команды «Ложись!»[1], поэтому просить будешь ты.
— Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом, — вспомнив сказки, прошу я строение. Процитировавший старый фильм Серёжа с интересом наблюдает.
Изба начинает медленно, со скрипом, поворачиваться. Скрип у неё деревянный, только я никак не могу избавиться от ощущения, что старый танк башней крутит, — слышала я разок, как это бывает. Но степенно, не торопясь, строение поворачивается к нам своей лицевой стороной, заставляя меня судорожно уцепиться за руку любимого. Отчего-то становится страшно.
Несмотря на то что я знаю — последнее испытание было иллюзией, неправдой, мне очень нужно, просто необходимо постоянно касаться Серёжи. Как будто что-то выбило из меня уверенность, и теперь мне нужно каждую минуту, каждое мгновение убеждаться, что он здесь, со мной. Странно, но мой любимый это понимает, позволяя спрятаться в своих объятиях. Он теперь обо мне всё-всё знает, и я о нём тоже. Долгий у нас был разговор, полностью мы друг перед другом открылись.
— Дети, — констатирует появившаяся на пороге избы вполне миловидная старушка. — Дети нашли путь к бабушке. Уже интересно, а вот то, что дети обручены — вдвойне. Ну, прошу в дом.
— Здрасьте, — придушенно здороваюсь я, желая спрятаться в Серёжиной куртке, а тот просто вздыхает и берёт меня на руки.
— Вот, значит, как… — задумчиво произносит Яга, видя, что Серёжа прикидывает, как бы подняться со мной на руках.
Она делает приглашающий жест рукой. Какая-то сила при этом поднимает нас обоих, занося на тёплых мягких лапах в дом, и опускает прямо на лавку у стола, укрытого цветастой скатертью. Старушка как-то мгновенно обнаруживается за столом, на котором сами по себе возникают самовар и тарелки с бубликами, сушками, пряниками, печеньем разной формы. Появляются и чашки, полные чёрного ароматного чая.
— Ну, давайте почаёвничаем, — предлагает нам Яга. — А там и расскажете, с чем пришли.
— Мила, присядешь? — интересуется у меня Серёжа, на что я осторожно киваю.
— Только можно, чтобы ты рядом? — тихо спрашиваю.
— Можно, маленькая, — кивает он, осторожно усаживая меня.
— Видать, непростые испытания вам выдались, — качает головой Яга. — Кушайте, кушайте.
Я отпиваю необыкновенно вкусный чай, отчего-то всхлипнув, на что любимый сразу же прижимает меня к себе. Вот мы и дошли, а что делать дальше, я не знаю. Не было в книге ничего об этом, да и во сне тоже. Наверное, надо всё рассказать, а там Яга решит, помогать ли нам.
Пока я наслаждаюсь чаем, она достаёт блюдце, берёт яблоко и, странным жестом закрутив его, кладёт на ободок. Яблоко начинает наворачивать круги по блюдцу, Яга же смотрит внутрь и то хмурится, то улыбается. Добрая у неё улыбка, хорошая, по-моему. Детскость моя оценивает бабушку по триггеру — будет бить или не будет, что ещё раз показывает — тяжело мне испытание последнее далось, хоть боль и унялась очень быстро, да и ожидаемых следов на мне нет, я специально осмотрелась.
— Так, Кощею, вижу, не повезло, — хихикает старушка. — То Добрыня всё неправильно поймёт, то воин в теле ребёнка, что неудивительно. Горыныча вы накормили, причём замечу — не собой, печка и яблонька вас очень хорошо характеризуют. Значит, получается, помочь надо, раз даже испытание страхом выдержали. Рассказывайте.
— Меня Милаликой зовут, — начинаю я, но продолжить не успеваю.
— Погодь-ка, — произносит Яга. — Милалика? Царевна?
Она машет на меня руками, явственно удивляясь всё сильнее и сильнее, потом только хмыкает, покачав головой и пробормотав что-то о затейниках. Взяв маленькую метёлку, старушка макает её во что-то и стряхивает в мою сторону, заставляя замереть, потому что вокруг меня вдруг оказывается много ярких звёздочек.
— Царевна Милалика, принесённая в жертву, выполнившая условие и вернувшаяся, — задумчиво произносит Яга. — Что за условие, я спрашивать не буду, но факт остаётся фактом. И что случилось у царевны Милалики, отчего ей во дворце не сидится?
Я опять плакать сейчас буду. Потому что память подкидывает страшную женщину, за волосы утаскивающую девочку, что смотрела с таким ужасом. Это настолько невозможно выдержать, что я даже и сказать ничего не могу. Это не мама! Не мама!
— Или её маму заколдовали, или ещё что, — отвечает Серёжа, прижимая меня к себе. — Царица нынче известна тем, что бьёт девочек определённого возраста до полусмерти. Ну и напугала мою милую.
— А царь-то что? — интересуется Яга, причём, судя по интонациям, ей действительно интересно.
— Не видели мы царя, — вздыхает мой любимый. — Может, и нет его вовсе.
— Как интересно-то… — тянет старушка. — Ну, вот что, вы сейчас поснедаете, а потом и спать уложитесь. Я же что-то узнать постараюсь, а там и решим.
— Как скажете, — я чувствую кивок жениха моего.
— Только учтите, — произносит Яга, — сны могут быть разными, нельзя забывать, что это всего лишь сон, договорились?
— Опять сны… — вздыхает Серёжа. — Договорились.
— Я без тебя бы умерла, — констатирую я факт, а милый меня просто гладит.
Я и половины не прошла бы, не будь со мной рядом Серёжи, я очень хорошо это понимаю. Поэтому просто прижимаюсь к нему, прикрыв глаза. Почему же картина моего детства меня так вышибла из строя? Почему? Я не могу этого понять — ведь осознавала же, что это всё иллюзия, отчего тогда мне так страшно даже на миг остаться без Серёжи?
— Испытаний слишком много у моей маленькой, — негромко объясняет мне жених. — А мы всё равно дети, и такие испытания нам хорошо не делают, понимаешь?
* * *
Передо мной двое, а я должна сделать выбор. Такова цена за помощь Яги. Один из них меня забудет навсегда и никогда не вспомнит. Никогда не узнает, не погладит, не скажет, какая я любимая, поэтому я не отрываясь смотрю на маму. В этот час я навсегда прощаюсь с мамой, потому что для меня выбор очевиден.
Делая шаг к Серёже, я пытаюсь запомнить маму, её глаза, её руки и улыбку… Пусть она никогда меня не вспомнит, но я буду помнить. Я буду всегда помнить, хоть и видела её только во сне. Жаль, что всё так заканчивается, но взамен она будет счастлива, у неё будет другая доченька, которую будут любить. И поэтому я плачу. Даже не заметив, как вновь оказываюсь на
