Противопоставление «менших» «вятшим», совпадающее с политическим размежеванием новгородцев, часть которых сплотилась вокруг Александра Невского и идеи суверенитета великого князя, а другая часть – вокруг Ярослава и сепаратистской идеи независимого новгородского княжения, нуждается в социальной характеристике. С какими слоями новгородского общества отождествляются «меншие» и «вятшие»? М. Н. Тихомиров, подробно исследовавший восстание 1255 г., приходил к безоговорочному отождествлению «менших» и «черных» людей и характеризовал восстание как классовое столкновение черного люда с боярством. «Историк классовой борьбы в древней Руси, – писал М. Н. Тихомиров, – в первую очередь должен отметить необыкновенно четкое деление Новгорода на две враждующие стороны: с одной стороны – «меншие», с другой – «вятшие» люди, замышляющие против «менших» «совет зол», враждебный заговор. В этом делении нет и намека на борьбу концов или сторон Торговой и Софийской, это деление чисто классовое: «меншие» и «вятшие». При этом летопись отождествляет «менших людей» с «черными людьми», следовательно, с основной массой трудящегося новгородского люда».[275]
Этот вывод, однако, весьма противоречив. Во-первых, летописец достаточно ясно изображает территориальное противопоставление сторон Новгорода в ходе борьбы. «Меншие» связаны с Торговой стороной, здесь они собираются на вече; с защитой Торговой стороны связана и система обороны «менших», которые выставляют полк у церкви Рождества на Поле и у церкви Ильи Пророка против Городища; наконец, летописец прямо говорит о том, что Михалко Степанович со своим полком собирался от Юрьева монастыря напасть на «нашю сторону». Это территориальное разграничение «менших» и «вятших» еще откровеннее будет изображено в рассказе о событиях 1259 г. Далее, возглавлявший «совет зол» «вятших людей» Михалко Степанович принадлежит к боярству Прусской улицы, которое в посадничестве представляли уже три поколения его предков. Если роль территорий в ходе столкновения 1255 г. несомненна, то нет никаких оснований предполагать, что на Торговой стороне во время восстания сконцентрировался только черный люд, а на Софийской – все боярство. Напротив, на стороне восставших остаются посадник и, как можно догадываться, та часть боярства, которая выступала против Александра Невского. Летописец вовсе не отождествляет «менших» и «черных» людей. Активное вмешательство черных людей вызывает колебания посадника Онании, который предупреждает Михалку и оказывается вынужденным защищать жизнь своего посла Якуна от черных людей. Все это заставляет давать иное истолкование социальной сущности «менших».
Прямое отношение к этой проблеме имеют некоторые статьи новгородских княжеских докончаний, в которых отражено аналогичное разделение новгородского общества на «старейших» и «менших». Это разделение присутствует в начальных формулах большинства докончаний XIII и XIV вв.: «Благословение от владыце, поклон от посадника, и от тысячкого, и от всех стареиших, и от всех меншиих, и от всего Новагорода господину князю…»[276]. Поскольку в других случаях та же формула выражена в сокращенном варианте: «Благословение от владыкы, поклон от посадника, и от тысячкого и от всего Новагорода князю.»[277], можно с уверенностью говорить, что деление на «старейших» и «менших» отражает основное юридическое членение новгородского общества, которое состояло только из «старейших» и «менших». Иными словами, логически допустимы два возможных решения проблемы. Если «старейшие», или «вятшие», отождествляются с боярами, то понятие «меншие» должно охватывать все остальные категории населения Новгорода, включая не только черных, но также житьих и купечество. Если же «меншие» является синонимом черных людей, то под «старейшими» или «вятшими» следует понимать не только бояр, но и житьих. Правильность такого подхода подтверждается тем обстоятельством, что в начальных формулах позднейших договоров выражению «от всех старейших и от всех менших» соответствует более подробное перечисление «от бояр, и от житьих людеи, и от купцов, и от черных людеи».[278]
Указания для правильного решения поставленной проблемы содержатся в принципиальном тождестве ранних формул: «от всех старейших и всех менших и от всего Новгорода» и «от посадника и от тысяцкого и от всего Новгорода». В последнем случае упоминанием посадника и тысяцкого обозначено представительство от тех же «старейших и «менших». Характер представительства этих двух должностных лиц для рассматриваемого времени достаточно ясен. Если посадник возглавлял боярское управление, то место тысяцкого четко обозначено в «Рукописании Всеволода»: тысяцкий был представителем житьих и черных людей. Следовательно, связывая «старейших», или «вятших», с боярством, мы в «менших» должны видеть всю совокупность остальных слоев Новгорода, не располагавших правом участия в высшем государственном органе – посадничестве.
Следует обратить особое внимание на несомненное существование кастовости новгородского боярства в XIII в. Наблюдения над списками посадников и тысяцких этого времени показывают, что эти списки не пересекаются. Имена посадников постоянно соединяются между собой линиями генеалогических связей, но все имена тысяцких стоят вне системы этих связей. Кастовая изолированность боярства еще более углубляет рубеж, отделяющий его от «менших».
Принадлежность житьих (зажиточных новгородцев не боярского происхождения) к «меншим» подтверждается также сравнением двух документов, которые относятся к более позднему времени, но, отражая динамику развития социальной терминологии в Новгороде, могут быть использованы и в данной связи. Имеются в виду «Устав Ярослава о судах святительских», сохранившийся в редакциях не ранее рубежа XIV–XV вв., и «Новгородская судная грамота» XV в.
В «Уставе Ярослава» проведено четкое деление между «великими боярами» и «меншими боярами». Ставки штрафов за оскорбление жен и дочерей «великих бояр» в пять раз превосходят ставки штрафов за аналогичные оскорбления жен и дочерей «менших» бояр[279]. Ниже «менших бояр» в том же уставе стоят «нарочитые люди» и «простая чадь». Принято считать, что терминология документа целиком заимствована из болгарского права[280]. Однако даже при таком заимствовании терминология, чтобы не стать бессмысленной, должна соответствовать реальным социальным градациям русского общества. Это соответствие прослеживается и в «Новгородской судной грамоте», где установлено следующее взыскание: «На виноватом на боярине 50 рублев, а на житьем двадцать рублев, а на молодшем десять рублев»[281]. По смыслу законодательства цитированная статья не включает в перечисленные категории социально зависимых людей. И здесь штрафы «молодших» в пять раз меньше штрафов бояр. Житьи в Судной грамоте занимают промежуточное положение между боярами и «молодшими» («меншими», однако соответствующая им градация в «Уставе Ярослава» отсутствует вообще, будучи новообразованием XIV в.
Предложенная социальная характеристика «менших» и «вятших» людей не противоречит и сведениям о территориальном делении «менших» и «вятших» в ходе восстания 1255 г. Если обособление «вятших» связано в первую очередь с их преимущественным участием в государственном управлении, особая связь «вятших» с Софийской стороной в середине XIII в. закономерна, так как республиканское управление тогда находилось главным образом в руках боярства Прусской улицы.
В связи с этим определенное значение имеет вопрос о сущности летописного термина «совет зол». Исследователи вкладывают в этот термин эмоциональную окраску, видя в нем выражение сочувствия летописца «меншим» людям. М. Н. Тихомиров переводил его как «враждебный заговор». В самом деле, в той части летописи, которая повествует о посаднике Онаньи, сочувствие летописца явно на стороне «менших» людей. Сам летописец связан с Торговой стороной, которую он называет «нашей стороной». Это сочувствие остается неизменным и в той части рассказа, которая излагает события 1256–1257 гг.
В 1256 г. новгородцы посылают за Александром Ярославичем, который во главе новгородского войска совершает поход на Емь, после чего оставляет на новгородском столе своим наместником Василия Александровича. В 1257 г. к новгородцам приходит весть о намерении татар возложить на них ордынскую дань: «прииде весть из Руси зла, яко хотять татарове тамгы и десятины на Новегороде; и смятошася люди черес все лето». По-видимому, в нежелании принять татарские требования новгородцы были поддержаны сыном Александра Невского, а также воеводой Александром. В начале сентября умер бывший посадник Онанья, а зимой был убит посадник Михаил Степанович, по поводу чего летописец замечает: «Аще бы кто добро другу чинил, то добро бы было; аще кто под другом яму копает, сам ся в ню впадет».
