— Господь ведет меня туда, — спокойно ответила Мириэль, хотя его слова пробудили в ней былой страх и сердце ее колотилось все сильнее и сильнее. — Я не могу отвернуться от Него.
— А если это не Бог, а дьявол искушает тебя и завлекает туда из-за собственной твоей гордыни? — сказал наконец священник.
— Тогда я буду молить Бога, чтобы он простил меня за этот грех, — не отступала Мириэль. — Я знаю, что вы настолько боитесь за меня, святой отец, что целых четыре дня шли вместе со мной на юг, в сторону от собственного пути. Но сегодня мы должны расстаться.
Отец Мак-Донох лишь вздохнул, чувствуя свою беспомощность.
— Охрани меня Господь от уверенности юных, — пробормотал он, подняв руку для благословения. — И защити тебя Господь, ежели тобой движет безумие, а не вера.
Следующей ночью Мириэль, проглотив холодный ужин, свернулась комочком под деревом и попыталась заснуть, но вера не спасла ее от страха, и ей очень не хватало общества иезуита. Утром она продолжила путь через лес, который, казалось, стоял здесь с самых дней Творения. За три дня ей не встретилось ни единой живой души, лишь на четвертый она вдруг столкнулась с евреем-торговцем, который вел двух тяжело нагруженных мулов и тащил такой огромный тюк, каких Мириэль не видела никогда в жизни. Он сказал ей, что собирается скупать меха по берегам реки Огайо, а затем наймет судно до Нового Орлеана, чтобы продать там свой товар.
Торговец не задал девушке никаких вопросов, хотя она понимала, что после стольких дней пути по диким местам выглядит так, что в приличном обществе ее и на порог не пустят. Она потеряла счет дням, которые они провели, шагая по узким оленьим тропам в глубоких долинах. Вокруг вставали бесконечные горные хребты, и Мириэль подумала, что они так и тянутся вплоть до Тихого океана.
Но в конце концов, когда горы превратились в туманную синюю полоску на горизонте за спиной, она рассталась и с этим спутником. Мириэль весьма смутно представляла себе, сколько ей еще идти, и так долго поддерживавшая ее вера начала колебаться. Как Грааль мог оказаться среди этих необъятных диких просторов? И если он действительно здесь, то как она его отыщет? И если даже ее направят к нему, то что ей делать с ним?
Где-то уже решилась судьба Луи, а она, может, так и не узнает, что с ним произошло. Те, кто замешан в Игре Теней, наверняка могут устроить так, чтобы человек исчез бесследно.
«Не думать об этом! — жестко приказала она себе. — Ты обещала. Ты должна сделать все, что сможешь. Ты не бесполезное существо — неужели любовь Луи ничего не стоит, раз он полюбил ничего не стоящую женщину? Верь и крепись духом, и ты победишь».
Но как же нелегко было убедить себя! Припасы подошли к концу, растения вокруг были ей незнакомы. Труднее стало добывать воду, поскольку немногочисленные ручьи, мимо которых она шла, лежали на дне глубоких расселин, заросших колючими растениями, и добраться до воды было почти невозможно. Проходили дни, и ей начало казаться, что дикая природа одолеет ее.
5 — ГЕРЦОГИНЯ И ПРАОТЕЦ МЕДВЕДЬ (Англия и Новый Альбион, июль 1807 года)
ИЗ ДУВРА Уэссекс и Костюшко отправились каждый своим путем. Поляк повез лорда Ратледжа в Лондон, а Уэссекс отправился в свое загородное имение.
Ему следовало бы ехать прямиком в Лондон и получить заслуженную взбучку за свой безумный вояж. Тем, что ему все же удалось вернуться с Ратледжем и ценной информацией, он был обязан лишь своему невероятному везению, и Уэссекс понимал, что поездка к Саре — лишь временная отсрочка, от гнева Мисберна ему все равно не уйти. Хуже всего, что его просто могут отстранить от службы «Белой Башне». И он не знал, опечалит ли его это или обрадует.
Уэссекс понимал, что та опасная двойная жизнь, которую он сейчас ведет, не может длиться вечно. Но ему всегда казалось, что освободит его не отставка, а смерть. Шпионы умирают на посту. Отставной шпион, лишившийся покровительства своих хозяев, не проживет долго. Но, может, герцог сумеет уцелеть там, где не выжить простому смертному?
Над этим стоило подумать.
— Веселее, дружок, мы почти дома, — сказал он Стрижу.
Горделивые кирпичные башенки Дайер-хауса четко вырисовывались на фоне закатного солнца. Дом возвели во времена Карла Второго для самого первого герцога Уэссекса, и он стал олицетворением уюта и практичности, поскольку семейство Дайерсов славилось предусмотрительностью.
Сара должна была ждать его здесь. Пока он находился во Франции, а потом заметал следы и скрывался от собственных агентов, действующих по экстренному приказу, прошло несколько недель. Теплый июль был в разгаре, и Уэссекс размышлял о том, встретят ли его дома так же тепло, как встретила английская погода, или прием будет холоден, как его сомнения.
Но не произошло ни того ни другого.
— Ее светлость сегодня ужинают дома? — поинтересовался он у Миллза, старшего конюха, когда тот принял у него Стрижа и повел на конюшню.
— Нет, ее светлости тут нету, милорд. Она уж месяц как в Мункойн уехала. — Старому грубоватому конюху было неловко сообщать это своему хозяину.
— А, да, конечно, — быстро ответил Уэссекс. Значит, его жена предпочла кров своего старинного дома поместью мужа? Не стоит делать поспешных выводов о причинах такого поступка и не надо показывать слугам своего беспокойства. И ни к чему появляться перед супругой грязным с дороги. — Через час мне понадобится фаэтон с упряжкой.
Дом в имении его жены был построен во времена большей роскоши, чем Дайер-хаус, и перестраивался последующими поколениями Роксбери совершенно безалаберно. Всеми деталями, от покрывавшего стены белого известняка до резных сфинксов на крыше, Мункойн свидетельствовал об излишествах, порожденных чрезмерной свободой. Неумеренность Канингхэмов была известна во всем графстве и высшем свете.
Но нынешняя маркиза, его герцогиня, была сделана из совершенно другого теста, и Уэссекс понимал, что от нее нечего ждать самоуправства или вздорности. Ее поступки всегда были обдуманны и обоснованны, нравились они ему или нет. А ее упрямство нравилось ему гораздо больше, чем он ей показывал, поскольку понимал, что таким образом она защищается от него. Никто из тех, кто достаточно хорошо ее знал, не стал бы жалеть несчастную герцогиню Уэссекскую, страдающую под железной пятой мужа. Она сама была тверже, чем скала.
Где-то через час с четвертью после появления в Дайер-хаусе его светлость герцог Уэссекский, свежевыбритый, в чистом платье, прибыл в Мункойн. Почти совсем стемнело, когда он остановил экипаж перед портиком, но факелы не горели, и нигде не было видно флага, который свидетельствовал бы о том, что герцогиня дома. Однако слуги в Дайер-хаусе были уверены, что Сара после королевской свадьбы уехала из столицы именно туда, как оба они и планировали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
