– А ты ведь действительно «истребитель» – истребляешь собственный народ! Восемь миллионов уроженцев Донбасса вы сделали «сепаратистами». И звания теперь получаете ценой крови и жизней этих людей. Я читал, что чуть больше, чем за месяц вашей карательной «антитеррористической операции», «за мужество» в звании повысили девяносто участников АТО. Звание полковника получили шестнадцать ваших военных, семнадцать – стали подполковниками, двадцать три карателя – майорами, двадцать – капитанами, трое – старшими лейтенантами, один – лейтенантом и один – старшим прапорщиком. Еще девятерым военнослужащим, которые погибли во время антитеррористической операции, дали очередные воинские звания посмертно. Хорошо карьеру делаете, братья-славяне! Хотя какие вы, к черту, братья – вас свои же украинцы проклинают! И кстати, то, что я сказал, это – открытое сообщение Министерства обороны Украины от шестого июня 2014 года[39].
* * *
Константин Новиков свое слово сдержал. Назавтра после процедур отвел пленного украинского летчика в палату интенсивной терапии славянской горбольницы имени Ленина. Там, в числе прочих, лежали и та самая десятилетняя девочка, и ее мама. Леночка долго болела и не смогла эвакуироваться вместе с остальными детьми в Россию, на Черноморское побережье Крыма. А когда выздоровела, попала вместе с мамой под авиационный удар. Два «МиГ-29» в сине-желтой раскраске сбросили бомбы на микрорайон Артема. Одна из бомб взорвалась в жилом массиве – погибло пятеро взрослых, еще двое детей и трое взрослых было ранено.
Обе пациентки были еще слабы, но их состояние уже не вызывало опасения. Военврач Новиков, который «вел» этих раненых, намеревался вскоре перевести обеих страдалиц в общую палату.
– Мама, а это правда тот дядя, который в нас бомбы кидал? – тихо спросила десятилетняя девочка, лежащая под капельницей.
– Правда, Леночка. Ему, чтобы прокормить свою семью, нужно убивать чужих деток.
Вскоре пленного украинского летчика куда-то увезли. Наверное, чтобы обменять на кого-нибудь из своих пленников. Константин Новиков искренне надеялся, что у этого украинского майора осталась хоть капля офицерской чести и он пустит себе пулю в висок.
* * *
– Костя, новый вызов! Собирай своих «живодеров»!
– Бог день – черт работу! Юрий Гаврилович, я медсестричке назначил комплексное обследование сегодня.
– В своей палатке или в ее?
– Ну, не в вашей же!
– Гм, было бы неплохо… Ладно, теперь к делу. Поедете на блокпост, там украинские «вертушки» покрошили солдат. В мелкий фарш покрошили, но выжившие все же есть. Нужно сделать так, чтобы они не перешли в иную категорию. Да, и осторожнее там, а то мало ли что…
– Ладно, не первый год замужем, – махнул рукой старший лейтенант Новиков.
– Так блокпост-то не наш, а украинской армии…
– Что?!! – только уважение перед хирургическим талантом подполковника медслужбы Авраимова не позволило нарушить субординацию самым витиеватым матом, на который был способен старший лейтенант медицинской службы.
– Украинские «вертушки» очень результативно «отработали» по своим же. А вот забирать убитых и раненых они боятся из-за наших диверсантов и расчетов переносных зенитных комплексов. Да и до нас ближе, чем до их госпиталя.
– Ну, Гаврилыч, удружил так удружил!..
* * *
Два медицинских джипа медленно подкатили к блокпосту, позади ехал грузовой «КамАЗ». Завалы из бетонных блоков, мешков с песком и автомобильных покрышек за очень короткое время стали такой же неотъемлемой деталью ландшафта Донецкого края, как и знаменитые терриконы.
– Повторяю еще раз, для «особо одаренных». Хирургические маски не снимать, в разговоры не вступать, держаться настороже. Мы, конечно же, медики, но все же полагаться без оглядки на Женевскую конвенцию было бы непростительной наивностью на войне, где самая желанная мишень – именно Красный Крест. А еще лучше – роддом! – Костя Новиков, когда нервничал, начинал изъясняться витиевато.
На санитарных машинах были закреплены флаги с красным крестом и белые парламентерские полотнища. Но пулеметчики на джипах и ополченцы в кузове «КамАЗа» держали пальцы на спусковых крючках.
Артем-Одессит настороженно смотрел по сторонам, готовый мгновенно открыть огонь из «Печенега» на турели. У него руки чесались – влупить длинной очередью по «желто-блакитным». Артем действительно был родом из города каштанов и Кости-моряка, который привозил «шаланды, полные кефали». После страшных событий 2 мая 2014 года, когда боевики «Правого сектора» сожгли живьем пророссийских активистов, Артем уехал в Севастополь и вступил в ряды Народного ополчения. Боец он был весьма опытный: отслужил срочную в бригаде украинского спецназа в городке Болград, что в Одесской области. И вот он здесь. Его распределили в госпиталь, хотя Артем стремился попасть в части спецназначения. Но ведь и с приказом не поспоришь. И Одессит исполнял свои новые обязанности стрелка-санитара четко и беспрекословно, как в спецназе. Но сейчас боевые рефлексы и навыки бывшего украинского спецназовца, подпитанные благородной яростью, казалось, были готовы взять верх над здравым смыслом.
– Стій! Дальше їхати не можна! Ехать нельзя!
Старший лейтенант Новиков выбрался из головного джипа.
– Я – русский военврач, и вы сами нас вызвали! Так что, или дайте дорогу, или мы разворачиваемся, и пусть ваши раненые переходят в разряд безвозвратных потерь!
– Добре, проїжджайте!
– Вот и «добре».
Блокпост был обыкновенным – до того, как подвергся атаке своих же вертолетов. Теперь куски бетона, разорванные мешки с песком валялись вокруг остова обгоревшей БМП-2. Боевая машина пехоты была раскурочена, словно консервная банка, прямым попаданием. Похоже, украинские вертолетчики долбанули неуправляемыми ракетами. Стоящий рядом бронетранспортер тоже обгорел. В воздухе витал тошнотворно-сладковатый запах горелой плоти и тяжелый дух сворачивающейся крови. Чуть в стороне чадно горели автомобильные покрышки. Еще одна «коробочка»[40] скособочилась в кювете.
Тела убитых сложили под навесом из маскировочных сетей, бледный солдатик веткой отгонял гудящих мух. Хорошо хоть сентябрьский день выдался пасмурным и тела не распухли на солнце.
Но русский военврач поспешил вначале к раненым. Стрелки-санитары и военфельдшер тащили с собой реаним-комплекты, дыхательные аппараты и портативный элеткродефибриллятор.
За спиной выразительно лязгнули затворы автоматов, но русский военврач и бровью не повел. У него сейчас были дела поважнее. Раненые, в основном – с политравмами и ожогами. Выжившие солдаты с сине-желтыми нашивками выглядели растерянными и, прямо скажем, пришибленными какими-то… Оно и понятно: когда собственные вертолеты лупят по тебе ракетами, тут уж действительно все переворачивается с ног на голову…
– Еб твою мать! Тут же операционная нужна: некоторые из этих пацанов до нашего госпиталя не протянут.
В стороне переминался с ноги на ногу солдат с медицинской сумкой через плечо.
– Будем оперировать прямо на носилках! Поставьте вот эти повыше и застелите чистой простыней, – распорядился русский военврач. – Ребята, готовьте стерильный инструментарий, физраствор, медикаменты. Дима, фельдшер, спирт на руки! Переодевайся в стерильный комплект, мойся и будешь мне ассистировать, готовь инструменты и лекарства. Маску только смени.
– Понял.
– Артем-Одессит, Серега Малик занимаетесь сердечно-легочной реанимацией тяжелых раненых и противошоковыми мероприятиями.
– Есть!
Старший лейтенант медслужбы стащил бронежилет, достал одноразовую упаковку со стерильным хирургическим комплектом. Переменил маску, протер еще раз руки спиртом, разорвал пакет со стерильными перчатками и сам же их надел.
– Эй, боец! Иди сюда, я не кусаюсь. Продезинфицируй руки, будешь помогать. Капельницу поставить можешь?
– Так, можу…
– Давай, быстрее! Дима – наркоз раненому. И подключи его к портативному кардиомонитору. У него на камуфляже я видел бирку: вторая группа, «плюс». Приготовь два флакона цельной крови.
У первого солдата, которого положили на импровизированный операционный стол, состояние было критическим: разрыв селезенки и внутреннее кровотечение.
– Твою же мать! Нужно делать спленэктомию[41], иначе он минут за двадцать загнется от внутреннего кровотечения.
Селезенка, в отличие от других, орган паренхиматозный и внутри не имеет четкой структуры. И вместе с тем именно она является одним из кроветворных органов. Для пациента и для хирургов такой расклад был очень хреновым. Проводить довольно сложную хирургическую операцию в таких адовых антисанитарных условиях, на разгромленном блокпосту… Это безумие! Однако дороги до госпиталя с ухабами и полузасыпанными воронками от снарядов он бы не вынес. И только так можно дать раненому призрачный шанс на выживание. На войне выбирать не приходится…
