И он не просто бросил работу, а еще и потащил за собой Ларю. Без особых уговоров маленький канадец собрал свои вещи и отправился с ним. Как понимал сложившуюся ситуацию Мэтью, на нем теперь висят два нахлебника, увлеченных выискиванием недостатков друг в друге.
Мэтью сидел под ржавым навесом старого трейлера, затерявшегося на юге Флориды, и пытался вспомнить момент, когда потерял разум.
Все началось с письма Бомонтов, с упоминания о Тейт, о Ван Дайке и, естественно, о «Изабелле». Слишком много вспыхнуло воспоминаний, прекрасных и горьких, слишком много проснулось надежд. Не успел он продумать последствия своего шага, как уже паковал свое снаряжение.
Теперь, когда мосты были сожжены, появилось время подумать. Куда девать Бака, черт побери? Старик пьет, не просыхая, и совсем отбился от рук.
«Тоже мне, сюрприз», — подумал Мэтью. Каждый год он на месяц приезжал во Флориду и тщетно пытался протрезвить дядю. И каждый год он возвращался в море, мучаясь угрызениями совести.
Вот и сейчас далеко разносится полный пьяной горечи голос Бака…
— Что это за помои? — Стуча протезом, Бак ворвался в крохотную кухню.
Ларю даже не поднял глаз от своей книги.
— Рыбная похлебка с чесноком и пряностями. Старинный семейный рецепт.
— Помои, — повторил Бак. — Французские помои. — Небритый, в мятой одежде, в которой и спал, Бак распахнул дверцу кухонного шкафчика, надеясь найти бутылку. — Чтобы в моем доме больше не было такой вони.
Ларю невозмутимо перелистнул страницу.
— Где виски, черт побери? — Бак пошуровал в шкафчике, разбрасывая скудные припасы. — Где моя бутылка, будь ты проклят!
— Лично я предпочитаю хороший «Божоле», — заметил Ларю. — Комнатной температуры. — Он услышал скрип затянутой москитной сеткой двери и сунул закладку в роман Фолкнера. Похоже, вечер только начинался.
— Ты украл мое виски, проклятый кэнак.[5]
Ларю только ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом.
Ответил Мэтью:
— Виски нет. Я от него избавился.
Бак неуклюже повернулся и качнулся, не столько из-за протеза, сколько из-за поглощенного с утра алкоголя.
— Ты не имел права трогать мою бутылку.
«Кто этот человек? — думал Мэтью. — Кто этот незнакомец? Что осталось от Бака в распухшем небритом лице, в воспаленных мутных глазах?»
— Насчет прав не знаю, но бутылку я выбросил. Выпей кофе.
Бак схватил с плиты кофейник и швырнул его в стену, следом полетела кружка.
— Ну, не пей кофе. — Поскольку руки сами собой сжались в кулаки, Мэтью сунул их в карманы. — Если хочешь напиться, напивайся где-нибудь в другом месте. Я не собираюсь смотреть, как ты себя убиваешь.
— Это мое дело, — пробормотал Бак, топая по хрустящему стеклу и луже кофе.
— Нет, пока я здесь.
— А тебя никогда здесь нет! — Бак поскользнулся на мокром полу, выпрямился, раскрасневшись от унижения. Каждый шаг служил горьким напоминанием об увечье. — Являешься сюда, когда пожелаешь, и так же исчезаешь. Ты не имеешь права командовать мной в моем собственном доме, мальчишка.
— Это мой дом, — невозмутимо возразил Мэтью. — Ты просто умираешь в нем.
Он мог уклониться, но все-таки встретил кулак Бака, неожиданно для себя с удовлетворением отметив, что дядюшка еще в состоянии нанести хороший удар в челюсть.
— Я ухожу. — Под хмурым взглядом Бака Мэтью стер кровь со рта тыльной стороной ладони и вышел.
— Иди, иди. — Бак проковылял к двери и крикнул в барабанящий дождь: — Уходить ты прекрасно умеешь. И можешь вообще не возвращаться. Ты здесь никому не нужен. Никто в тебе не нуждается.
Когда Бак исчез в своей спальне, Ларю выключил огонь под кастрюлькой с тушеным мясом, взял две куртки — свою и Мэта — и выскользнул из трейлера.
Они жили во Флориде всего три дня, но Ларю уже знал, где искать приятеля, и, низко надвинув на глаза кепку, чтобы вода не текла по лицу, направился к арендованному Мэтом бетонному гаражу у пристани.
Мэтью сидел на носу почти законченной яхты-катамарана. Когда Ларю в первый раз увидел это сооружение, оно произвело на него неизгладимое впечатление Интересная посудина, в ширину почти такая же, как в длину, не изящная, но крепкая и устойчивая. Ларю ценил эти качества, как в яхтах, так и в женщинах.
Палубные сооружения покоились на двух корпусах недоступные любым волнам. Изогнутые внутрь ось служили амортизаторами и увеличивали плавность и скорость хода. Внутри достаточно места для экипажа и припасов, но самым гениальным в проекте Мэтью, по мнению Ларю, была выступающая вперед открытая палуба площадью в шестьдесят квадратных футов. Недоставало лишь окончательной отделки: краски, медных деталей и навигационного оборудования… и подходящего имени.
Ларю вскарабкался на палубу, снова восхитившись полетом конструкторской мысли Мэта.
— Так когда ты закончишь эту штуковину?
— У меня теперь полно времени, не так ли? Все, что мне нужно, это деньги.
— У меня куча денег. — Ларю достал кожаный кисет и начал не спеша скручивать сигарету. — На что мне их тратить? Разве что на женщин. А женщины стоят совсем не так дорого, как думает большинство мужчин. Так что может, я дам тебе денег в обмен на часть яхты.
Мэтью кисло рассмеялся.
— И какую же часть ты хочешь?
Ларю присел на скамью.
— Яхта — хорошее место для размышлений. Скажи-ка, Мэтью, почему ты позволил ему ударить тебя?
— А почему бы и нет?
— Мне кажется, полезнее было бы ударить его.
— Правильно. Великолепно! Очень благородно ударить…
— Калеку? — кротко закончил за него Ларю. — Да, ты не даешь ему забыть об этом.
Мэтью в бешенстве вскочил на ноги.
— Откуда ты явился такой умный? Что ты понимаешь, черт побери? Я сделал для него все, что мог.
— Ну да. — Ларю чиркнул спичкой, прикурил аккуратно свернутую сигарету. — Ты платишь за крышу над его головой, за еду в его желудке, за виски, которым он убивает себя. И он чувствует себя униженным.
— А что я должен был сделать? Вышвырнуть его на улицу?
Ларю пожал плечами.
— Ты не требуешь, чтобы он был мужчиной, он и не мужчина.
— Катись отсюда!
— Мне кажется, Мэтью, что ты упиваешься своим чувствам вины. Оно удерживает тебя от того, что ты хочешь сделать, но в чем можешь потерпеть неудачу. — Ларю только ухмыльнулся, когда Мэтью схватил его за грудки. — Видишь, со мной ты обращаешься, как с мужчиной. — Маленький канадец гордо вскинул подбородок, хотя совершенно не был уверен в его сохранности. — Можешь меня ударить. Я дам тебе сдачи. А когда закончим, заключим сделку.
— Какого дьявола тебе здесь надо? — Мэтью с отвращением отшвырнул Ларю. — Мне не нужна компания, и мне не нужен партнер.
— Еще как нужен. И ты мне нравишься, Мэтью. — Ларю снова сел, аккуратно стряхнул пепел в ладонь. — Как я понимаю, ты собираешься вернуться за тем кораблем, о котором когда-то мне рассказывал. Может, ты отправишься за Ван Дайком, которого так ненавидишь. Может, даже вернешься к той женщине, которую не можешь забыть. Я пойду с тобой, потому что не прочь разбогатеть. Еще я люблю посмотреть на хорошую драку, и у меня чувствительное сердце.
— Ты просто гвоздь в заднице, Ларю. Один бог знает, почему я вообще тебе все это рассказал. — Мэтью потер лицо руками. — Должно быть, я был пьян.
— Нет, ты никогда не позволяешь себе напиться. Ты разговаривал сам с собой, mon ami. Я просто оказался рядом.
— Может, я и отправлюсь за тем кораблем. И, может, если повезет, наши с Ван Дайком пути пересекутся. Но никакой женщины больше нет.
— Всегда есть женщина. Не одна, так другая. — Ларю пожал костлявыми плечами. — Я, например, не понимаю, почему мужчины теряют голову из-за женщин? Одна уходит, другая приходит. А вот ради врага стоит попотеть. И ради денег. Ну, гораздо легче быть богатым, чем бедным. Итак, мы заканчиваем твою яхту и отправляемся за сокровищами и местью.
Мэтью настороженно покосился на Ларю.
— Оборудование недешево.
— Ничто хорошее не стоит дешево.
— Может, мы и не найдем корабль. Даже если найдем, раскопки — тяжелая и опасная работа.
— Опасность делает жизнь интересной. Ты это забыл, Мэтью.
— Может быть, — прошептал Мэт, чувствуя, как закипает кровь, которую он так старательно охлаждал долгих восемь лет, и протянул руку. — Мы закончим яхту, партнер.
Три дня спустя в гараж заявился Бак, судя по кислому запаху виски, раздобывший где-то бутылку.
— Ты что, сдурел? Куда ты собрался на этом корыте?
Мэтью продолжал любовно шлифовать тиковые доски для поручней.
— Сначала на Хаттерас. К Бомонтам.
— Дерьмо! Любители! — Слегка покачиваясь, Бак подковылял к корме. — Какого черта ты слепил катамаран?
— Мне так захотелось.
