Форма входа
Читем онлайн Арарат - Д. Томас
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Существует снимок, который мог бы означать конец карьеры Филби как советского агента: фотография, где он и его товарищ стоят на фоне горы Арарат. Его английским "хозяевам" следовало бы заметить, что их "шпион" находится не на турецкой стороне этой горы, как им представлялось, а на советской! Что заставило его пойти на такой риск, почему он позволил сделать этот снимок? Просто потому, что знал: его "хозяева" – полные профаны в топографии! Так сказал мне Филби.
Что ж, может, оно и так, но я подозреваю, что существует и более интересная причина, скрытая даже от него самого… Арарат – священная гора для всех армян!» – Ну, здесь, – вставил Сурков обычным голосом, – редакторские каракули: «народа Армянской ССР!» – «…Легендарная гавань Ноева ковчега! Арарат, украденный фашистами после множественных геноцидов – и 1915 года, и более ранних… Сегодня крошечная часть древнего Урарту, древней Армении, которая выжила после бесчинств младотурок, является процветающей частью советского содружества республик; однако ее народ не может ни на мгновение забыть о том, что их самая большая святыня находится во враждебной стране под пятою военной диктатуры. "А ты, гора моя святая, ко мне когда-нибудь придешь?" (Геворг Эмин). Больше чем гора – символ справедливости и свободы…
Итак – Филби у Арарата! Разве не мечтал Филби бежать в его чистейшие снега! Белые пики чистейшего снега над солнечной Арменией, ее древний язык, который никогда не исчезнет: "не знать износа каменным подошвам…" Уставший от обмана, разве не стремился он, подобно Мандельштаму в предшествующем поколении, выработать шестое чувство – чувство Арарата? Разве не говорит он этой разоблачительной фотографией: "Если бы вы могли видеть, то увидели бы, на чьей я стороне! Но эти пики ослепляют вас…"» – Русский поэт бросил стопку листов на пол. – Ну вот, как можете видеть, наши редактора разрешают теперь очень многое!
– Не понимаю, – сказала Донна, – почему они выбросили упоминание о военной диктатуре в Турции? Ведь это же не их союзник?
Виктор мрачно усмехнулся:
– Ты так полагала?
Он нагнулся, подобрал свои бумаги и выровнял их.
– Ладно, теперь самое интересное. Я просто пытался таким образом выяснить, правда ли то, о чем сказал мне один мой друг. У него есть любовница, которая закатывает ему сцены, отравляет ему жизнь. Ее мать была актрисой у Мейерхольда, и это чувствуется. Ну и она путается с одним довольно-таки высокопоставленным типом по фамилии Козарский. Он в некотором роде «голубь», и время от времени его тревожит совесть. Он сказал ей, что к концу года в Польше будет введено военное положение. Поляки сделают это сами. «Солидарность» будет сокрушена. Я говорю вам об этом конфиденциально. Никто с этим ничего не поделает, включая вас. Мой друг был приглашен на декабрь в Варшаву, однако его подруга не хотела, чтобы он впутался в какое-нибудь дурное дело, потому-то она и проговорилась. Вот, – он постучал костяшками пальцев по своей рукописи, – подтверждение того, о чем говорил Козарский. Эти долбаные редактора знают, откуда ветер дует.
– Но, Виктор, это же ужасно, – сказала Донна, тревожно прищурившись. Григор, откинувшись назад вместе со стулом и медленно выпуская дым сигары сквозь стиснутые зубы, кивнул в знак согласия.
– Так что вашим дерьмовым радикалам лучше не причитать о Сальвадоре, а позаботиться о Польше, – ворчливо сказал Сурков.
Григор помотал головой:
– Обе страны под угрозой, мой друг.
Они пустились в спор насчет того, какая диктатура таит в себе большее зло – левая или правая. Сурков утверждал, что левая хуже, поскольку ее философия настолько всеобъемлюща и по видимости разумна, что она пожирает и тела, и души.
– Скажите это тем армянам, которых истребили фашисты в пятнадцатом году, – проговорил Григор, упираясь в него тяжелым взглядом. – Эти ублюдки!
Он завел литанию жертвам геноцида, заставив тем самым Суркова кивать и извиняться. Григор настаивал, чтобы Донна показала своему гостю воспоминания о геноциде, написанные ее отцом; но Донна, в замешательстве опустив глаза, сказала, что отец ее очень слабо владел английским и что его почерк почти невозможно разобрать. Ей стало еще больше не по себе от смущения, когда Григор заявил, что у него ничуть не ухудшился сон, когда армянский террорист взорвал какого-то крупного турецкого чиновника.
– Что за дерьмовый мир, – сказал Сурков, тяжело вздохнув. Он глотнул бренди, осушив стакан. Вкус был сладкий. Он понял, что по ошибке налил в стакан для бренди зеленый шартрез, и спросил, не осталось ли кофе. Донна сказала, что ничего не стоит приготовить еще один кофейник. Она прошла на кухню, и Виктор нетвердой походкой последовал за ней. Прислонясь к дверному косяку, он смотрел, как она засыпает кофе в кофеварку, укладывает тарелки в посудомоечную машину («Чудеса Америки!» – заметил он со смешком) и протирает тряпкой электрогриль.
– У меня есть для тебя подарок, – сказал он, чувствуя, что говорит неразборчиво.
– Да? Прекрасно! И где он?
– Это стихотворение. Хотел бы тебе его прочесть. Надеюсь, что помню его. На русском оно зарифмовано, но по-английски я рифмовать не умею. Это довольно грубый перевод. Называется «В двух странах».
Пока тихая женщина-скульптор средних лет стояла к нему спиной, склонив голову и следя за кофеваркой, Сурков начал читать стихотворение – несколько смазанным голосом, но с ритмическими, взволнованными интонациями, которые всегда появлялись у него при обращении к Музе… Он читал по-английски, но самому ему слышались изначальные строки, написанные по-русски:
– Ты однажды писала,что мне пишешь во сне,но поверь мне, что сталомного лучше бы мне,будь мы рядом, скитальцы, —о, когда б довелосьпропустить мне сквозь пальцыроссыпь черных волос… —
То есть они выглядели черными на той фотографии, теперь я вижу, что они у тебя каштановые, но все равно очень красивые…-
или чувствовать кожейих касанье, тогдая бы сразу же ожил,без большого труда,я б «Армения!» молвил,твой почувствовав взгляд,я бы смыслом наполнилдни, что шли невпопад.
Ты же видишь воочью(верить в это я рад) —над Манхэттеном ночьювновь плывет Арарат,что составлен из снега,из ручьев и камней(из обломков ковчега,выражаясь точней).Там пантеры, газели,грифы – славный запас!Да найдется ужелиместо лучше для наск написанию писемиз исчезнувших стран?Днем – от яви зависим,ну а ночь – для армян.
Ибо ночь – это место,где в двух странах живешь,им друг с другом не тесно,ибо ненависть – ложь.Пусть Армении нету,но слепая любовьдарит белому светуее чистую кровь.Говорят: забываешь?Воровато вранье!Ты ведь в камень вливаешькровь святую ее.
По дорогам покатымты на поздний сеанспод слепящим закатом,знаю, едешь сейчас.
Ну, вообще-то я не знаю, бывало с тобой такое или нет, просто это хорошо ложилось в стихотворение…
Весь Манхэттен сияет;здесь – другое кино:все вокруг засыпает,ночь настала давно.Я в последнее времявсе не слажу со сном:это тяжкое бремя —плавать в мире ином.Словно кто-то мешаетмне уснуть хоть на миг —или в сон погружает,чтоб я вновь не возник.Этот кто-то мехамираспирает мне грудь —или топит, как в яме,не давая вздохнуть.Мне приходится встать ис отвращеньем курить,вспоминать чьи-то стати,чтобы плоть подбодрить,чтобы сгинула теменьпод напором огня,чтобы немощи демонотлетел от меня,прежде чем лягу снова,в сновиденье уйду —и заветное словодля посланья найду.
А сейчас ты в постели,но твой сон неглубок,шепчешь ты: неужелия б поменьше не могникотином травиться?Ведь нельзя же вот так…Тебе снится больница,где отца мучил рак.Ну а я наблюдаюза своим малышоми от нежности таю —до чего ж он смешон!Вот он вздрогнул: пичугасела рядом в траву,но сильнее испуга —все познать наяву.Он смеется, лопочет,ковыляет ей вслед;он поймать ее хочет —почему бы и нет?Удивленье мальчишкитем полней и сильней,что по собственной книжкеон знаком уже с ней.Мир как будто творится,и в нем созданы лишьэта первая птица,этот первый малыш.
До сих пор не уснуланаверху твоя мать.Птица прочь упорхнула,ливень хлынул опять.
– Как красиво, – сказала Донна. – Это про твоего малыша, да? Про Петю?
– Да, – сказал Сурков.
Ты, должно быть, читала,и подробней меня,как скрипачка пропала,скажем, третьего дня:в «Метрополитэн» этобыло совершенов перерыве балета«Мисс Жюли», где полносцен насилья, маньяков —превосходный балет!(До чего ж одинаков эротический бред…)
Она вышла за сцену,и напал на нееПризрак Оперы; пенуиспуская, бельеон сорвал с нее тут же,распалился, вспотел —и, связав ее туже,сделал все, что хотел.А потом тело в шахтувентиляции онбросил и – шагу, шагу! —испарился, пардон.А в Берлинском балетешел еще «Идиот»…Кто за это в ответе,с псами ночь напролетвесь театр изучали,замарались в пыли,но, к великой печали,никого не нашли.След хвостом заметая,он ушел далеко,почему-то считая:быть скрипачкой легко.
Человеком обычнымтрудно быть в наши дни…Но мы шеи набычими – попробуй согни!Ты мне так помогаешьустоять пред концом —тем, что путь пролагаешьв камне честным резцом.Я тебе благодарен —рассказал твой листок:не пристал к прочим тварямтолько единорог;сорок дней он сражалсявне ковчега, один;но не струсил, не сжался —сам себе господин.
Пусть других, кто умнее,приютил Арарат, —его участь честнееи достойней стократ.Пусть я не из эзопов,но додуматься смог:век кровавых потоповувенчал его рог.Если так, то, наверно,будет проблеск в судьбе.Я за это безмерноблагодарен тебе.
Сурков умолк. Его слушательница ничего не сказала, продолжая со склоненной головой стоять над кофейником. Он подошел к ней, обвил руками, слегка притянул к себе и поцеловал ее волосы.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Арарат - Д. Томас бесплатно.
Похожие на Арарат - Д. Томас книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- В честь пропавшего солдата (1984-1985) - Руди Данциг - Современная проза
- Под сенью Молочного леса (сборник рассказов) - Дилан Томас - Современная проза
- Просто дети - Патти Смит - Современная проза
- Джулия [1984] - Ньюман Сандра - Современная проза
- Комната Джованни - Джеймс Болдуин - Современная проза
- Шоу - Росса Барбара - Современная проза
- Выкрикивается лот 49 - Томас Пинчон - Современная проза
- Обман - Семен Малков - Современная проза
- 101 Рейкьявик - Халлгримур Хельгасон - Современная проза