Я уныло волокла тяжелую сумку по дорожке, держась одной рукой за декоративный заборчик. Настроение у меня было очень печальным — я возвращалась из дома, куда необдуманно поехала на выходные навестить родных и развеять плохое настроение. Близкие обрадовались появлению свежих ушей и вылили на меня все последние сплетни. Когда сплетни закончились, старшие родственницы начали учить меня жить — желая, конечно, добра. Только вот понятие о добре для меня у них всех было разным. Особенно преуспела в жизненных наставлениях бабушка. От ее горьких, со слезой, причитаний о моей тяжелой судьбе старой девы хотелось спрятаться в погребе, зарывшись с головой в запасы картошки. Впрочем, там меня ждал дедушка, перебиравший зимние запасы овощей на предмет загнивания. Он ничего не говорил, но очень шумно вздыхал.
Мама обеспечивала бабушке тыловую поддержку. Моя родительница, помешивая суп, пространно рассуждала о том, как замечательно сложилась судьба у моих бывших соучениц. И что они уже замужем. И детишек родили, некоторые уже двоих. И вполне успешно складывается у них карьера ведьмы — вовсе даже без высшего образования. И как они счастливы.
— Не знаю, — рассуждала мама, пока я рядом резала овощи на салат. — За что мне такое наказание? У всех дети как дети, а мне не повезло.
— Мама! — простонала я, остервенело орудуя ножом. — Я же тебя не бью, как сын соседки справа. И не спуталась с эльфом, подсадившим меня на дурман-траву, как дочь соседки слева.
— Они нормальные! — твердо сказала мама. — Ну да, у них есть недостатки. Зато они тут, рядом, при родителях, поддержка и опора.
Я скептически хмыкнула.
— Ты же старшая, — завела свою песню мама. — Ты должна мне помогать растить младших. Ты за них в ответе.
— Я помогаю. Денег с вас я не беру, наоборот, даже иногда высылаю передачи.
— А воспитывать…
— Мама, но ведь это твои дети, не мои, — попробовала возразить я.
— Ты неблагодарная, я для тебя все, а ты…
Папа действовал по другому. Он заводил со мной пространные беседы о моем будущем, подчеркивая, что он хотел бы блестящей карьеры для своего первенца, который, конечно, его не разочарует. Первенец же считал часы до прихода пассажирской кареты.
Теперь по лужам, прикрытым корочкой льда, я тащила сумку с едой (ты так похудела! — бабушка вытирает слезу) и комплекс неполноценности вкупе с сожалениями о загубленной жизни.
Комната общежития встретила меня пустотой и холодом. Лира, по всей видимости, ударилась в очередной загул — то ли рабочий, то ли любовный. Мои мечты о горячем чае с травками и коронным Лириным заговором от простуды разбились в дребезги, как и любимая чашка, которую я случайно зацепила локтем.
Идти в общежитие к Отто не хотелось, поэтому я улеглась под теплое одеяло, поплакала и заснула.
Утром выяснилось, что я проспала на пары, у меня першит в горле, полугном так и не пришел, а подруга спит спокойным сном праведницы, съевшей ползапаса домашних пирожков. Обычно, конечно, мы делили все продукты пополам, но сейчас мне стало так жалко маминой готовки, что я опять заплакала.
В Университете выяснилось, что моя контрольная работа по начертательной магии написана ужасно. Беф прочитал мне вдохновенную лекцию о лени (моей), об неправильном отношении к будущему (тоже моему), о терпении и снисходительности (своих).
На факультативе по ремесленной магии, который я посещала по настоянию родных Отто, тоже не было ничего хорошего. Доведенный до отчаяния моими неуклюжими попытками повторить кузнечную последовательность действий, Профессор Свингдар воскликнул:
— Молот и Наковальня! Ольгерда, ну как можно быть такой бестолковой?
Мне совсем стало себя жалко.
Довершило этот «чудный» день падение по дороге в общежитие. Я почти не удивилась, обнаружив на юбке дыру — падая, я зацепилась подолом за куст.
Отто так и не объявился. Лира ночевать не пришла.
Я лежала на кровати и думала о своей жизни. Чем больше думала, тем более мрачной и беспросветной она мне казалась. Бессмысленной. Неправильной. И самое главное — никому не нужной.
— Вот умру, — решила наконец я. — И тогда вы все узнаете, как вам без меня плохо. И как вы меня любили. Вот тогда вы пожалеете!
При дальнейшем обдумывании мысль о смерти выглядела все более привлекательной. Я уснула, представляя, как красиво буду выглядеть в гробу.
Утром я сделала в шкафу ревизию. Оказалось, что картинка похорон, нарисованных воображением, неосуществима в виду отсутствия одежды, достойной быть на мне в этот торжественный момент. Я вытрусила из шкатулки деньги и пошла по магазинам.
На центральной улице (без льда и ветра, кстати) я столкнулась с Отто.
— Ола! — обрадовался он. — Как съездила?
Я открыла рот, но сказать ничего не успела.
— Нормально? Я рад. Как дела? Смотрю, по магазинам? А чего вид такой мрачный? Не трать много. Ладно, был рад тебя видеть, у меня дела, я побежал.
— Все плохо, — сказала я вслед полугному, но он не услышал.
Даже лучшему другу нет до меня никакого дела! Ладно-ладно, вот умру, и ты еще пожалеешь. Дела, видите ли у него. Я тут умирать собралась, а он…
Покупка одежды заняла много времени. Продавщицы решили, что я готовлюсь к брачной ночи. В каждом платье я ложилась на стулья и спрашивала:
— А так идет? Грудь подчеркивает? Животика не видно?
С туфлями в тон платья вышла заминка. Покупать красивые эльфийские туфельки в тон платью за пять золотых я не хотела.
— Им сносу не будет, — уговаривала меня продавщица. — Мы их так дешево продаем, потому что не сезон. Они недавно десять стоили.
— Десять! — ужаснулась я.
— Настоящее эльфийское качество! «Версачель»! Кожа какая мягкая, потрогайте! Противомозолевые заклятья. Вы только посмотрите, какой каблучок аккуратненький, говорю вам, сносу им не будет.
— За три возьму.
— Да вы в них еще три года ходить будете! За четыре.
— За три с четвертью.
— По любой дороге, с кавалером прогуляться, и на работу прийти.
— Три с четвертью моя последняя цена.
— Да я и так их продаю по закупочной цене! Их еще и дети ваши носить будут! Три и три четверти серебром.
Я загрустила. Сносу не будет, ага. Я ведь в них никуда ходить не буду. К конце концов, имею я право хоть в последний путь одеть на себя туфли «Версачель»? Я отдала продавщице три золотых, вытрусила серебряные и пошла домой. Сейчас буду умирать.
Придут люди, а я лежу, такая красивая. Мда, на потолке паутина, на тумбочке чашка с присохшим чаем, кусок пирожка под столом. Сожалений о моей загубленной жизни не возникнет, никто даже не посмотрит на мое красивое платье, туфли за несусветную цену. Будут наводить порядок и ругаться.
Остаток дня я потратила на уборку комнаты. Так устала, что завалилась спать, не раздеваясь.
Раз судьба предоставила мне еще один день, то его надо потратить на приготовления к красивой смерти — я пошла покупать цветы.
— Сколько-сколько? — переспросила я у продавца.
— Чай не лето, панна. С самих эльфийских лесов доставляем.
— Врите больше. Вот эти колокольчики у них не растут, точно знаю. Из местных теплиц.
— Теперь растут, — не смутился продавец. — Эльфы они такие.
Я задумалась. Нет, за такую цену пусть сами умирают в цветах, обойдусь.
Придя домой, я стала готовиться к смерти. Переоделась, распустила волосы и полезла в шкафчик Лиры с целительскими препаратами. Давным-давно, когда только я вселилась в эту комнату, то попросила у нее подписать баночки — не хотелось перепутать и случайно выпить не то.
Где же, где же. Ага.
Я извлекла темно-зеленый кувшинчик, на котором была приклеена бумажка с кривой надписью «Яд». Сколько же выпить? Чтобы не рисковать — все!
Я подошла к кровати, улеглась, красиво разложив волосы и выпила все горькое содержимое кувшинчика.
Закрыла глаза и приготовилась умирать.
Сначала заурчало к желудке. Потом скрутило кишки. Затошнило. Я поднялась с кровати и еле успела добежать до пустой миски на столе. Но на этом не все не остановилось. Пришлось бежать до туалета в конце коридора. Эльфийские туфельки и правда хороши, бегать удобно! Если бы еще так кишки не крутило… ой-ей!!!
В комнату я вернулась полностью опустошенная, упала на кровать в обнимку с миской.
Лира вошла в комнату, напевая популярный мотив.
— Ола, что случилось? — она кинулась ко мне.
Я захныкала.
— Симптомы опиши, — скомандовала подруга, ложа прохладную руку мне на лоб.
Я описала.
— Отравление, — профессорским тоном сказала Лира.
А то я не знаю!
— Что такая нарядная? — при свете огонька целительница рылась в запасах снадобий. — На вечеринку ходила? Говорила же тебе, не тяни в рот всякую гадость!
— Не на вечеринку, — трагическим тоном начала я.
