– Я не могу тебя оставить.
– Учитель, вы – единственный, кто не вызовет в деревне подозрений. Обычный старик-скиталец, таких сейчас много. Бродяг, конечно, недолюбливают, но солдатам до них дела нет. А если и нарветесь на неприятности, у вас хорошие шансы уцелеть.
– Согласен, – кивнул омр. – Наш старик в одиночку может целый отряд покрошить. А с виду безобидный тихоня… Вот только штаны не бродяжьи – дорогая ткань. Деревенское мужичье сразу поймет, что ты из бывших. Залепи низ грязью погуще, а верх не показывай – плащом прикрывай. Хотя можешь и не пачкать – в такую погоду пока спустишься, грязь сама тебя найдет. Зря ты их так вычищал ночью.
Мальчик, оценив молчание старика как отказ, просительно произнес:
– Со мной останутся Ххот и Тибби. У них есть винтовка и граната, они умеют воевать. Я буду здесь в безопасности. Пожалуйста, приведите Амидиса. С ним ведь точно беда.
– Ты уверен, что должен идти именно я? – спокойно осведомился старик.
– Да. Вы должны идти. – Мальчик не ответил: приказал.
* * *
Деревня по местным масштабам была немаленькой – одиннадцать дворов. Учитывая, что населению приходилось серьезно тесниться, жителей прилично. Старому учителю не пришлось долго плутать меж изб и сараев – Амидиса он нашел сразу, на самой околице.
Юный донис застыл на входе в хлев, подняв руки вверх, – опустить их он не мог. Кисти его перехватывала толстая веревка, закрепленная узлом между плахами ворот. Офицер был сильно перепачкан, на лице его виднелись следы рукоприкладства, оторванный воротник куртки болтался на последних нитках. Нетрудно было догадаться, что Амидис пережил какие-то неприятные приключения и вряд ли остался в этом месте добровольно.
Двое мрачных детин, спрятавшихся от дождя в глубине хлева, при виде старика нехотя приподнялись с чурбаков. Один, продемонстрировав мушкет, оскалился, второй, поигрывая короткой дубинкой, угрожающе проинформировал:
– Бродяга, ступай дальше. В нашем дворе тебе не подадут.
Старик не послушался – остановился, устало оперся на посох, молча уставился на мужчин, не обращая внимания на оживившегося Амидиса.
– Чего вытаращился – глухой, что ли? За это можно и из мушкета в брюхо заряд получить – в стволе рубленых гвоздей жменя!
– Неужели на вас запрещено смотреть? Или, может, это платное удовольствие? – вежливо уточнил старик.
– Со двора ушел, кому сказано! Ишь, шутник выискался! Нечего на нас глаза таращить – мы ведь люди простые.
– Ну как сказать… На местных вы не особо похожи. Здешние люди низкорослы и скуласты, а вы – наоборот, великаны с гладкими лицами.
– А мы не местные, – грудным женским голосом пояснили из-за спины.
Медленно обернувшись, учитель обнаружил новых участников разговора – дородную женщину, достигшую порога старости, но все еще молодящуюся, и двух здоровяков, мало чем отличавшихся от первых двух. С одного взгляда было понятно, что все они состоят в близком родстве.
Шапки у старика не было, и он поприветствовал женщину лишь коротким поклоном, не забыв потешить самолюбие хозяйки простым комплиментом:
– Вижу что не местные: здесь такие красавицы не водятся.
На женщину его слова не произвели ни малейшего впечатления – смотрела настороженно, с затаенной угрозой.
– Чего тебе от нас понадобилось?
– Добрые люди, мне от вас совсем ничего не нужно. Я не о себе думаю, а об этом молодом человеке – он ведь испытывает страдания, стоя в таком неудобном положении… Да еще и погода неприятная. Отпустите его – он безобиден и не причинит вам зла.
– Безобиден? – хмыкнула женщина. – У него штаны армейского егеря, да и под воротом нашивки интендантские остались. А на поясе кинжал носит с наградной гравировкой. Это настоящий донис – из кавалерийской разведки. Если ты с ним знаком, забудь об этом. Ты просто никому не нужный старик, нам до тебя дела нет. А вот его мы сдадим солдатам.
– Зачем вам это делать? За награду стараетесь? Ее редко кому дают, да если и дадут, то несколько медяков. Стоит ли из-за такой мелочи выдавать своего врагам?
Зловеще улыбнувшись, женщина пояснила:
– Офицер армии Династии нам не свой. Ты заметил сам, что мы не местные, – это правда. А знаешь, откуда мы? Из самого Энтерракса… столичные жители… Хороший у нас клан был, пока… Заговоры случались часто, и доставалось при этом не только вельможам. Видишь этих ребят – это мои сыновья. Раньше их было пятеро. Пятый… Он стоял на посту, и офицер ему приказал вернуться в казарму. Тот офицер был из заговорщиков, но мой мальчик этого знать не мог. А когда всех начали хватать, то и для рядовых нашли место в подвале… и палачей тоже для них нашли… А нам приказали покинуть город, взяв с собой лишь то, что сумеем унести в руках. Когда-то у меня ночная ваза была из позолоченной бронзы, а теперь… Старик, уходи. Мы не знаем, кто ты для этого человека, и не очень хотим знать. Его получат солдаты и посадят в загон для пленников. Он будет мокнуть под дождем и жевать сухую траву. Это наша маленькая месть Династии, и мы от нее не откажемся, – уходи.
Понимающе кивнув, учитель с сожалением произнес:
– Да, у вас есть причины ненавидеть офицеров Династии. И я не буду препятствовать, если вы переловите всех беглых старших чинов, что еще не оказались за колючей проволокой. Но за единственным исключением – этот человек пойдет со мной. У меня есть приказ забрать его, и я обязан повиноваться. В ваших интересах не препятствовать мне. При нем была дорогая печать – можете оставить ее себе, как и его кинжал. Это ценные вещи, и вы выручите за них много денег – этого вполне хватит, чтобы подкупить вашу жажду мести. Человек уйдет со мной.
Верзила с мушкетом нетерпеливо выдохнул:
– Мама, да чего ты слушаешь этого старого пня? Вели гнать его в шею – я такого пинка отвешу, что покатится до дальних огородов, а может, и дальше.
Женщина, внимательно всматриваясь в лицо старика, вдруг напряглась, будто почти узнала в нем кого-то знакомого. Она еще не поняла, кто перед ней, но пробуждающаяся память уже выдала свой вердикт: ей и ее семье грозит опасность. Этот человек не такой безобидный, как кажется.
– Убейте его, – нервно выдохнула хозяйка дома.
Сыновья этой женщины были людьми простыми и нагловатыми, как и положено выходцам из среды столичного мещанства. Прикажи она отдубасить бродягу палками и оставить валяться за околицей – выполнили бы в тот же миг. Но законченными злодеями они не были – к таким кровожадным словам оказались неподготовленными.
Замешкались.
Впрочем, прояви они даже максимально возможную расторопность, вряд ли бы это что-то изменило.
Меч опередить можно. Но не этот…
Старик шагнул вправо, уйдя с воображаемой линии, протягивающейся из темного зева мушкетного ствола. При этом он вытянул правую руку вверх и в сторону. Сталь, возникшая из ниоткуда, веером брызг отбросила воду, стекающую с крыши хлева, обгоняя капли дождя, ринулась вниз, коснулась ладони стрелка и, будто отразившись от нее, подпрыгнув, ужалила в шею.
Зрители не успели ничего этого заметить – просто блеск стали, брызги воды и чего-то красного, отсеченный палец, полетевший в лужу, и заваливающийся на колени младший брат. Фитильный мушкет – оружие примитивное и в обращении небезопасное – аккуратности требует. Вот и сейчас подвел – пыхнул порох, грохнул выстрел. Еще один брат выбыл из боя, даже не успев начать его: получил заряд рубленых гвоздей в лицо и завалился на кучу размокшего навоза, в агонии размазывая по щекам вытекающие глаза.
Шаг вперед, причудливое движение клинка – кончиком коснуться руки чуть выше предплечья, затем провести от уха до кадыка. Меч – не пуля, останавливающее действие невелико: даже с пронзенным сердцем враг может продолжить бой – надо не оставлять ему ни одного шанса. Сухожилия на руке перехвачены, бицепс разрезан надвое, подсеченная голова заваливается набок, выпуская фонтан крови на последнего противника. Тот единственный, кто что-то пытается сделать: начинает замахиваться простой дубинкой. На этот раз оружие старика не стремится к изяществу – почти грубо бьет единым боковым ударом, перерубая руку у локтя и глубоко вгрызаясь в шею.
Первая жертва, припав на колени, начинает заваливаться набок, а отсеченная рука последней еще не коснулась грязи двора. Бой окончен.
Старик, не обращая внимания на застывшую статуей женщину, шагнул к Амидису. Он больше не был стремительным и невесомо-изящным – движения его были утомленны и грубы. Ухватив веревку, с трудом вытащил узел, отпустил. Освобожденный донис кулем рухнул в грязь, со стоном прижимая к груди затекшие руки.
– Сейчас кровь начнет возвращаться в ладони, и будет очень больно, – вежливо предупредил старик.
Амидис на это ничего не ответил – ему и без того было настолько плохо, что он не верил в ухудшение ситуации.
– Я вспомнила, кто ты, – безжизненно-спокойно произнесла хозяйка дома.
