и что нужно придумать, что сказать. Но слова, даже найденные, быстро забывались. Птица, оказавшаяся орлом, то мелькала впереди, то снова пропадала. Потом закричала резко, гортанно и взмыла вверх, вспоров крыльями белесую дымку. Клим сделал еще несколько шагов, вынырнул из тумана и узнал место, в котором очутился.
Это была набережная, по которой они с Женей, еще будучи студентами, любили гулять и с которой часто спускались к реке, чтобы покидать камни в воду. Потом набережную реконструировали, все изменилось. Сам он помнил ее несколько иначе, но видимо, в этом мире все решали воспоминания Жени. Здесь набережная была абсолютно безлюдна, вокруг стояла неприятная, густая тишина, трава, деревья и цветы — все выглядело неживым, воздух застыл, словно и не было реки рядом, и все вместе это немного напоминало страшный сон. Начало и конец прогулочной дорожки тонули в тумане. И вода в паре десятков метров от берега — тоже.
Клим подошел к перилам, огляделся и увидел Женю. Она сидела внизу на бетонной трубе и смотрела на мутную воду. И здесь ей было как когда-то давным-давно не больше двадцати четырех лет. Кожа да кости, короткое каре вкруг, закрывающее лицо, безразмерная черная футболка с логотипом рок-группы и широкие штаны. А он уже почти забыл ее такой…
Он сбежал вниз по ступенькам и ступил на песок. Женя повернула голову в его сторону.
— Привет, — спокойно поздоровалась она.
Не узнала? Или не поняла, что он реален, а не просто порождение ее сна?
— Здравствуй, — ответил Клим. — Я присоединюсь?
— Конечно, — кивнула Женя и немного подвинулась, хотя это было вовсе не обязательно.
Клим сел рядом и по старой привычке, почти машинально, зачерпнул ладонью камешки, потряс их в кулаке, просеивая от песка, и кинул один в воду. Камешек погрузился в нее без всплеска, не потревожив поверхность реки, и это лишь усилило ощущение кошмара. Клим сглотнул. Это место не нравилось ему все больше и больше.
— Тебе не хочется порой все вернуть? — вдруг спросила Женя.
— Что всё? — перехватил вопрос он.
— Время. Пройти этот путь заново. Без ошибок.
— И что бы ты поменяла?
Женя помолчала, вглядываясь в реку. Потом опустила глаза.
— Возможно, не пошла бы к тебе мириться после нашего неудачного знакомства. Не попросила бы тебя жениться на мне. И жить со мной, и…
— И не было бы Макса.
— И не было бы Макса, — тихо-тихо повторила Женя. — И меня бы не грызло ощущение, будто мне все дали, а я просто отвернулась... Я так виновата перед ним...
Клим не удержался и кинул еще один камень. Тот повторил судьбу собрата.
— Ничего не хочу менять, — ответил он чуть резче, чем собирался. — Все мои ошибки меня чему-то научили. Все, что я смог, я исправил. Мне нравится моя жизнь. Я ее сам построил.
— И мое присутствие в ней нравится?
— О, это моя любимая часть!
Женя снова взглянула на него. Клим в тысячный раз за свою жизнь отметил, до чего же у нее красивые глаза.
— Ты серьезно?
Он усмехнулся и сполз по трубе вниз, на песок. Песок был не теплым, но и не холодным. Что ж, уже неплохо.
— Давай откровенно, Жень, — предложил он. — Ты появилась в моей жизни, когда мне это, на самом деле, было очень нужно. Ты стала моим первым настоящим другом. Пожалуй, со временем ты стала мне даже ближе, чем брат. Благодаря тебе я понял, что в женщине то, что внутри, все-таки поважнее того, что снаружи. Ты дала мне мощный толчок к развитию. Без тебя я так и сидел бы неучем, отчасти уверенным, что моя главная сила… ну, в силе. Ты меня во всем поддерживала. Ты родила мне сына. И еще ты меня кормила все эти годы. Я отказываюсь вычеркивать тебя из своей жизни. Нет!
Клим надеялся, что она улыбнется, но этого не произошло. Женя снова вернулась к созерцанию реки.
— Тем летом, вернувшись из экспедиции, я зашла в квартиру и поняла, что надо бежать, — прошептала она. — Прямо сейчас, пока чемодан еще не разобран. Ты стоял на пороге с Максом на руках, ему было три месяца. Ты был обросший, с настоящей бородой, на вид потерял килограмм десять, футболка вся в каких-то пятнах, и ты был так рад меня видеть. Я испугалась. Я стояла и думала о том, что такси уехало совсем недалеко, я еще успею уехать…
Клим снова сглотнул. Потом с силой бросил в воду еще один камень в неясной надежде, что хоть этот разрушит оцепение реки. Не вышло.
— И что тебя остановило?
— У тебя в животе заурчало. Я огляделась: вокруг был такой бардак… Даже в коридоре. И в холодильнике, как потом выяснилось, шаром покати. Тебе нужна была помощь. Хотя бы с уборкой и готовкой. И я осталась.
— И все эти годы ты была с нами только ради этого?
Женя опустила голову. Прикрыла глаза рукой. Вздохнула. Волосы закрыли лицо. Клим поборол желание отвести их в сторону.
— Нет. Я не хотела уходить от вас. Но я говорила тебе, нельзя рожать детей, не желая их, — прошептала Женя. — Я так много лет злилась на тебя. За то, что все это вообще случилось. Я не хотела всего этого. Беременности, родов, ребенка. В роддоме Максима принесли, а я не испытала к нему ничего. Взяла на руки словно чужого. Будто не его в себе носила целых девять месяцев, не о нем думала каждую секунду. Я смотрела на него, и все, что чувствовала — дикую смесь из ответственности, раздражения и вины. Шов болел, от обезболивающего мутило, еще молоко пришло, казалось, грудь разорвет, а Макс так больно хватал за соски…
— Ты не рассказывала...
— А зачем? Я знала, что через месяц сяду в самолет. И знала, что если начну жаловаться, не прощу себе этого: я и так собиралась отдать его тебе, мне нужно было потерпеть совсем чуть-чуть. И на самом деле я так боялась, что ты меня обманешь, и не заберешь его. До последнего боялась. Я с таким облегчением выдохнула, когда вышла с чемоданом из дома. И тоже этого себе не простила. Ты присылал мне фото, а мне хотелось написать, чтобы ты прекратил. Мне казалось, ты делаешь это специально: чтобы я
