– О, Марилла, я догадалась по вашему лицу, что вы вернулись ни с чем! – грустно сказала она. – Итак, миссис Берри не прощает меня?
– Миссис Берри? Какое там! – мрачно сказала Марилла. – Из всех женщин-мастеров алогизма, которых я знаю, она – самая выдающаяся. Я же сказала ей, что произошла ошибка, и вы ни в чём не виноваты, но она просто… мне не поверила! И опять прицепилась к моему вину из смородины и припомнила, что я-де говорила, что оно совершенно безобидное. Тогда я холодно пояснила, что оно не предназначено для того, чтоб его глушили по три бокала за один присест. А если ребёнок тянется к вину, надо задать ему хорошую взбучку!
С этими словами Марилла удалилась в кухню, сильно обеспокоенная, оставив на крыльце обезумевшую от горя девочку, которая стояла в холодных осенних сумерках с непокрытой головой. Но вот она твёрдо решила действовать, и пошла вниз, по полю сухого клевера, по мосту из брёвен, через ельник; бледная маленькая луна низко висела над лесами на западе и слабо освещала путь. Миссис Берри, подошедшая на робкий стук отворить дверь, узрела перед собой маленькую просительницу с побелевшими губами и глазами, полными мольбы. Девочка не решалась переступить через порог, впрочем, ей и не предлагали пройти в дом…
Лицо миссис Берри ожесточилось. У неё были свои предубеждения и антипатии. Неприязнь сжигала её холодным огнём и длилась долго; с ней трудно было бороться… И, конечно, в ней прочно укоренилась мысль о том, что Энни напоила Диану по собственному умыслу, поэтому она твёрдо решила огородить свою девочку от её пагубного влияния.
– Что вам угодно? – холодно спросила она.
Энни всплеснула руками.
– О, миссис Берри, умоляю, простите меня! Я не собиралась… доводить… доводить Диану до состояния опьянения. Разве я смогла бы? Только представьте себе, что вы – это не вы, а бедная, маленькая сиротка, которую добрые люди приютили… У неё никого в целом мире нет, кроме одной лучшей подруги! Вы бы могли нарочно заставить её мучиться? Я-то думала, что это была малиновая наливка! Я в этом просто была убеждена… Нет, нет, только не запрещайте Диане играть со мной! Если вы это сделаете, – жизнь утратит для меня всякий смысл.
От подобных речей могло растаять, как воск, доброе сердце миссис Линд; на миссис Берри же они не произвели ни малейшего эффекта, но вызвали в ней ещё больше раздражения. Ей показалось, что Энни нарочно употребляет «взрослые» слова и драматичные жесты, чтобы подшутить ещё и над ней. И она сказала жестоко: «Вы такая, что Диане с вами нечего знаться. Ступайте домой, и научитесь вести себя!»
У Энни задрожали губы.
– Можно мне, проститься с Дианой? – взмолилась она.
– Диана уехала в Кармоди со своим отцом! – бросила миссис Берри, захлопывая дверь и уходя в дом.
Энни возвратилась в Грин Гейблз в полном отчаянии.
– У меня не осталось никакой надежды! – посетовала она. – Я была у них, и видела миссис Берри, которая держала себя со мной вызывающе. Марилла, не думаю, что она – благовоспитанная леди. Единственное, что остаётся мне – это горячо молиться. Хотя едва ли молитва здесь подействует: вряд ли сам господь обратит к истине такое упорствующее в своей неприязни создание, как миссис Берри.
– Энни, вы не должны говорить подобных вещей! – оборвала её Марилла, жестоко подавляя всё возраставшее, неблагочестивое желание расхохотаться, которое она снова обнаружила в себе. Но уж она вволю нахохоталась, когда вечером рассказывала Мэтью историю о страданиях юной Энни…
Но когда она поднялась в комнатку Энни в восточном крыле перед отходом ко сну, то обнаружила, что безутешный плач девочки сменился тяжёлым сном. Непривычная волна нежности разгладила морщинки на её лице.
– Бедняжка! – прошептала она, убирая выбившуюся прядь волос Энни, упавшую на залитое слезами лицо. Затем она склонилась над подушкой и поцеловала спящую в горячую щёку.
Глава 17. Новый интерес в жизни
На следующий день Энни, склонившаяся над рукоделием у кухонного окна, случайно выглянула и увидела… Диану, таинственно махавшую ей рукой у Потока Дриады, внизу. В одно мгновение ока она выскочила из дома и помчалась в лощину, полная счастливого изумления, с сиявшими безумной надеждой глазами. Но от надежды не осталось и следа, когда она увидела удручённое лицо Дианы.
– Ваша мама так и не смягчилась? – спросила она на одном дыхании.
Диана печально покачала головой.
– Нет! Она сказала, чтобы я и близко к вам не подходила. Я плакала и плакала, но всё бесполезно. Я ей говорила, что вы не виноваты! Всё, что удалось сделать, это упросить её отпустить меня… проститься с вами. Она согласилась с тем условием, что ровно через десять минут я вернусь, и она следит по часам!
– Разве десяти минут достаточно, чтобы навсегда проститься с лучшей подругой, – со слезами сказала Энни. – О, Диана, обещаешь ли ты мне честно никогда не забывать меня, сколько бы близких друзей у тебя не было в дальнейшем?
– Да, я обещаю, – всхлипнула Диана, – и никогда у меня не будет более близкой подруги; не полюблю никого так, как я люблю тебя!
– О, Диана, – зарыдала Энни, всплескивая руками, – так вы любите меня?
– Конечно, неужели вы не знаете об этом?
– Нет, – Энни глубоко вздохнула. – Я-то думала, что просто нравлюсь вам, но и не надеялась на вашу любовь! Никто никогда не любил меня, сколько я себя помню. О, это чудесно! Это луч, которым ты, Диана, освещаешь узенькую тропинку моей жизни, окутанную кромешной мглой. Скажи эти заветные слова ещё раз!
– Я преданно люблю вас, Энни! – от души повторила Диана. – И всегда буду, не сомневайтесь в этом!
– И я тоже навсегда сохраню свою любовь к тебе, Диана, – тихо и очень серьёзно произнесла Энни, простирая свою руку. – Года пройдут, но память о тебе будет, подобно яркой звезде, освещать мою одинокую жизнь! Помнишь, это слова из той книги, которую мы читали вместе? Диана, в знак вечной дружбы, в этот торжественный момент, когда дороги наши расходятся навсегда, подари ты мне один из своих прекрасных чёрных локонов!
– А у вас есть что-нибудь, чем его можно было бы отрезать? – осведомилась Диана, возвращаясь к реальной жизни после этого бурного, эффектного монолога Энни, и утирая слёзы, ручьями тёкшие по щекам.
– Да. К счастью я случайно забыла вынуть из кармана передника ножницы для рукоделия, – сказала Энни, доставая их и старательно отрезая один из локонов Дианы. – Прощай, моя возлюбленная лучшая подруга! С этого времени мы – чужие, хотя и живём по соседству! Но моё сердце – всегда открыто для тебя!
Энни стояла и смотрела, пока Диана не скрылась из виду; девочка каждый раз грустно махала рукой, когда та оборачивалась, чтобы взглянуть на неё. Затем Энни вернулась в дом, нисколько не утешенная этим романтическим расставанием.
– Всё кончено, – мрачно сказала она Марилле. – У меня никогда больше не будет друзей. Сейчас мне ещё хуже, чем когда бы то ни было, ибо у меня нет ни Кати Морис, ни Виолетты. И даже если бы я с ними не расставалась, это ничего не изменило бы. Маленькие вымышленные девочки меркнут перед настоящими друзьями. Мы с Дианой только что очень красиво расстались у ручья. До конца дней моих память этого момента будет для меня священна! Я употребляла всякие возвышенные выражения и говорила ей «ты», что звучит романтичнее, чем «вы». Диана подарила мне прядь своих волос, и я собираюсь зашить их в мешочек, повесить его на шею и носить всю оставшуюся жизнь! Пожалуйста, похороните меня вместе с ними, ибо уж и не знаю, проживу ли долго… И, возможно, миссис Берри, увидев моё мёртвое тело, почувствует угрызения совести из-за того, что сделала, и позволит Диане прийти на мои похороны.
– Не думаю, что вы рискуете умереть от горя, Энни, пока есть хоть малейшая возможность поговорить, – усмехнулась Марилла.
В следующий понедельник Энни предстала пред ясны очи Мариллы со своей корзиной с книгами, висевшей на руке; губы её были решительно сжаты.
– Возвращаюсь в школу, – заявила она. – Это всё, что остаётся мне в жизни, раз нас жестоко разлучили с лучшей подругой! В школе я хоть могу смотреть на неё и вспоминать минувшие дни.
– Вы бы лучше вспомнили уроки и упражнения, – строго сказала Марилла с тем, чтобы скрыть свой восторг по поводу такого поворота событий. – И если уж вы туда возвращаетесь, надеюсь, мы не услышим новых историй о грифельных досках, разбиваемых о головы людей, и о прочих… э… беспорядках! Ведите себя прилично и слушайтесь учителя!
– Постараюсь стать примерной ученицей, – без особого энтузиазма в голосе сказала Энни. – Это, должно быть, довольно скучно! Мистер Филлипс отметил, что Минни Эндрюс – примерная ученица, а она лишена всякого воображения, и в ней мало жизни. Она просто… зануда и, к тому же, неряха! Мне кажется, ей всё время скучно… Ну, пойду окружным путём. Не могу в одиночестве идти по Тропе Берёз: всё время придётся утирать горькие слёзы.
