Теперь, по прошествии времени, мы могли бы сказать, что жизнь Эрнеста после возвращения с войны в 1919 году была бесцельной, если не пустой, однако так жили многие молодые люди в его обстоятельствах. Он задержался на севере до осени ради утиного сезона, но остался без денег. Он неопределенно говорил о том, что собирается поработать на нефтяных месторождениях в Гудзоновом заливе, но его планы были такими же нечеткими, как и разговоры о плавании на грузовом судне на Дальний Восток. Своему другу Хауэллу Дженкинсу Эрнест похвастал, что получил предложение о работе из «Канзас-Сити стар», которое позволит ему назвать свою цену; с этими деньгами, помимо платы за статьи в «Торонто стар», которые он мог писать между делом, он надеялся скопить много «джексонов». По какой-то причине Эрнест так и не уехал в Канзас-Сити. Затем пришло письмо от Билла Хорна, его товарища по службе в «Скорой помощи», который писал, что собирается переехать в Чикаго и что у него достаточно денег, чтобы снять комнату и искать работу. Эрнест ухватился за возможность составить Биллу компанию. Он так отчаянно хотел найти квартиру, чтобы не жить с родителями в Оак-Парке, что переехал в меблированную комнату, которую снял Билл на четвертом этаже в доме без лифта на Норт-Стейт-стрит. Вечером они отправлялись в греческую кофейню «Китсос» на углу Стейт-стрит и Дивижн-стрит, где за 65 центов могли сытно поужинать.
Эрнест перебирал в уме различные схемы зарабатывания денег, о чем свидетельствуют два письма с вопросами о работе, которые он отправил в «Чикаго дейли трибьюн» осенью 1920 года. Одно из них было откликом на открытую вакансию журналиста, которому требовалась работа в журнале; Эрнест подготовил ответ, где утверждал, что он занимается газетной работой с 1916 года (когда писал для школьной газеты). Другим письмом он отвечал на объявление о составителе рекламных текстов. Эрнест отписался в своей циничной манере и сообщал, что вместо того, чтобы писать умное и запоминающееся письмо, он просто перечислит свои характеристики (в том числе свои двадцать четыре года) и таким образом «преодолеет апатию потребителя». И хотя нет доказательств, что он отправил это письмо, подыскивая репортерскую работу, похоже, что он немного серьезнее относился к рекламной работе, которая тогда, как теперь принято считать, была верным способом для писателя заработать много денег и закончить свой «настоящий» труд.
Примерно в это же время двое членов семейства Смитов, его старинных друзей с озера, переехали в беспорядочную и довольно роскошную квартиру в доме под № 100 на Ист-Чикаго-стрит, которая находилась всего в квартале от гостиницы Хорна. Квартира была арендована у богатой горожанки миссис Дороти Олдис на имя Й.К. «Кенли» Смита и его жены Дудлс, пианистки. «Великодушный Й.К., – рассказывал коллега, – вскоре перевез всех друзей-нищебродов в квартиру». Приехали и Билл Хорн с Эрнестом, заняв вдвоем одну комнату, Кэти Смит, Кенли и младшая сестра Билла, которая пыталась громко заявить о себе рассказами для журналов и жила в одной комнате с писательницей Эдит Фоли. Еще в квартире жили Дон Райт, который, как и Кенли, был успешным рекламщиком, и иногда Бобби Раус, работавший в «Гэранти траст». Обитатели квартиры, похоже, фанатично предавались игре в бридж, вскоре ставшей повальным увлечением по всей стране. Вечерами они часто ходили в итальянские рестораны, например «Венецианское кафе», где могли купить красного вина, несмотря на введение сухого закона в январе, или в «Бирштубен» на Холстид-стрит, перестроенный под немецкий ресторан, где обычно пили пиво.
Эрнест продолжать искать работу через «Чикаго трибьюн» и, наконец, получил место. «Он сидел без работы и совершенно без денег, пока не подвернулась должность редактора», – рассказывал Билл Хорн. Журнал «Кооператив коммонуэлс» издавался Кооперативным обществом Америки, созданным бывшим руководителем «Трибьюн» Харрисоном Паркером. Члены общества жертвовали деньги под обещание высоких доходов с вложений; инвестиции позволяли инвесторам «воспользоваться преимуществами кооперации как долгожданным избавлением от недобросовестных спекуляций жадных торговцев». Эта схема была именно такой нечестной, как кажется на первый взгляд, и на самом деле Харрисон Паркер был уменьшенной копией жулика Чарльза Понци, который примерно в это же время занимался торговлей в Бостоне. Впрочем, жертвователей Паркера, похоже, одурачила кооператорская риторика. Журнал, редактором которого – и главным автором – был Хемингуэй, являлся основным ее рупором. Сам Эрнест поначалу был очарован и считал, что «кооперация – это правильно, потому что они сами пытались организовать сбыт яблок, когда я работал на ферме в Мичигане». Работа отнимала у него очень много времени, хотя он и работал по собственному распорядку и писал много материала после того, как обедал в квартире и возвращался в контору к четырем. И по мере приближения дедлайна нагрузка становилась еще тяжелее.
Эрнест работал с полной самоотдачей, но знал, что у этой работы нет будущего и вообще конец уже близко, если уж говорить о Харрисоне Паркере. Осенью 1921 года жертвователи предъявят мошеннику иск из-за существенных потерь. Помимо прочего выяснится, что его жена получала зарплату в размере пятисот долларов в неделю и, как сотрудник треста, собрала пожертвований на сумму более миллиона долларов. Когда перспективы Хемингуэя стали совсем мрачными, Кенли Смит привел его в рекламное агентство «Кричфилдс», где работали он сам и Дон Райт. Рой Дики, руководитель службы рекламных текстов, побеседовал с Эрнестом, обратив внимание на «его темные волосы, подстриженные до довольно длинных бачков, как у матадора» – такой стиль стрижки Эрнест будет предпочитать в двадцать лет. Хотя из встречи ничего и не вышло, реклама казалась Эрнесту и его друзьям легкой возможностью заработать. Ребята, у которых уже была работа, передоверяли некоторые задания (написать текст рекламного объявления о шинах «Файрстоун» или перчатках «Хансен») Эрнесту – по крайней мере, так он написал в письме к Грейс Куинлан, может быть, только для того, чтобы произвести на нее впечатление.
Отчетливый цинизм пронизывал среду, в которой жил Эрнест. Реклама и прозаически-скучный пиар в «Кооператив коммонуэлс» слишком хорошо подходили мировоззренческой пресыщенности, которую с готовностью усвоили обитатели оживленной квартиры Кенли Смита в северной части города. Жаргон, придуманный Эрнестом в школе, который он и его друзья использовали в письмах, был почти недоступен непосвященным. «Мы так веселились после работы, – признавался Дон Райт позже, – рассказывая всякие байки о шашнях низкопробных дебилов, которые были нашими боссами в агентствах и журналах». Эрнест часто иронизировал по поводу своей работы, хотя не сразу понял, что кооператив был мошеннической схемой. Он и другие обитатели квартиры были в восторге от изобретательной, сатирической игры в рекламу. Эрнест, к примеру, придумал продукт – нужно было продать кровь со скотного двора, разлитую по бутылкам, под вывеской «Бычья кровь для больших малышей».
Однако реклама могла похвастать настоящими писателями в своих рядах, которые выжидали своего часа и меж тем за доллары писали рекламные объявления. Одним из таких людей в Чикаго был Шервуд Андерсон. Кенли Смит и Дон Райт завязали с ним крепкую дружбу. Он был частым гостем квартиры Кенли, иногда его сопровождал поэт Карл Сэндберг. Эрнест внимательно изучал Андерсона. Драматическая история его разворота к писательскому поприщу произвела на Эрнеста очень сильное впечатление: в 1912 году Андерсон пережил нервный срыв, исчез на четыре дня и после того, как появился, принял решение оставить руководящую должность в кливлендской компании красок, бросить жену и детей и стать писателем. В 1916 и 1919 годах он опубликовал два романа. Когда Эрнест с ним познакомился, Андерсону было сорок четыре года и он пожинал плоды первой литературной известности как автор романа «Уайнсбург, Огайо» (1919), представлявшего собой переплетение взаимосвязанных историй, в которых раскрывался корявый и духовно убогий образ жизни жителей небольшого городка. Сексуальная откровенность «Уайнсбурга» в то время широко обсуждалась, и читатели с традиционными нравственными ценностями, похожие на родителей Эрнеста, его не одобряли – тогда этот факт произведет на Эрнеста очень большое впечатление.
Эрнест выучился нескольким урокам литературного стиля от реалиста Андерсона, который использовал лаконичные фразы для передачи сильных чувств, и жадно впитывал от Андерсона все, что касалось писательского образа жизни. Хотя Андерсон и отрицал провинциальную жизнь и буржуазные ценности, он писал рекламные объявления для «Кричфилдса», когда вышел «Уайнсбург», и поэтому разделял цинизм молодых мужчин, считавших рекламу делом нечестным, но которое, тем не менее, позволяло им платить по счетам.
