Рейтинговые книги
Читем онлайн Необыкновенные москвичи - Георгий Березко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 148

Он много выпил в кафе, но пьяным себя не сознавал; наоборот, казалось, что его мозг работает поразительно ясно и быстро. Все мысли были необыкновенно отчетливы и возникали в голове с повелительной лаконичностью, точно военные команды. С такой же строевой четкостью, как мерещилось Белозерову, он мгновенно, без колебаний повиновался этим мыслям-командам.

«Письма!» — первым делом приказал он себе и сел за стол писать письма жене, сестре Наталье и Вале; с нею он так и не увиделся и не простился, но уже не чувствовал в том крайней необходимости. Не задумываясь больше, что и как ему сказать женщинам, которых он покидал, он размашистым, неровным почерком написал всем одно и то же: «Отбываю в бессрочную. Не горюй. Был честен, но глуп. И довольно — свое отслужил. Целую». Одинокой Валентине Ивановне Белозеров еще приписал: «Прости-прощай, Валя! Не мог иначе. На деньги, которые я оставил у тебя, купи путевку на юг». В письме сестре он добавил: «Целую твоих ребят». Он вложил письма в конверты, написал, кому какое, и разложил рядышком на столе, на видном месте.

Следующая команда, которую Белозеров отдал самому себе, была: «Партбилет!» Он отпер ящик письменного стола, достал красную, в целлофановой обертке, книжечку, перелистал и машинально отметил, что взносы все уплачены. В памяти его промелькнуло, как летом сорок первого, в немецком окружении, он прятал эту книжечку: то зашивал ее в подкладку шинели, то носил под рубахой на шее, в кисете. Закрыв книжечку, он лишь мгновение помедлил, затем также вложил ее в конверт и написал: «Сдать в партком тов. Рябичеву». Он уже не оглядывался, не размышлял, но действовал, действовал в какой-то глухой решимости.

«Пистолет», — скомандовал он далее. И, засунув руку глубоко в ящик, извлек из-под старых писем и газетных вырезок свой именной ТТ; он только скользнул взглядом по латунной пластинке с выгравированной надписью: «Майору Н. Н. Белозерову, за храбрость. Западный фронт, 1942 г.» — и тут же принялся за дело: разрядил пистолет, пощелкал спусковым крючком, исправно ли работает, посмотрел на свет в ствол и вновь вставил обойму. Следовало бы, конечно, почистить и смазать пистолет, но в конце концов для того единственного выстрела, что предстояло сделать, можно было этим пренебречь. И Белозеров опустил пистолет в карман пиджака, который сразу отяжелел и обвис на один бок.

«Что же еще? — вслух спросил он себя. — Ах да, ордена!»

Он опять выдвинул ящик и достал стальную квадратную шкатулку с висячим замком, когда-то он ее специально заказал. Из шкатулки одну за другой он выложил на стол свои награды: орден Ленина и два ордена Красного Знамени, ордена Александра Невского и Отечественной войны первой степени, две Красные Звезды, польский Военный Крест и несколько медалей: «За оборону Москвы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», в ознаменование двадцатилетия Красной Армии и ее тридцатилетия; здесь же хранились разные наградные памятные значки, и среди них значок за победу на конных состязаниях. Белозеров мимолетно усмехнулся, вспомнив, как он гордился этой победой. И его пальцы замерли на какую-то минуту, когда он стал отцеплять с пиджака Звезду Героя Советского Союза; лицо его отяжелело, напряглось, и он пробормотал нечто понятное ныне, быть может, ему одному:

— Апостолы...

Он получил Героя за бой на Днепре. Всего с одной ротой автоматчиков в рыбачьих лодках, на плотах, на досках он переправился через кипевшую под пулями реку и целые сутки держался на правом берегу, пока не подошла дивизия, к тому моменту только двенадцать человек вместе с ним ползали еще и стреляли на перепаханной огнем полоске приднепровской земли — «двенадцать апостолов», как назвал их командарм. И их долго потом так и называли в армии — «апостолами».

Ладонью Белозеров отер мокрый лоб... Ему как будто заранее кто-то внушил, что он не имел права с этим апостольским знаком уходить из жизни так, как он уходил. Сняв его с груди и уложив обратно в шкатулку всю разноцветную кучку орденов и медалей, Белозеров сверху осторожно опустил тихо звякнувшую Золотую Звезду; шкатулку он запер, но ключик оставил в замочке. Написав на листке почтовой бумаги: «Носил — не позорил. Этому верьте. Тов. Рябичев, сдай все, куда положено», — он прикрыл листком шкатулку.

— У меня все! — сказал он громко и прислушался, точно в ожидании ответа.

В квартире было тихо, со двора доносился неясный шум, слабо простучал автомобильный мотор.

Белозеров поднялся из-за стола: он почувствовал себя ограбленным, лишившимся всего, что было им — Николаем Николаевичем Белозеровым, — своих привязанностей, своего прошлого, своей славы. Как сброшенная одежда, осталась на этой полированной, сверкавшей в электрическом свете поверхности стола вся его жизнь, вернее, то самое важное, что сохранилось от его жизни. И голое, безнадежное бесстрашие сошло на него: ничто не могло его теперь остановить, потому что он сам был уже никем.

— Пора, марш! — отдал он себе последнюю команду.

Не оглядываясь, как подгоняемый сзади, не прощаясь со стенами, с вещами, среди которых прошли годы, Белозеров устремился к дверям. Он мог бы и здесь, в своей квартире, — жены не было, — сию же минуту выполнить все задуманное, но он слепо следовал своему плану. Движения его были не точны, его заносило в сторону, он споткнулся на коврике в передней, ударился боком о столик, но ничего не заметил. В голове его только и звучало опустошительно и властно: «Пора. Марш!»

На лестнице он невольно задержался, навстречу кто-то всходил, и он инстинктивно отпрянул назад, точно боясь быть уличенным. Прижавшись к захлопнувшейся двери, он пропустил мимо себя незнакомых соседей — старика и старушку; старик посапывал, трудно взбираясь по ступенькам, и не обратил на Белозерова внимания, хилая горбатенькая женщина испуганно-любопытно обернулась на него раз и еще раз — так, должно быть, поразил ее вид этого багроволицего богатыря с хмельными туманными глазами.

Стремясь пройти незамеченным, очень торопясь, но пошатываясь, хватаясь за перила, едва не падая, Белозеров спустился во двор. Он ощущал сейчас почти то же самое, что ощущал давным-давно в одной отчаянной разведке, когда, выполняя приказ, уходил вот так в неизвестность, за линию фронта. Как и сегодня, он оставил тогда у секретаря парторганизации свой партбилет, документы, письма,знаки отличия; как и тогда, он вздрагивал и внутренне сжимался при каждом громком звуке... Он неясно уже сознавал, что заставляет его сейчас идти, чего он страшится и зачем так спешит? — его прошлое и настоящее, явь и воспоминание, спутались, перемешались. И — что было совсем странно — безумная, абсолютно нелепая надежда на избавление от всех страхов, на счастливую встречу, на победу, — почти та же надежда, что светила ему тогда, в окаянном сорок первом году, замерцала и сейчас перед ним. Он понимал, что уходит навсегда, исчезает, теряется, и вместе с тем словно бы смутно верил, что он еще вернется, как вернулся тогда, наперекор всем смертям.

Держась в тени дома, Белозеров обогнул двор — пустынный, серебряно озаренный луной; две кошки — серая с черным пятном на усатой морде и полосатая, сидевшие друг против друга, тихо при его приближении встали, изгибая спины, и отошли, уступив дорогу. На соседнем дворе, куда он пролез через дыру в заборчике, тоже бесшумно бродила кошка — бело-голубая в лунном свете, и тоже не было ни души, — все складывалось как нельзя лучше, как и в той его первой разведке, когда ему необычайно повезло. И, подбодренный своей удачливостью, не изменившей ему и в этом его последнем боевом деле, он не заметил, как очутился у каменного в несколько ступенек узкого спуска — здесь и был вход в подвал бомбоубежища. Железная дверь оказалась слегка приоткрытой, он отвел ее левой рукой — правая сжимала в кармане пиджака пистолет — и шагнул, как в яму, в сырую черноту...

Сразу же, автоматически, он выхватил из кармана пистолет, как будто его могла тут подстерегать засада. Но никто не нападал на него, и он двинулся дальше, нащупывая ногами дорогу. Откуда-то из глубины этого подземного мрака к нему донеслась едва слышимая музыка — что-то приятное, мелодичное, и он не удивился — он ступил уже за пределы человеческого мира, в нереальный мир. И приятная музыка была как бы порождением потусторонней темноты.

Вытянув вперед руку, он шел некоторое время в пустоте, пока не наткнулся на стену. Дальше он пошел вдоль стены, перебирая по холодной, шероховатой плоскости ладонью, и нащупал вторую дверь — деревянную, в чешуйках пересохшей масляной краски. Он открыл и ее, нашарил ручку и толкнул — за нею тоже была чернота.

— Здесь! — сказал Белозеров.

Пропасть, над которой он стоял, тянула его к себе с такой силой, что удержаться на ее краю было уже невозможно. Как перед прыжком, он зажмурился; в ушах у него что-то невыносимо шумело, стучало, пело... И внезапно в его мозг проникло: это была музыка, не что иное — музыка, гораздо более громкая, чем раньше. А в музыке он различил теперь человеческие голоса, кто-то неразборчиво кричал, кто-то смеялся... Белозеров разомкнул веки — невдалеке светилась понизу узкая горизонтальная полоска, он только сейчас ее увидел. Там была, по-видимому, третья дверь, за которой горел свет, — и музыка, и голоса, живые, обыденные, доносились из-за нее. Не раздумывая, Белозеров рванулся назад, сделал шаг... И громовое бряцание оглушило его — он задел ногой что-то твердое, должно быть, ведро, покатившееся по каменному полу.

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 148
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Необыкновенные москвичи - Георгий Березко бесплатно.
Похожие на Необыкновенные москвичи - Георгий Березко книги

Оставить комментарий