наивной мамой и школьными подругами. Странным было то, что эта поездка на родину, предпринятая в качестве неотложной меры по оказанию себе срочной психологической помощи, повергла меня в еще большую депрессию. Я поняла, вернее, почувствовала, насколько чужой и скучной стала для меня размеренная и непритязательная полусельская жизнь.
Первый день прошел еще вполне сносно, я бы даже сказала, весело: взаимная искренняя радость встречи, длительное застолье, знакомый деревенский говор, местный колорит, свежие новости о том, кто на ком женился, кто кого родил, протяжные, с чувством исполненные песни и, конечно, всяческие солености, которые я смерть как люблю.
Но последующие три дня явились для меня настоящей пыткой. Поначалу я хотела просто отдохнуть, возродиться, выражаясь фигурально, из пепла городской суматохи и отчужденности, почитать, просто расслабиться. Но провалявшись полдня на постели под неусыпным контролем моей матушки, каждые десять минут интересующейся, не принести ли мне чего-нибудь поесть, не налить ли молока, не заболела ли я и отчего хандрю, я поняла, что издергаюсь и свихнусь в Карасеве окончательно, что неспешный ритм здешней жизни не для меня, что отдыхаю я только в процессе работы, но той, которая мне действительно нравится.
И вот я села в свою «Ладу» и отправилась в Тарасов, собираясь окунуться с головой в хорошо знакомую мне суматоху в редакции. Хотя запарок уже давно не было. Скорее наоборот, все шло из рук вон спокойно, и в последнее время я все чаще и чаще зевала на рабочем месте в ожидании авантюрного лакомства.
Ждала, пока не впала в депрессию и квазилетаргию. Дай, думаю, родной Карасев навещу, отдохну, развеюсь. Так нет же – и там заскучала.
Ну так чем же ты тогда недовольна – ты ведь мечтала вернуться в Тара…
Противное пиликание моего сотового заставило меня отложить внутренний монолог на неопределенный срок.
– Слушаю, – вяло отозвалась я на пронзительную ноту аппарата.
– Оля, привет, как отдыхается? – узнала я сочный певческий голос моего заместителя.
– Отлично, – соврала я и насторожилась, как собака, почуявшая дичь. – Что-то случилось?
Номер моего мобильного был известен не многим людям, да и их я просила беспокоить меня только в особо важных случаях. Сергей Иванович Кряжимский, зам главного редактора еженедельной газеты «Свидетель», то есть мой, естественно, входил в это число и попусту беспокоить меня бы не стал.
– Оленька, здесь один товарищ пришел, говорит, что оказался свидетелем убийства в пригороде Тарасова, я бы сам с ним пообщался, но это вроде бы по твоей части. Что ему сказать?
В трубке повисло напряженное молчание.
– Почему он не обратился в милицию?
– Да в том-то и дело, что он только что оттуда. Он долго убеждал их поехать с ним на место преступления, а когда они туда приехали, то ничего там не обнаружили. Вот такое странное у товарища сообщение.
– Ладно, Сергей Иванович, узнайте у этого свидетеля, в чем там суть, и скажите, чтобы пришел часа через полтора-два, к этому времени я уже буду на месте.
– Хорошо, Оля, я понял.
Сергей Иванович повесил трубку, а я прибавила газу, радуясь предстоящей встрече со своими сотрудниками и уже успевшему наметиться делу. Но все-таки до самого города меня не покидало ощущение какой-то нервозности.
«Чем же ты сейчас недовольна?» – язвительно переспросила я себя, когда отутюженное слепящим солнцем небо пересекла горизонтальная дорожная вывеска: Тарасов.
Гибэдэдэшник многозначительно кивнул мне, как бы давая понять, что и он, палимый и гонимый (мысленно, конечно) большей частью автомобилистов мент, простой, покрытый пылью парень, кое-что смыслит в женских прелестях. Я улыбнулась в ответ уголками губ и тут же перевела взгляд на поблескивающую разноцветными крышами и капотами автодорогу.
Мне не привыкать к мужскому вниманию. А уж когда, имея такую сексапильную внешность, ты сидишь за рулем и с пренебрежительно-хладнокровным прищуром кидаешь взгляд то направо, то налево – тут уж действительно чувствуешь себя королевой.
Но жуть как не люблю, когда мне возбужденно и зычно сигналит какой-нибудь небритый доморощенный ковбой на старом «жигуленке» или грузный, потный дальнобойщик. Знаю я их плотоядные усмешечки да пошлые призывы заняться сексом прямо на обочине. Насмотревшись фильмов про американских коллег, они, наверное, думают, что это очень круто – грубым пропитым басом крикнуть проезжающей красотке: «Давай потрахаемся!»
«Проехали, дружок», – обычно шепчу я одними губами таким типчикам.
Ну вот, я снова в Тарасове, как будто и не уезжала никуда отсюда. Солнце все так же сияет в голубом небе, правда, несколько нежнее, чем раньше, – конец августа все-таки.
Последние кварталы до редакции тянулись особенно медленно, светофоры, как назло, светили красным, а пешеходы лезли прямо под колеса.
Теперь, наконец-то, все. Я выбралась из машины, с удовольствием разминая затекшие ноги. В редакции подошла к двери с табличкой «Главный редактор еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга Юрьевна» и открыла ее.
Мокрая, как курица, Марина, прижимая одной рукой тряпку к затылку, зажав щетку в другой, пыталась замести осколки разбитого кувшина. Сцена, конечно, была комичной, но что-то в облике моей секретарши было такое, что смеяться мне сразу расхотелось.
– Привет, что случилось? – я прошла в приемную, вперив в Марину вопросительный взгляд.
– Ой, Ольга, привет, – Марина явно обрадовалась моему приезду, но появившаяся на ее лице улыбка тут же превратилась в гримасу боли.
– Да что с тобой? И где Сергей Иванович?
– Сергей Иванович пошел обедать, – начала она, прижимая тряпку к голове. – Я осталась здесь одна и решила заварить себе кофе…
– Да брось ты эту щетку, – я забрала у нее орудие совсем не секретарского труда и усадила ее в кресло. – Вот теперь рассказывай.
– Так я почти все уже тебе рассказала, – она снова поморщилась. – Я насыпала в чашку кофе, подошла к чайнику и тут услышала, как открывается дверь. Ну, я подумала, Сергей Иванович вернулся. И вдруг ба-бах – искры из глаз, все потемнело, и я отрубилась. Очнулась – вся мокрая – лежу на полу посреди осколков от кувшина, башка разламывается, – Маринка шмыгнула носом и разревелась. – Что же это такое?
– Разберемся, – я наклонилась к Маринкиной голове. – Дай-ка я сначала посмотрю, что у тебя с головой.
Я попыталась снять ее руку с головы, но Маринка заорала еще громче.
– Да не ори ты, ради бога, – прикрикнула я на нее, – или сейчас вызову «скорую».
Иногда даже окрик успокаивает лучше, чем терпеливые увещевания. Маринка хоть и была моей подругой, но относилась ко мне, как к своему начальнику, и к тому же до смерти боялась врачей. Поэтому, когда я убрала с затылка ее руку с тряпкой, она уже не сопротивлялась, а только тихонько поскуливала, как щенок.
Ничего, в общем-то, страшного – раны нет, но огромная шишка выросла уже размером со сливу. Главное – чтобы не было сотрясения.
– Ну что там? – жалобно спросила Маринка.
– Жить будешь, – ответила я, меняя ей влажную тряпку. – Тебя не тошнит?
– Кажется, нет.
– Тогда все в порядке.
Я уже ссыпала осколки кувшина в корзину для бумаг, когда в редакции появился Сергей Иванович.
– Оленька, – обрадованно воскликнул он, – с приездом, как отдохнула?
Я еще не успела ответить, как он, взглянув на Марину, державшую руку на голове, поинтересовался:
– Что это с тобой?
– Кто-то ударил ее кувшином по голове, – ответила я за нее. – Посмотрите, ничего не пропало?
Удивленный Сергей Иванович прошел в мой кабинет и тут же вернулся, необычайно взволнованный.
– Исчезли фотографии, которые принес Дима Клочков… Ну тот, про которого я тебе говорил по телефону.
– Понятно, – протянула я. – Значит, кто-то не хотел, чтобы мы их увидели. Видимо, на них изображено действительно что-то такое, что может изобличить преступника. По крайней мере, он так думал. А где этот герой войны? – посмотрела я на Сергея Ивановича.
– Я думал, он уже здесь, – растерянно произнес Кряжимский, – разве он не приходил?
Я вопросительно посмотрела на Марину.
– Нет, никого не было, кроме… – она поморщилась.
– Та-ак, – я начала расхаживать по приемной, – кажется, дело начинает принимать серьезный оборот. Сергей Иванович, – встав посреди комнаты, я повернулась к Кряжимскому, – Клочков оставил свой телефон?
