— Дьюк ушел на охоту. Намеревался вернуться к трем часам.
Она некоторое время молча смотрела на него, потом резко повернулась и бросилась прочь.
Тут же появилась Барбара, взяла лопату, и они продолжили работу.
— Мне очень жаль, что ты стала невольной свидетельницей этого разговора, — сказал Хью.
— Какого?
— Если только не отходила отсюда более чем на сто метров, то сама знаешь какого.
— Хью, это не мое дело.
— В нынешних обстоятельствах всем до всего должно быть дело. Теперь ты составила плохое мнение о Грейс.
— Хью, да мне и в голову никогда бы не пришло критически относиться к твоей жене.
— Тем не менее у тебя складывается какое-то впечатление о людях. Я хочу, чтобы твое представление о Грейс не было поверхностным. Представь себе, какой она была двадцать пять лет назад. Вспомни Карен.
— Должно быть, Карен очень похожа на нее?
— Да, похожа, но Карен никогда не отличалась ответственностью. На Грейс же всегда во всем можно было положиться. Я находился на действительной службе — офицерский чин я получил только после Пирл-Харбора. Ее родители были, что называется, добропорядочными бюргерами. И они вовсе не желали, чтобы их дочь вышла замуж за нищего призывника.
— Еще бы!
— А она все же вышла. Барбара, ты даже представить себе не можешь, что значило в те дни быть женой молодого парня, призванного в армию! При полном отсутствии денег. Родители Грейс хотели, чтобы она вернулась домой, но не прислали ей ни гроша, пока она находилась со мной. Грейс не бросила меня.
— Она молодец.
— Да. Учти притом, что до этого ей никогда не приходилось жить в одной единственной комнате, пользоваться общей с другими жильцами ванной, сиживать в приемных покоях военно-морских госпиталей. Добираться на другой конец города, чтобы зашибить доллар.
Оставаться совершенно одной, пока я был в море. Молодая и красивая женщина могла бы найти себе кучу развлечений в Норфолке, а она вместо этого нашла себе работу в прачечной — сортировать грязное белье. И все же, когда бы я ни приехал на побывку, она была неизменно красива, жизнерадостна и ни на что не жаловалась.
Александр родился на второй год…
— Александр?
— Дьюк. Его назвали в честь дедушки по материнской линии и крестили без меня. Ее родители после рождения внука пошли на попятную: теперь они были согласны принять меня в свою семью. Но Грейс не растаяла и так никогда и не взяла от них ни цента. Она снова устроилась на работу, а с ребенком целыми днями нянчилась наша квартирная хозяйка.
Эти годы были самыми тяжелыми. По службе я продвигался довольно быстро, и деньги уже не были такой проблемой. Началась война, я был произведен из капралов в лейтенанты. В конце концов мне пришлось выбирать: снова переходить в капралы или увольняться в запас. С согласия Грейс я стал гражданским и оказался на берегу, без работы, но с женой, сыном, посещавшим начальную школу, и трехлетней дочерью. Жить нам пришлось в трейлере. Была безумная инфляция, и цены непрестанно росли. Все, что мы имели, — это несколько облигаций военного времени.
Настал второй тяжелый период нашей жизни. Я ввязался в подряды, потерял на этом все сбережения, после чего мне пришлось устроиться на работу в водопроводную компанию. Мы не голодали, хотя подчас приходилось варить суп из топора. Грейс все невзгоды переносила очень мужественно: трудолюбивая домохозяйка, активный член местной ассоциации родителей и преподавателей, а самое главное — всегда оптимистично настроенная.
Поскольку я когда-то занимался подрядами, через некоторое время я решил еще раз попробовать свои силы в этой области бизнеса. На сей раз мне повезло. Кое-как я наскреб с мира по нитке и ухитрился построить дом. Продал его еще до окончания строительства и тут же построил еще два. С тех пор удача не покидала меня.
Лицо Хью Фарнхэма стало задумчивым.
— Вот тут-то она и стала сдавать. Когда мы наняли прислугу. Когда стали держать в доме спиртное. Мы не ссорились — мы вообще никогда не ссорились, если не считать вопроса о воспитании Дьюка, которого я хотел вырастить в строгости, а Грейс не выносила рукоприкладства по отношению к мальчику.
Она стала опускаться именно тогда, когда я стал делать деньги. Пережить процветание ей было не под силу. Она привыкла выкручиваться в неблагоприятных обстоятельствах, и, когда мы разбогатели, ощутила себя не у дел. Но я все же надеюсь, что ей удастся перебороть себя.
— Конечно, Хью.
— Надеюсь.
— Я рада, что ты рассказал мне о ней, Хью. Теперь я буду лучше понимать ее.
— Черт возьми, в этом нет никакой нужды. Я просто хотел, чтобы ты знала: эта толстая, глупая, эгоистичная женщина — не вся Грейс, и в том, что она покатилась по наклонной плоскости, — не только ее вина. Со мной не так просто ужиться, Барбара, как ты думаешь.
— Вот как?
— Да! Когда я получил возможность отойти от дел, я не оставил свой бизнес. Я позволил себе задерживаться в конторе вечерами. А когда женщина часто остается одна, она может начать с лишнего бокала пива перед телевизором, потом выпить еще один и еще… Впрочем, все равно, если бы я даже и бывал по вечерам дома, то посвятил бы свой досуг чтению. Гостей я не люблю. Мало того, я вступил в семейный клуб. Сначала она посещала его, но скоро перестала. Она прекрасно умеет держаться на людях. Но, видимо, ей надоело играть роль светской дамы. Я не могу корить ее за это. Она избрала свой путь… и, если бы я был потверже… она, вероятно, не стала бы такой, как сейчас.
— Чепуха!
— Что?
— Хью Фарнхэм! То, что представляет собой человек, — его собственных рук дело. Убеждена, что это так. Я являюсь такой, какая есть, потому что сама пожелала этого. То же и с Грейс. И с тобой. — И уже тише она добавила: — Я люблю тебя. И судьба Грейс — не твоя вина. И ни в чем из того, что мы сделали, твоей вины нет. Я просто слышать не могу и не хочу, как ты бьешь себя в грудь и причитаешь: «Меа culpa!» Ты признаешь достоинства Грейс. Так почему бы тебе не признать ее недостатки? Он заморгал и улыбнулся.
— Да, все взятки твои.
— Вот так-то лучше.
— Я тебя люблю. И считай, что я тебя поцеловал.
— Я тебя тоже. Большой шлем. Внимание, сюда идут копы, — вдруг сказала она сквозь зубы.
Это оказалась Карен, чистая, сверкающая, с расчесанными волосами, накрашенными губами и улыбающаяся.
— Какое вдохновляющее зрелище! — воскликнула она. — Может быть, несчастные рабы желают корочку хлеба и глоток воды?
— Скоро захотим, — согласился отец. — Помогай нам, только не нагружай корзину с верхом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
