не бросаешь слов на ветер. Так и сейчас: я не открыла двери, не отдаю тебе дочь. Мы с тобой знаем, что ты со мной сделаешь, когда до меня доберешься.
«Я нужнее здесь», – отправляю в ответ, правда, совсем не уверена, что он получит «сообщение». Хотя судя по тому, что Рамон сильнее сжимает кулаки, он мое мнение услышал. А до меня доходит, зачем я здесь, и зачем нам эта связь.
– Мы с тобой совсем разные, Альма, как бы тебе ни хотелось верить в обратное. Я не убийца и никогда им не был. Я не манипулирую жизнями других людей или вервольфов. Не краду чужих детей. Не посылаю убить истинных.
– Это было огромной ошибкой, – поджимает губы Альма. – Попытки убрать Венеру. Откуда же я могла знать, что у истинных пар рождаются такие удивительные дети. Вы знали, что она уже способна перекидываться в волчонка?
Что? Способность у вервольфов к трансформации проявляется ближе к году, до этого времени это считается невозможным. Если вервольф рождается волчонком, то до года он таким и остается. Если человеком, то ничем не отличается от обычного младенца, как Сара сейчас. Сара и родилась просто девочкой, несмотря на то, что я сама перекинулась в волчицу. Такой она и должна была оставаться. Поэтому то ли Альма бредит, то ли Сара – самая удивительная девочка в мире.
– Мама тоже ошибается. Да, моя маленькая? – пытается она укачать хныкающую малышку. – Я едва тебя не лишилась, но это все в прошлом. Мама не повторит своих ошибок, будет с тобой всегда.
– Если ты ей мать, то почему не можешь успокоить? – спрашивает Рамон.
– Это все из-за вас, – шипит Альма. – Вы заставляете ее нервничать. Все вы.
И это, к сожалению, так. Мое сердце разрывается на части от ее плача.
Я стараюсь отвлечься от их разговора. Потянуться к моей доченьке, успокоить ее. Мама рядом. Мама здесь. Настоящая, а не эта психопатка. Я открываюсь сердцем, пробуждая в себе самые светлые, самые теплые чувства, и будто обнимаю свое дитя. Это срабатывает почти мгновенно: Сара перестает хныкать, расслабляется и даже засыпает.
– Успокоилась, – удивленно говорит Альма, отвлекаясь на младенца.
– Почувствовала присутствие истинной матери. – Рамон меня почувствовал. Конечно, он почувствовал. Эта связь теперь одна на троих, и у меня теплеет в груди. Несмотря на все это напряжение, меня окутывает этим теплом и нежностью.
Но Альму такой расклад не устраивает:
– Что вы сделали? – рычит она. – Почему она без сознания?
Если бы только рычала! Еще и оружием размахивает, отчего мне еще сильнее хочется впиться ей в глотку.
– Она просто уснула, Альма. – Не знаю, какой ценой дается спокойствие Рамону, но оно ему дается. – Это сделали мы с Венерой. Ее настоящие родители.
– Будете мертвыми родителями, если еще раз вздумаете как-то воздействовать на мою дочь.
Странное и пугающее орудие она нацеливает прямо в грудь Рамону.
У меня сердце обрывается, пропускает удар, так, что даже малышка начинает снова возиться во сне. Она вообще единственная, кто здесь шевелится: кажется, все вервольфы замерли, затаили дыхание.
– Она не твоя дочь, Альма, – жестко отвечает Рамон. – И не будет твоей. К тому же, у тебя одна стрела, один дротик, а нас двое.
Впервые с тех пор, как мы сюда вошли, с лица Альмы слетает высокомерие. Она выглядит растерянной, если не сказать разочарованной. Но это длится лишь секунду.
– Хочешь умереть? Или лишиться пары?
– Умру, если потребуется, – он делает шаг к ней. – Но я хочу жить ради своей семьи.
«Не вздумай, Рамон!» – отправляю ему собственную мысль. В моей голове она звучит как крик, как мольба.
– Так оставь меня в покое и живи, – рычит волчица, отступая.
– Отдай дочь и оставлю. Я своего слова не нарушу, ты знаешь, Альма. У меня есть принципы.
– Ты не нарушишь, а вот Артур не настолько принципиален.
– Я могу защитить тебя. Просто передай мне мою дочь, и все закончится.
Рамон замолкает, Альма молчит в ответ, а я затаила дыхание вместе с остальными.
– Не приближайся, – новый приказ от психопатки, но какой-то уже не такой уверенный, вялый. Кажется, ее окончательно добило убаюкивание Сары. – Я ведь могу убить Афину.
«Нет!»
«Она не убьет ее, nena. Успокойся».
– Не убьешь, Альма. Ты ее тоже полюбила, а еще она особенная. Уникальная. Она уже стала твоей семьей.
– Которую ты хочешь у меня забрать.
– Которую я хочу подержать на руках. Я ведь ее отец. Благодаря тебе я долгое время был лишен детей.
Альма раздумывает всего мгновение, а потом вскидывает руку и направляет пистолет на меня.
– Так давай мы будем ей родителями, – говорит и без предупреждения стреляет.
Меня прошивает насквозь: словно жало в сердце вонзили. Острое, яд которого тут же растекается обжигающей кислотой во всем теле. Я инстинктивно поднимаю руку в попытке схватиться за иглу, вытащить ее из груди, избавиться от нее… но натыкаюсь на пустоту.
Жала нет.
И эта боль не моя.
– Нет!
И крик тоже не мой.
Меня скручивает от того, что Рамон падает на колени. Он снова заслонил меня собой. Осознание, что это его боль, совсем не помогает. Как и то, что нужно подняться, бороться с теперь уже безоружной Альмой, а все, чего мне хочется – это ползти к Рамону. Забрать его боль. Вытащить жало. Вытащить эту отраву.
Мой мир словно замедляется. Я хочу вдохнуть, но у меня не получается. Вижу, как растекается красное пятно на груди Рамона, кляксой расходясь в разные стороны от смертоносной иглы: я, кажется, все-таки оказываюсь возле него, поэтому вижу все это очень хорошо. Отчетливо. Как и то, что лицо Альмы искажает страдание, это она раскрывает широко-широко рот и кричит, разбудив, напугав малышку.
– Только не ты! – кричит она. – Лучше бы дал умереть этой сучке!
Она смотрит на меня с ненавистью, а я вижу только кровь, кровь, кровь. И мои ладони в крови. Почему так много крови? Нужно встать, забрать у этой сумасшедшей Сару, но у меня словно отказывают инстинкты. Я отказываюсь верить в происходящее, мой мозг будто отдает приказы, а до тела они не доходят, сковав меня по рукам и ногам, запечатав в моем человеческом аватаре.
Альму сбивает с ног один из вервольфов джайо, а второй перехватывает Сару за комбинезончик и уносит в угол. В безопасное место. Безумная волчица продолжает надрываться, но ее вопли, ее угрозы проходят мимо меня. Я тянусь к ядовитой спице в груди истинного.
Коснуться иглы мне не позволяет Хантер, вздергивая за подмышки, оттаскивает от Рамона.
– Ты рехнулась,
