расхотелось. Для него это была не просто песня. Часть его прошлого. А скорее всего, и настоящего тоже. Это и…
Как там Дэн сказал: Рустам — «убежденный коммунист»? А она тогда «буржуина», получается. И тем не менее, вот он, рядом с ней. Повернулся, заметил её взгляд, и, перекинув руку через её плечо, прижал к себе таким уже знакомым, почти собственническим жестом.
После того, что было у Галины с мужем, любое собственничество в отношениях её раздражало. А тут — никакого отторжения. Забота Рустама была настоящей. Его куртка на её плечах — чтобы ей холодно не было. А что там решили остальные — всё равно!
Хотя нет: если совсем честно, ей даже нравилось ощущать себя «его», в том числе вот так, через чужое восприятие. Галина поплотнее запахнула куртку, закрыв глаза, вдохнула запах Рустама. И почувствовала, как откликнулось женское, спрятанное, почти похороненное вместе с мужем.
Вот ведь как… Шесть лет, и никто не нужен был… А рядом с Рустамом она вспомнила, каково это — ощущать себя красивой, важной, желанной. Живой! Какая разница, что думают другие — коллеги, родные, да кто угодно! Все эти страхи показались такими мелкими в момент, когда Рустам прощался с ней в ресторане. Не вернись он сам, она бы… Да, она бы побежала за ним! Побежала бы, чтобы сказать, чтобы доказать, что она не стесняется его, такого настоящего, иногда грубоватого, такого, какой он есть! Не стесняется, ведь она его лю…
Осознание оглушило. Руки под слоями одежды покрылись мурашками. Сердце зашлось, а к глазам подступили слёзы. Она его любит!
Взаимно ли?
Повернув голову, украдкой посмотрела на Рустама. Представить, как он признаётся ей в любви, не получалось, но… Он ведь поцелует её сегодня перед тем, как она сядет в такси? А что, если… к ней? Какой он? Будет сдерживаться, или же…
Галина чувствовала, как горят её щёки. Друзья Рустама петь давно перестали, зато, по всей видимости, собирались пить. Рустам поморщился и посмотрел на Галину. Усталый, на подбородке — тень пробивающейся щетины. И вдруг сказал:
— Галь, а я дурак! Восьмое марта же, а я даже про цветы забыл. Прав Дэн, меня и могила не исправит — чурбан!
— Никакой не дурак и не чурбан! — возразила она. — Восьмое только завтра. Да и что бы я делала с цветами весь вечер? И вообще, Дэн зря так про тебя. Ты очень внимательный, и прекрасный отец!
— Ну-ну, — буркнул Рустам. — Как восемнадцать стукнет — сын свалит учиться, и меня забудет. Иса почему остался — непонятно. Может, кровь своя тянет, фамилия-то одна. А Дэн… Ему фамилию не меняли.
Галина задумалась. Уже не первый раз Рустам говорил так, словно с детьми у него конфликт. Но она видела совсем другое и в простецки-уважительных манерах Исмагила, и в провокациях Дениса. А Рустам, выходит, действительно думал, что дети его не любят. С другой стороны — а как ему понять? Он рассказал о своём детстве немного, но и того хватило: для Рустама быть хорошим родителем означало не быть таким, как его собственный отец.
Но ведь у него получилось, а он сам себя мучает! За строгостью к мальчишкам прячет отцовское, настоящее… А так, небось, и по именам-то к ним не обращается. При ней такого не было.
Как же ему дать понять? Галина достала телефон, открыла соцсети.
— Смотри, это публичная страница Дениса.
Рустам глянул без интереса. Протянул:
— Ага. И что?
— Взгляни как следует, ничего не замечаешь? Фамилию прочитай.
Галина помнила, что у Дениса по документам действительно была другая фамилия — Менделаев. А вот в соцсетях он, как и отец, звался Закировым. Будь это иначе, она его страницу и не нашла бы.
Судя по тому, как Рустам застыл, эта маленькая деталь имела для него огромное значение. Второй раз за вечер она увидела его растроганным и позволила себе робкий совет:
— Тебе бы поговорить с твоими парнями в открытую. Про их будущее, хотя бы. Мне кажется, ты будешь удивлён.
Рустам вернул телефон, поднялся и протянул ей руку:
— Поехали отсюда. Здесь уже всё, мужики расслабляться будут, как умеют. — И строго добавил: — И это… Сегодня я тебя провожу. Ясно?
Возражать совершенно не хотелось, Галина кивнула и поднялась. Рустам попрощался с каждым, они забрали её шубу в «вахтовке» и вышли на улицу. Но прежде чем Рустам набрал номер такси, Галина шагнула к нему, обняла за пояс. Взгляд не прятала. Успела заметить удивление и что-то ещё. И, не дав себе передумать, потянулась к нему.
Мужем такие инициативы пресекались на корню. А со временем — и не хотелось уже нарываться. Рустам обнял в ответ, но отвечать на поцелуй не спешил. А им и некуда было торопиться. Галина лишь слегка скользнула по его губам, провела ими по его шее, шумно вдыхая, прижалась ближе, руками скользнув под вечно распахнутую куртку.
— Галя… Галочка… Ну, что ты творишь, я же не железный! — Рустам наконец сгрёб её в охапку, и в промежутках между словами целовал её глаза, скулы, лоб…
— Я тоже… не железная… — Галина таки зажмурилась, уткнувшись лицом в рубашку Рустама. — Мне так хорошо. Вот прямо сейчас, с тобой. Не хочу прощаться.
Рустам не отвечал, и она снова подняла к нему лицо. В свете фонарей его скулы казались резче, взгляд жёг откровенным. Галина горела тем же. Рустам коснулся ладонью её щеки, и от этой простой ласки потяжелели веки, а свой голос показался сиплым:
— Ася сегодня у Саши ночует… Хочешь… чаю?
Рустам и раньше был неразговорчив, а тут и вовсе молчал. Галина даже успела испугаться, что он откажется… Но нет: объятья не разжал, набрал такси, продиктовал адрес. Крупными хлопьями пошёл снег. Рустам накинул на голову капюшон, притянул Галину ближе, максимально защищая, прикрывая её. Но некоторые снежинки всё равно попадали ей на лицо, жалили холодом разгорячившиеся губы и тут же таяли.
Машина приехала быстро. Рустам открыл Галине дверь, а она не стала отпускать его руку. Ей казалось, что если их руки разлучатся, то ей не хватит смелости… Ведь она словно черпала свою уверенность в Рустаме.
Они сели вместе на заднее сидение. Так и молчали, но их пальцы вели собственную беседу, сталкиваясь, скользя, привыкая друг к другу. Сначала Рустам просто позволял Галине чертить круги кончиками пальцев на его раскрытой ладони. Она нашла каждую мозоль, ногтями царапнула шероховатую кожу, примерилась, мягко уложив свою руку на его — мизинец к мизинцу. От ладони Рустама шёл
