Им был уготован еще один сюрприз — взрыв цилиндра, хотя это даже теоретически казалось невероятным. Но, как видите, одна из вечных проблем любой техники в том, что жизнь, так сказать, богаче и умеет перехитрить всех инженеров нашей планеты вместе взятых…
Первым делом Александр Васильевич накренил самолет на левое крыло, чтобы горючее из правого крыла поступало в левый двигатель самотеком. Затем он представил себе монтажную гидросистему подъема и выпуска шасси, а также кинематическую (то есть силовую) схему тележек колес так четко, будто видел их на чертеже. А знал он устройство своего Ту-104 не хуже тех, кто сконструировал и построил этот первый в мире реактивный пассажирский красавец самолет. И картина несколько прояснилась… Ведь у стойки колес расположен так называемый серповидный подкос. Если осторожно и мягко, с минимальной скоростью садиться на задние пары колес, то они, упираясь через систему рычагов в серповидный подкос, выдержат вес всего самолета и не дадут сложиться стойкам основного шасси. Но для этого желательно как можно позднее опустить носовую стойку с колесами… «Ну что же, выпущу тормозной парашют», — решил Александр Васильевич.
Осталось точно реализовать намеченный им и единственно возможный в создавшихся условиях план. На всякий случай он отослал экипаж в хвост и готовился к посадке один. Но в последнюю минуту в пилотскую кабину прибежал второй пилот, Вячеслав Носков, и решительно сказал, усаживаясь в свое кресло:
— Не могу, командир! Извини, но это свыше моих сил…
Вдвоем пилоты и осуществили эту редчайшую, рискованную посадку.
«За смелость и самообладание», как написано в Указе Президиума Верховного Совета СССР, Александра Васильевича наградили орденом Красной Звезды, а теперь он и заслуженный пилот СССР.
4
Разговор шел в полете…
Я смотрю вниз, на землю: мы проходим Новомосковск… Вон большое Шатское водохранилище и на берегу — городок с десятком дымящихся труб. Здесь берет начало наш тихий Дон. Раньше здесь было Иван-озеро (отсюда и «отчество» Дона — Иванович!).
— Тихим Доном любуешься? — спрашивает Павел.
— Да, — говорю. — Здесь он совсем еще младенец, а у Ростова — уже старик…
— Пожалуй, — кивнул Павел.
Я собирался было развить свою мысль, но Павел неожиданно заговорил о другом, и я понял, как сильно зацепила его наша дорожная беседа о профессии пилота, о человеческих качествах, необходимых этой профессии… Видимо, он лишь продолжал вслух свои размышления.
— Ведь вот сухое, кажется, слово — дисциплина, а мудрость в нем кроется глубокая. На прошлой неделе перед самым вылетом из Москвы подсаживается к нам в качестве поверяющего один из руководящих работников Министерства гражданской авиации СССР. Сам понимаешь: раз на борту поверяющий, надо было мне отнестись ко всем элементам полета с особенным вниманием, считать весь рейс как бы в сложных условиях, хотя летели мы от Москвы до самого Ростова в таком же ясном небе, как и сейчас. Подходим к Ростову. Штурман докладывает: «Через минуту можно начинать снижение». Я точно через минуту начал снижение, но перед этим не включил антиобледенительную систему. Правда, трассу я знал хорошо: совсем недавно летел по ней в обратном направлении…
Надо сказать, что по инструкции антиобледенительную систему полагается включать перед снижением в любом случае, даже если впереди нет облаков, потому что чем ближе к земле, тем относительная влажность больше. А в истории авиации бывали случаи, когда самолет покрывался коркой льда совершенно неожиданно, вроде бы даже без всякой видимой причины.
Поверяющий сделал мне серьезное замечание, продолжал Павел. — Пустяк, скажешь ты? Формалист поверяющий? Так нет же. Во-первых, он должен был подумать: если командир корабля при нем отнесся пренебрежительно к инструкции к опыту, накопленному годами, то без него он может упустить что-нибудь и поважнее, особенно в критическое мгновение, полагаясь только на себя… А личный опыт всегда скромнее коллективного. Во-вторых, я, пилот, знал, что положено было сделать перед снижением, и все-таки не сделал, хотя рядом находился поверяющий. Вывод: я неправ, и мне влетело поделом.
5
Валерий Аркадьевич Шуликовский налетал 17 000 часов!
Начинал он в Средней Азии, летал в горах Памира, но вот уж много лет — у нас, в Ростове-на-Дону.
— Памир — это моя авиационная школа, — говорит он.
Там, в горах, он летал на небольших самолетах.
— Когда под тобой дикие хребты, тянущиеся из края в край на тысячи километров, вспоминает он, — то важнее всего определить направление ветра: если он дует поперек склона — возникают мощные восходящие потоки, а по ту сторону — нисходящие, да такие, что сыплешься вниз, как на салазках с Эльбруса! Такие места надо предугадывать и остерегаться их…
С ним приключилась однажды неприятность на четырехмоторном самолете. Летели они из Москвы в Сочи на высоте 8000 метров. Недалеко отлетели — и в районе города Венева вошли в целую серию грозовых фронтов.
Штурман не отрывается от светоплана и подсказывает курсы обхода грозовых «ядер». И вот те на! Локатор отказал… Худшего не придумать…
Тут Валерий Аркадьевич вспоминает, что ровно за 10 минут до них прошел Венев самолет Ил-18, скорости же обоих самолетов одинаковы.
Вызывает Валерий Аркадьевич по радио своего коллегу с Ил-18 и просит:
— У нас локатор отказал, не выручите?
— Как же, — забеспокоился командир впереди летящего самолета, — непременно поможем! Берите курс двести градусов и следуйте им четыре минуты…
— Взяли, — говорит Валерий Аркадьевич.
— Отлично. Затем на курсе сто семьдесят следуйте шесть минут…
— Хорошо.
Вокруг все черно, кипит, бурлит, сверкает, на земле в домах позакрывали окна, ни одна птица не высунет носа из своего укрытия, а самолеты несутся в многокилометровой бурной толще облаков, да так ловко обходят опасные «засветы» что пассажиров ни разу и не качнуло.
Где-то справа и внизу — Куликово поле, Воронеж, затем — Лиски, а когда вырвались из облаков, показалась и Россошь. Полтысячи километров вели самолет Валерия Аркадьевича командир и штурман с Ил-18!
— Спасибо, — от души сказал Валерий Аркадьевич своему невидимому помощнику.
6
…Был и такой случай. С Павлом Шуваловым. В аэропорту Саратова тогда летали с грунта, а тут дождь, полоса раскисла — вот-вот закроют аэродром. А пассажиров — уйма! Шли рейсом из Свердловска в Ростов-на-Дону на Ил-14.
Руководитель полетов зазвал Павла к себе в кабинет, спрашивает:
— Ну как?
— Да, пожалуй… стоит подумать.
— Дельно! — Руководитель полетов пододвинул к себе взлетные графики и навигационную счетную линейку.
Рассчитали вдвоем, для верности. Потом выехали на полосу, даже пешком походили — кисель, да еще засасывающий.
— Возьму не больше двадцати пяти пассажиров, — решает Павел.
Проверили расчеты заново. Наметили точку, у которой самолет должен оторваться от земли.
— Я буду здесь стоять… — сказал руководитель полетов.
Посадили пассажиров, запустили двигатели, вырулили на исполнительную линию старта. Бортмеханик Володя Павлич, не торопясь, проверил показания приборов. Доложил.
— Взлетаем, — скомандовал Павел.
— Есть взлетаем.
— Взлетный режим!
Такое разрешается в исключительных случаях, но именно это входило в расчеты. Володя включил форсаж, и рев моторов отозвался звоном окон аэровокзала. Со стороны казалось, будто все — и земля, и небо — сейчас ревет и гудит.
Самолет нехотя сдвинулся с места, виляя вправо и влево по метру, потом по полтора, и, словно поняв что воля пилотов крепче, подчинился и побежал по прямой, медленно набирая скорость.
И тут с неба ударил дробный, густой ливень — это в расчеты не входило. Павел не успел и бровью двинуть, как Володя включил «дворники» — стекло очистили.
В эти секунды Павел как бы совершал два взлета — один в самом себе…. Даже незначительное волнение, проявись оно хоть сколько-нибудь заметно, могло мгновенно передаться экипажу и все испортить. Но командир корабля был спокоен и уверен, руки на штурвале тверды.
Самолет уже поднял нос. Земля боролась из всех сил, подсасывая колеса основных шасси, точно поклявшись ни за что на свете не отпускать их от себя. И все же Павел чувствовал, всем телом чувствовал, как растущая подъемная сила крыльев миллиметр за миллиметром оттягивала машину от коварной взлетной полосы. Осталось всего две… одна секунда для принятия окончательного решения, но Павел уже знал: все будет, как задумал и хочет он.
Точно у того места, где стоял руководитель полетов, забывший прикрыть от ливня свою густую седину капюшоном, Ил-14 оторвался от земли, и могучий рев моторов стал более басовитым и бархатным.
