целой к своему возвращению.
Собака слабо тявкнула в ответ.
Рыжая повернулась к стене и щелкнула кнопкой на коробочке, похожей на брелок от шлагбаума. Круглая кровать под вязаным голубым пледом, прикроватный столик, горшок с подсохшим фикусом и книжные полки отъехали в сторону, обнажая проход в небольшую пещеру.
Посреди пещеры стоял уже знакомый «Рафчик», и Полуночница при помощи автозапуска завела мотор. Слева тянулись полки со всякой всячиной и стоял грубый верстак, делая пещеру похожей на обыкновенный гараж, а вот справа стояла огромная витрина с таким количеством холодного и стрелкового оружия, что можно было вооружить небольшую армию. Ножи, кинжалы, катаны, мечи, дротики, пращи, луки, арбалеты, пистолеты – все выдавало скрытый «пунктик» на оружие.
– Это все твое или трофеи?
– В основном подарки, трофеи, коллекционные экземпляры, – пожала плечами Полуночница. – Не смотри так на оружие, пока у тебя нет пропуска, оружие тебе носить запрещено.
– Ты можешь продать это и разбогатеть, – заметил я, сев в машину.
– А я думала, ты поделишься со мной обрушившимся на тебя богатством, – парировала Полуночница.
Еще одно нажатие кнопки, и стена вернулась на место, погружая пещеру-гараж во тьму. Пол пришел в движение, и мы поехали вверх, но гораздо более плавно и медленно, нежели в лифте, на котором мы спустились в Форты Сердец.
Спустя пять минут двери гаража бесшумно открылись, и машина выехала из темноты наружу.
– Мы же вроде не здесь оставляли машину, – неуверенно проговорил я, выглядывая в окно.
Мужчины, жарившие у соседнего гаража шашлыки, даже не повернулись на гул мотора. Чуть ниже, у подножия косогора и гаражного кооператива, пролегали железнодорожные пути, которые шумно покорял неспешный поезд-товарняк. Еще дальше начиналось море, где вдоль узкого пирса покачивались яхты, прикрытые брезентом.
– Это же Столетия, улица совсем в другой стороне!
– У нас арендованы гаражи в разных частях города, – Полуночница крутанула руль, направляя машину к выезду из гаражного кооператива. – Это помогает не примелькаться местным жителям.
Дорога резко ушла вниз, между сквером и жилыми домами, а потом влево, выворачивая к основной трассе.
На Некрасовском путепроводе Полуночница выругалась, когда мы сразу же встали в пробку.
– Вы не используете мигалки? – поинтересовался я. – Ни за что не поверю, что волшебники тоже стоят в пробках по пути в свой офис. Сейчас десять утра, даже если проскочим тут, на Инструментальном заводе будем еще стоять минимум час. Там однополосная.
– Мигалки? – Полуночница, казалось, никогда не слышала ничего смешнее. – Какие мигалки? И не называй ты нас волшебниками, мы жары.
Ей потребовалось несколько минут, чтобы перестроиться в крайний правый ряд, к съезду на поворот на Первую речку.
– Объехать пробку в центр через Первую речку? Такой магией тут каждый день пользуются, – я скептически хмыкнул, а потом посмотрел в лобовое стекло и разинул рот.
Я два с половиной года не ездил по дорогам во Владивостоке, но отчего-то был уверен, что остальные участники движения, бородатые парни на «Ленд Крузерах», сонные студенты на «Ниссанах Жук» и наглые таксисты на «Приусах», не видят заезда на огромный прозрачный вантовый мост, тянущийся вдаль через полгорода. На нем была только одна полоса, и когда мы заехали на него, воспарив над Некрасовским путепроводом, никто из водителей или пассажиров соседних машин даже не повернул головы и не заметил, что «Рафчик» с аэрографией знака Бэтмена на борту бесследно исчез из пробки.
– Что это? Как это работает? – пораженно выдохнул я, когда машина плавно помчалась прочь.
В удобной машине высота переносилась легче, чем в шаткой корзине под брюхом комара-переростка, и я с восторгом разглядывал мелькающие сбоку пилоны моста и облака, которые, казалось, мы вот-вот должны были задеть крышей машины.
– Это наречие цели, – туманно отозвалась рыжая. – Мы называем такие мосты Путеводными Клубочками.
Путеводный Клубочек позволил нам оказаться на Алеутской спустя шесть минут (я засек на часах) и незаметно свернуть налево, на Семеновскую площадь, перед торговым центром «Кловер-хаус». Городские автобусы разноцветными пыльными гусеницами стягивались сюда, высаживая и подбирая пассажиров, и Полуночнице пришлось надавить на газ, чтобы уйти от столкновения с одним из них. Окошко водителя автобуса двадцать третьего маршрута открылось, и загорелая голова в тюбетейке изрыгнула нам вслед отборные проклятия на непонятном языке.
– Здесь запрещена парковка, – напомнил я, когда рыжая остановилась вплотную к ступенькам торгового центра. Стайка девчонок с разноцветными волосами и яркими рюкзаками едва успела отскочить, а краснощекий мужчина неопределенного возраста зло сплюнул сигарету нам прямо под колеса. – Знала, кстати, что этот торговый центр вошел в топ десять самых уродливых зданий России?
– У людей вообще плохо с чувством прекрасного, – фыркнула Полуночница.
– Это что, расизм? – я захлопнул дверцу машины и огляделся. Майские праздники стянули в центр города огромное количество народу, и мы оказались в эпицентре муравейника. Раньше я и сам часто назначал встречу «на Клевере», чтобы отсюда пойти в кино, магазин или бар. За два с половиной года ничего не изменилось: здесь все также ждали друг друга подростки с музыкальными колонками, ребята лет двадцати с электронными сигаретами и липнущие друг к другу молодые парочки.
Но сегодня я увидел то, что никогда раньше не замечал: здесь было полно людей, одетых в черные рубашки с золотыми пуговицами и погонами. Некоторые приезжали на автобусе, некоторые, как и мы, припарковались в неположенном месте. Были здесь и цициби: они высаживали бледных женщин и мужчин, облаченных в темно-коричневые рясы. Они провожали людей в рубашках взглядами, полными ледяного отвращения. Я бы принял их за ряженых в католических монахов, если бы не одинаковые красные медицинские маски на их лицах.
– Тут что, слет чернорубашечников?
– Это форменные рубашки работников Бюро, – Полуночница в сотый раз поправила воротничок, и я догадался, что форма была не такой уж удобной. – Но они наречены делать нас невидимыми людскому глазу.
– Готов поспорить, что со стороны кажется, будто я разговариваю сам с собой. А это кто? Бледные, странные и явно злые.
Полуночница даже не повернула головы, чтобы посмотреть, о ком именно я говорю.
– Орден Соли. Неприятные ребята.
– Орден Соли?
– Да. После битвы за Идзумо, во время заключения Вечного мирного договора, те потомки Нерушимого Дракона, которые были готовы жить в мире и согласии с людьми и жарами, объединились в Орден Соли, – объяснила Полуночница. – Вампиры, русалки, лешие. Если со всеми остальными из них еще можно иметь дело, то вампиры просто на всю голову двинутые. Они регулярно притаскивают Триптиху какие-нибудь религиозные свитки и требуют заново отстроить храм Нерушимого на Русском острове, а каждый вторник в семь утра собираются на Орлиной сопке для танцев и песнопений. И мы обязаны предоставлять
