– Мэтью, вы когда-нибудь изучали в школе геометрию? – с любопытством спросила она.
– Ну, в общем-то, нет, не изучал, – несколько настороженно отозвался Мэтью, выходя из своей «спячки» на софе.
– Жаль, – протянула Энни. – Иначе вы непременно посочувствовали бы мне. Но если вы сами через это не прошли, значит, вам меня не понять. Геометрия – «ложка дёгтя в бочке мёда» моей жизни! Я – «круглый ноль» в этом предмете.
– Ну, не знаю, не знаю, – мягко сказал Мэтью. – Мне так кажется, – у вас всё хорошо получается. Мистер Филлипс утверждал на прошлой неделе в магазине Блейара в Кармоди, что вы – лучшая ученица школы и далеко продвинулись в обучении. Так и сказал: «Далеко продвинулась». Ну, есть те, которые не принимают Тедди Филлипса как учителя, но я думаю, он ничего.
Мэтью просто должен был вспомнить этот случай, чтобы утешить девочку.
– Ну, может, я и освою геометрию, – задумчиво произнесла она и пожаловалась Мэтью: – Но господин учитель всё время меняет буквы! Учу эти теоремы наизусть, а он возьмёт да и выведет их с другими буквами! И я тут же тушуюсь. Не думаю, что учитель должен так злоупотреблять своим служебным положением! А вы согласны, Мэтью? А ещё мы сейчас изучаем сельское хозяйство. Теперь мне стало ясно, почему здесь дороги – красные. Ну, с этим особых проблем нет… Да, интересно, хорошо ли проводят сейчас время Марилла и миссис Линд? Последняя, за голову хватается от политической линии, проводимой Оттавой. В назидание избирателям будет сказано! Она утверждает, что если бы позволили голосовать женщинам, вскоре бы наступили благоприятные перемены. А вы за кого голосуете, Мэтью?
– За консерваторов, – быстро ответил тот. Отдать голос за партию консерваторов мистер Катберт считал своим долгом.
– Ну, тогда и я за них, – решила Энни. – И отлично! Тем более, что Гил… то есть некоторые из мальчиков нашей школы – за либералов. Полагаю, мистер Филлипс – тоже. Потому, что отец Присси Эндрюс – точно голосует за них, а Руби Джиллис говорит, что когда мужчина флиртует с девушкой, ему всегда лучше примириться с религиозными воззрениями её матушки и политическими взглядами отца. Это так, Мэтью?
– А кто его знает, – безучастно сказал Мэтью.
– А вы что, никогда ни за кем не ухаживали?!
– Что-то не припомню такого. – Мэтью как-то никогда в своей жизни не задумывался о том, что подобное возможно.
Энни размышляла, подперев подборок руками:
– Наверное, это так интересно! Руби Джиллис заявила, что когда вырастет, заведёт себе кучу поклонников, будет водить их на… «верёвочке» и непременно всех сведёт с ума! Но, думаю, это было бы чересчур. Я бы довольствовалась и одним… Но Руби Джиллис, конечно, искушена в таких вещах, к тому же у неё столько взрослых сестёр, и они, по словам миссис Линд, все идут нарасхват. Мистер Филлипс захаживает к Присси Эндрюс почти каждый вечер. Всё говорит, что так надо, чтобы помочь ей готовиться к экзаменам; но вот, к примеру, Миранду Слоан, которая тоже поступает в Академию, он почему-то не посещает вечерами, хотя ей-то его помощь нужна гораздо больше, чем Присси, так как соображает она хуже. Я столького не понимаю в этом мире, Мэтью!
– Я и сам не понимаю, – признался он.
– Ну, надо покончить с уроками. До тех пор, пока они не сделаны, не позволю себе открыть книгу, которую дала мне Джейн! Но это такое искушение, Мэтью! Даже когда поворачиваюсь спиной к полке, – всё равно она у меня перед глазами! Джейн сказала, что она так наревелась над этой книгой… Обожаю истории, которые заставляют меня плакать. Но… надо запереть эту книгу в шкафу в гостиной, а ключи отдать вам, Мэтью! Вы не должны возвращать его, пока я не выучу все уроки! Даже если я стану умолять вас, стоя на коленях. Хорошо, когда есть намерение противостоять искушению, но с ним куда легче справиться, когда ключика-то в кармане и нет! А потом может мне сбегать в погреб за теми коричневыми яблочками? Вы любите их, Мэтью?
– Ну, даже и не знаю, что сказать… Пожалуй, – замялся Мэтью. Он-то сам никогда их не ел, но прекрасно знал, как их обожает Энни.
Когда Энни триумфально шествовала из погреба с полной тарелкой коричневых яблок, по заледенелому деревянному настилу затопали быстрые ножки, дверь кухни распахнулась, и перед ней предстала, точно привидение, Диана Берри с бледным лицом. Девочка едва дышала, голова её была замотана шалью. В крайнем изумлении Энни выпустила из рук свечу и тарелку с яблоками, которые не замедлили скатиться в погреб по ступенькам и утонули в чане с топленым жиром. На следующий день Марилла, спустившись в погреб, чтобы навести там порядок, обнаружила все это, плавающим в жире, и возблагодарила небо за то, что «девчонка не подожгла дом».
– Что… что случилось, Диана? – вскрикнула Энни. – Неужели, ваша мама, наконец, смягчилась?!»
– Энни, пошли быстро! – взмолилась Диана. – Тяжело заболела Минни-Мэй: у неё круп, как сказала молодая Мэри Джой, которая не знает, что и делать. Родители поехали в город, так что и за доктором-то некому сходить. Ей так плохо, и я страшно боюсь, Энни!
Мэтью, без лишних слов, надел пальто и кепку и нырнул в темноту, во двор.
– Пошёл запрягать гнедую, чтобы поехать в Кармоди за доктором, – пояснила Энни, быстро отыскивая пальто и капор. – Его реакция говорит сама за себя, а вернее – за него! Нам с ним слов не нужно. Мы с Мэтью – родственные души, и я могу просто читать его мысли.
– Не знаю, найдёт ли он в Кармоди доктора, – всхлипнула Диана. – Ведь доктор Блейар – в городе, полагаю, доктор Спенсер – тоже. Молодая Мэри Джой никогда не видела никого, кто болел крупом. А миссис Линд тоже уехала! О, Энни, что же будет?
– Не плачь, Диана, – ласково сказала Энни. – Уж мне-то известно, что нужно делать, когда круп. Не забывай, у миссис Хаммонд было три пары близнецов. Ну, а когда смотришь за ними, – волей-неволей набираешься опыта. Они все систематически болели крупом. Постой, схожу за бутылочкой с рвотным корнем. Может, у вас в доме его и нет… Ну, пошли!
Две девочки, взявшись за руки, поспешили через Аллею Влюблённых и заснеженное поле, так как снег оказался слишком глубоким на лесной дороге, чтобы идти по ней. Энни, хотя и сожалела о том, что Минни-Мэй так тяжело больна, не могла не ощущать всей романтики этой ситуации. Она снова была вместе с Дианой, родственной душой!
Ночь выдалась ясная и морозная. На серебристом заснеженном склоне лежали эбонитовые тени, над молчаливыми полями сияли огромные звёзды. Там и тут возвышались ели, засыпанные снежной пылью, чьи тёмные силуэты чётко вырисовывались на общем фоне; ветер со свистом вырывался из их раскидистых лап. Энни подумала, как здорово вот так мчаться в таинственной и прекрасной ночи со своей лучшей подругой, после периода искусственно навязанного им отчуждения.
Трёхлетняя Минни-Мэй и в самом деле серьёзно заболела. Она лежала на кухонной софе, с высокой температурой, и не находила себе места. Её хрипы стали слышны во всём доме… Мэри Джой, здоровая, широколицая француженка с залива, была нанята миссис Берри для присмотра за детьми на время её отсутствия. Внезапная болезнь Минни, казалось, совершенно выбила её из колеи; она не чувствовала себя способной ни оценить ситуацию, ни действовать активно.
Энни быстро приступила к работе.
– Да, у Минни-Мэй круп, это точно; и ей плохо, бедняжке, но могло быть ещё хуже. Вначале, нужно нагреть побольше воды. Смотрите, Диана, в котелке её всего лишь с чашку! Ладно, сейчас наполню его, а вы, Мэри Джой, подбросьте дров в печку. Не хочу вас критиковать, но если б вы задействовали своё воображение, можно и раньше было бы догадаться это сделать. А теперь я раздену малышку и уложу в постель, а вы, Диана, подыщите мягкую, фланелевую одежду для неё. Но первым делом надо дать ей рвотного корня.
Минни-Мэй не хотела принимать без боя лекарство, но с тремя парами близнецов Энни прошла хорошую школу бебиситтеров. И рвотный корень «пошёл», причём использовался он много раз в угаре этой длинной ночи, лёгшей на плечи двум маленьким девочкам, которые самоотверженно сражались с недугом Минни-Мэй с помощью Мэри Джой. Последняя старалась помочь им, чем могла: постоянно поддерживала жаркий огонь в печи, а воды нагрела столько, что её вполне хватило бы на целый лазарет больных крупом малышей.
Только в три часа ночи Мэтью привёз доктора; ему пришлось отправиться за ним до самого Спенсервейля. Но неотложная помощь уже не требовалась. Малышке полегчало, и она уснула крепким сном.
– Я чуть сама не поддалась отчаянию, – вздохнула Энни. – Ей становилось всё хуже и хуже. Близнецы Хаммонд, даже последняя пара, никогда не переносили эту болезнь в такой тяжёлой форме. Я уж боялась, что она задохнётся во время приступа кашля! Она выпила всё, что было в бутылке, до дна, каждую каплю, и с последней дозой я сказала самой себе: «Это – последняя надежда. Боюсь, всё напрасно!» Я должна была посмотреть правде в глаза. Ни Диану, ни Мэри Джой незачем было тревожить ещё раз. Но минуты через три девочка прокашлялась и с кашлем вышла мокрота. Ей сразу стало намного лучше. Вам придётся представить, доктор, моё облегчение потому, что я не в состоянии выразить его словами. Знаете, не всё можно выразить словами.
