Мне платье белое несут,
Наряд воздушный дев.
О, нет! – Заклятия печать
Лежит на белом всем,
И в белом буду я лежать,
Уснув последним сном.
Мне дайте розовый наряд,
В нем красота моя
Живей и ярче, говорят, –
Прекрасной буду я.
Несут цветы… к чему они
С их бледностью немой. –
Иль сочтены младые дни
И гроб готовят мой?
Мне дайте роз, махровых роз,
И лучший мой убор,
Но не жемчужный, – символ слез,
Что мой туманят взор…
Ужасный сон разбил мечты
И счастье, и покой,
С тех пор все мысли заняты
Лишь смертью и тоской.
Хочу забыть, хочу уснуть,
Воскреснуть к жизни вновь…
Не странно ль, – горе давит грудь,
Когда в душе любовь?
II.
Пестрел, шумел старинный зал
Нарядною толпой.
И на руке моей блистал
Заветный перстень мой.
А вот и кубки налиты,
Веселый слышен звон,
И поздравленья, и цветы
Летят со всех сторон.
И страх в душе моей утих,
Обетам счастья вняв…
Ко мне подходит мой жених, –
Роберт, венгерский граф.
И грянул вальс, и как огнем
По жилам пробежал…
Все расступились: с ним вдвоем
Мы открываем бал.
Роберт! Роберт! – ваш чудный взор
Так жжет меня зачем?
Двух душ неслышный разговор,
Боюсь, понятен всем… –
А вальс и нежит, и томит…
То правда иль мечта?
Как будто зарева ланит
Коснулися уста?
О сердце, сердце, оживи,
Воскресни и ликуй!
То был любви, самой любви
Незримый поцелуй!
За мыслью мысль летит стрелой,
И все смешалось вдруг
И все слилось передо мной
В один блестящий круг.
И в мире звуков и огня
В объятиях своих
Сжимал меня и жег меня
Прекрасный мой жених!
III.
Проехать мимо должен он, –
Скорей к окну, скорей!
Сбылся, сбылся ужасный сон,
И смерть в груди моей!..
Народ томится под окном,
Должно быть, кончен суд,
Под черным траурным сукном
Уже коня ведут…
Я выбегаю на балкон…
О Боже, пощади!..
Сбылся, сбылся ужасный сон,
И смерть в моей груди!
Осанку гордую храня,
Поводья в руки взяв,
Садится тихо на коня
Роберт, венгерский граф.
В нем отблеск прежней красоты,
Но бледен воск чела,
И на небесные черты
Земная грусть легла.
Во взоре, пламенном дотоль,
Видна тоска одна,
И в кудри, черные, как смоль,
Вплелася седина.
Но тот же все надменный вид
С поднятой головой,
Напрасно реквием звучит
И дробный слышен бой.
И над шумливою толпой
Высокий эшафот,
Вдали чернея, огневой
Ревниво жертвы ждет.
Ему цветы бросаю я…
О Боже, этот взор!
Навеки в нем душа моя
Прочла свой приговор…
О чем так страстно молит он?!
О, сжалься, пощади!..
Сбылся, сбылся ужасный сон,
И смерть в моей груди!..
IV.
«Как он красив, как он богат!»
Шептала я, надев,
Венчальный, белый свой наряд,
Наряд воздушный дев.
О, как нежны, как хороши
Вы, бледные цветы,
Эмблема девственной души,
Невинной чистоты!..
К чему отчаянье и страх
Прошедших дней моих?
Он жив! – он мой и в небесах
Возлюбленный жених!
Нас ждет там счастье без конца,
Блаженный ждет приют!
Нам два сияющих венца
Из ярких звезд сплетут!
И там, где благ Всевышний Суд,
Нет казней, ни тюрьмы,
Где хоры ангелов поют,
Венчаться будем мы!
Восторг наполнил грудь мою,
Свиданья близок час,
И вечный брак в святом раю
Навеки свяжет нас…
К чему отчаянье и страх?
Иду! – готова я!
О друг! – окрепшая в скорбях
Чиста любовь моя!
Праздник забвения
(Средневековая поэма)
I.
О, как бесцветна жизнь моя!
С утра – от пряжи ноют руки,
С утра одна томлюся я
От одиночества и скуки.
Ползет лениво день за днем,
Пустые радости так редки:
Случайный гость заглянет в дом,
Иль вечеринка у соседки.
Мой муж со мной не тратит слов,
Ему в застенке дела много.
С толпой заплечных мастеров –
Пытать и жечь «во славу Бога».
Всегда угрюм, всегда брюзглив,
В добро давно утратив веру,
Со мной он холодно-ревнив
И подозрителен не в меру.
Не знаю я, что значит смех.
В окно не смею бросить взора.
Наш дом – страшилище для всех,
Преддверье смерти и позора.
Я слышу стоны, слышу плач,
И криком жертв должна внимать я:
«Проклятие тебе, палач!»
И с палачом делить проклятья.
О, как ничтожны дни мои!
Шей, вышивай, пряди без толку,
Тоску и злобу затаи
Да корчь усердно богомолку.
Не сможешь – ведьмой назовут,
А там, как всем, одна дорога,
Тюрьма допрос, мученья, суд –
И дни костра «во славу Бога».
И нечем жить. А смерть не ждет.
Я
