что у меня есть ребенок, и я не могу валять дурака только потому, что это приятно.
Но, помоги мне бог, я действительно хотел еще одну или две минуты этого. С Дженни, в безопасности с одной стороны от меня, и Шей, уютно устроившейся с другой. Это было так, как будто мы жили беспечной жизнью, втроем отправившись на школьный футбольный матч без каких-либо забот в мире.
Вот только все это не было правдой, и эта фантазия была в нескольких секундах от того, чтобы развалиться в моих руках.
— Да. Без проблем. Хочешь купить сама? — спросил я Дженни.
Она покачала головой, уткнувшись мне в плечо. Ей не понравилось, что я взял ее на руки. Очевидно, это было слишком по-детски, а, как мне несколько раз говорили, она была уже взрослой. Всего сорок пять фунтов и без нескольких зубов, но да. Большая девочка. Вероятно, ей также не понравилось, что я поднял ее на глазах у детей Кристианы Мэннинг. В любую минуту она могла брыкаться и кричать, чтобы я поставил ее на землю. И я бы так и сделал. Как только запечатлел бы каждый дюйм этого в своей памяти.
— Пойдем со мной, — сказала Дженни.
И вот так я выиграл себе еще несколько минут в очереди к палатке с замороженным лимонадом, с головой Дженни у меня на плече и обнимая Шей.
Вечер был теплым, терпимым только благодаря постоянному бризу с залива. Терпимым для всех остальных. Я умирал. Сгорал, таял, закипал. Как бы я ни представлял себе прикосновение к Шей, никогда не мечтал, чтобы это происходило здесь, в старшей школе, или когда я держал Дженни в другой руке.
Когда подошла наша очередь, Дженни выскользнула из моих объятий, чтобы сделать свой заказ. Она оглянулась на меня, сказав:
— Деньги, пожалуйста.
Добраться до моего кошелька означало убрать руку от Шей, и был момент, когда я уставился на свою племянницу и молился о том, чтобы мне пришло лучшее решение.
В конце концов, Шей шокировала меня до чертиков, когда залезла в мой задний карман, достала бумажник и передала Дженни пятерку. Когда вернула мой бумажник в карман и быстро похлопала меня по заднице, я пропал. Реально, блядь, пропал.
Шей повернула ко мне лицо, ее губы изогнулись в ухмылке, которую я всегда считал снисходительной. Наверное, я был не прав. Должно быть я ошибался.
— Она все еще смотрит, — прошептала Шей.
Она наклонилась, провела губами по моему подбородку. Я вздрогнул, моя хватка на ней стала слишком крепкой. И ничего не мог с этим поделать. И хотя мало что знал о внутренних органах, казалось, что мои перестраивались сами по себе, когда мое сердце пыталось вырваться из ребер.
— Поцелуй меня в лоб, — сказала она.
— Что?
— Она все еще наблюдает за нами, — повторил Шей. — Поцелуй меня в лоб. Сделай это правдоподобно.
Сделать это правдоподобно не было для меня проблемой.
Я наклонился, прижимаясь губами к ее виску. Ее волосы чудесно пахли. Я помнил этот запах. Он оставался в моей машине, когда мы были детьми. Шей оставалась со мной, даже когда ее не было.
Я не двигался, мои губы касались ее кожи, а ее тело прижималось к моему. Дженни говорила о замороженном лимонаде и о том, что лимонад со вкусом арбуза лучше вишневого, а ее лицо было липким и покрыто розовыми пятнами. Я кивнул, все еще держа Шей так, словно от этого зависело мое существование.
По правде говоря, так оно и было.
Я мог сопротивляться сколько угодно. Бороться, как сумасшедший. Отталкивать ее.
И все же, не было ничего, чего бы я хотел больше, чем этого.
— Что за история? — спросила Шей достаточно тихо, чтобы это осталось между нами. — С твоей подругой Кристианой.
— Она не моя подруга, — ответил я. — Она просто чертовски настойчива.
Шей засмеялась, прижимаясь ко мне своими изгибами самым восхитительным образом. Это было не время и не место для возбуждения, но, черт возьми, здесь я был далеко за пределами своих возможностей.
— Мне ли не знать, — сказала она. — У нас было небольшое противостояние в туалете. Не думала, что удастся выбраться оттуда, не записавшись на прием по терапии тазового дна.
— Терапии чего?
Шей покачала головой, ее серьги в форме гроздьев пурпурного винограда закачались в такт движению.
Я не знал, почему нашел это абсолютно очаровательным, но так и было.
— Не бери в голову, — сказала она. — Итак, в чем дело? Ты бросил ее? Нет, подожди. Ты подарил ей ночь, которую она никогда не забудет, и…
— Заткнись, Шей. — Это прозвучало как грохот, обвал слов, который заставил ее пристально посмотреть на меня, ее губы приоткрылись, а брови изогнулись. Никогда не было момента, когда я хотел бы поцеловать ее больше, чем сейчас, а я посвятил два года своей жизни желанию поцеловать ее. И все же это было по-другому. Намного мощнее.
— Вау. Когда ты превратился в игрока? — спросила она. — Разбиваешь сердца по всему городу, да?
— Все не так, — отрезал я. — Она думает… не знаю… думает, что мы совместимы.
— Какой старомодный способ сказать, что она хочет получить кусочек…
Я прижал палец к ее губам.
— Разве я не говорил тебе заткнуться?
Шей уставилась на меня, приподняв брови, молча прося меня объяснить. Прежде чем успел одуматься, я оторвал палец от ее губ, скользнул им по округлости ее щеки и провел по складке на ее лбу. Сгладил скопившееся там любопытство.
— Не имеет значения, чего хочет Кристиана, потому что ее дети постоянно задирают Джен. Они двойняшки, и они ужасны. Я знаю, что не должен так говорить о детях, но, серьезно, если бы ты знала хотя бы половину все истории, то согласились бы со мной.
— Что случилось?
— Мальчишка, этот маленький засранец, гонялся за Дженни по игровой площадке во второй день ее учебы с мертвой змеей, которую нашел где-то в кустах. Но именно она попала в беду, потому что ударила его локтем в рот и выбила несколько зубов, когда он попытался засунуть змею ей под рубашку.
Ее губы приоткрылись.
— Какого хрена?
Я кивнул, снова заправляя несколько розовых прядей ей за ухо. Ветер не давал им покоя. Мне это нравилось.
— Вот так мы и встретились. Кристиана сказала, что все это было недоразумением. Ее мальчик переживал трудные времена с тех пор, как они с мужем развелись в прошлом году. Она хотела, чтобы мы организовали несколько игровых дней, чтобы дети могли лучше узнать друг друга. Это было ее решение.
— Каково было
