Отстраняюсь, быстро расстегиваю ремень, ширинку, спускаю брюки вместе с боксерами, обхватываю ее бедра, дергаю на себя и резко вхожу одним мощным толчком.
— Да! — втягиваю воздух, вскрикивая одновременно с Яной. Не притормаживаю, как раньше, не даю ей привыкнуть. Начинаю двигаться, ускоряясь с каждым толчком. Я предупреждал, что не смогу быть нежным, и получил от нее согласие.
Наматываю ее волосы на ладонь и вжимаю в стекло, продолжая вколачиваться, не сбиваюсь с ритма, слыша, как ее стоны становятся сильнее, как хватает воздух, как вскрикивает от каждого грубого, глубокого толчка.
Меня нет. Я растворяюсь в этой женщине. Безумие. Это чистое безумие. И таким безумным делает меня именно она. Но мне мало, мне ничтожно этого мало. Мое тело вышло из-под контроля. Я горю изнутри в пепел.
Тяну ее за волосы на себя, перехватываю ладонью шею, задыхаясь от дикого темпа. Комнату наполняют звуки наших мокрых тел. Сминаю пальцами ее кричащие губы, проталкиваю в ее рот пальцы, которые она тут же всасывая, кусает, вынуждая меня рычать и трахать ее еще безжалостнее. И меня сносит на хрен в другую реальность.
Яна уже не кричит, скулит, задыхаясь. Ее ноги дрожат, подкашиваются, но я перехватываю ее под грудью, не позволяя упасть. Чувствую, как сокращается, стискивая член, начиная содрогаться, выгибаясь в моих руках, хватаясь за мою руку на ее шее, расцарапывая ее в кровь. Да! Как же сладко она кончает. Сладко и больно.
Кончает, утаскивая меня за собой. Содрогаюсь вместе с ней в экстазе адского наслаждения.
И вот мы замираем возле окна, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Не выпускаю, не выхожу из нее, еще чувствуя последние судороги ее наслаждения.
Прихожу в себя и уже нежно вожу губами по ее виску, чувствуя, как трещит пульс.
— Прости, — выдыхаю ей в ухо. — Я не мог сейчас иначе…
— Все хорошо, не извиняйся. Это было… — усмехается, еще задыхаясь.
— Это было? — хочу ее определений моей агонии.
— Ммм, — не отвечает.
Уже аккуратно выхожу из нее, натягиваю штаны, разворачиваю Яну, тяну к креслу, падаю в него, усаживая ее сверху, лицом к лицу. Снимаю с нее туфли, откидывая их на пол, прижимаю ее ноги к своим бедрам.
— И, это было?
— Это было… — выдыхает. — Очень… — прячет лицо у меня на шее, обжигая свои дыханием.
— Слишком? Много? — зарываюсь в ее волосы, перебирая пряди. Я до сих пор пьян, но уже не агрессивен, все выплеснуто в секс.
— Определено, да, — снова усмехается в мою шею. И мне уже не нужно никаких ответов, понимаю, что не сделал ничего непоправимого. — Но это было… Мне кажется, я на минуту потеряла сознание.
Снова тяну ее за волосы, но уже аккуратно, притягивая к губам. Целую, нежно лаская губы, всасывая, кайфуя от того, что она отвечает и ласкает мои губы в ответ. Такая чувственная сейчас, ласковая, горячая.
— Ты пришла ко мне, потому что я так хотел, или?.. — спрашиваю в губы, слегка их прикусывая.
— Потому что так хотела я, потому что тебе было так надо.
— Мне было надо – да.
Отпускаю ее, укладывая себе на плечо, и вывожу пальцами узоры на ее спине.
— Я не единственный ребенок в семье, у меня был сестренка, — неожиданно для себя говорю ей. Не знаю зачем. Точно не в тему. Я пьян, меня несет от близости с ней, и я говорю. — Ей было всего шестнадцать, она занималась танцами, спешила на репетицию, села в такси. Дорога мокрая, водитель не справился с управлением, машину занесло. Авария. Не выжил никто… — выдыхаю. Нет я не хочу, чтобы Яна меня пожалела или посочувствовала. Цель моих откровений другая.
— Мне очень жаль, — сглатывает она.
— Я это все к тому… Вот тогда мне было как никогда хреново и больно. Хотелось рвать всех, убивать и мстить. Только мстить некому. Водитель погиб. Все. Виновных нет. И это невыносимо, когда человека нет и ничего не сделаешь. Ничего не исправишь и ничем не успокоишь душу. Это очень горько – осознавать и пытаться смириться. Так вот, а мы живы, виновники нашей боли тоже живы, и это значит, что все можно исправить и восстановить.
— Леван, — выдыхает мне в шею и неожиданно стискивает в объятьях. — Спасибо тебе!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Да за что? Я еще ничего не сделал для тебя. Ничего не дал, только забираю и требую большего.
— Ты очень много делаешь. Если бы не ты, на сто процентов сейчас от безысходности я вернулась бы уже к Тарасу и валялась бы у него в ногах.
Зажмуриваюсь. Сглатывая.
— Забудь о нем! Его больше не будет в твоей жизни. Он скоро вернет тебе дочь.
Замолкаем. Дышим друг другом. Меня отпустило. Пустоты больше нет. Эта женщина меня наполнила, чутко поняв, что мне нужно. Я ценю. Но все равно где-то глубоко внутри болезненно ноет.
— А я единственная дочь у родителей, — вдруг отвечает мне Яна. Мое откровение на ее откровение. Становится теплее. — Мама – воспитатель в детском саду, отец – простой механик на заводе. Они всегда стремились дать мне образование, чтобы моя жизнь была намного лучше, чем их. И очень радовались, когда казалось, что я всего добилась. Но все мне дал Тарас, а я, дура, купилась. Теперь понимаю, что самая лучшая жизнь – она не от денег зависит. Лучшая жизнь там, у них, в маленьком городке, потому что она спокойная. Они не знают, в каком я сейчас положении. Нет, о разводе знают, но не больше. Не хочу настолько падать в их глазах. Да и не помогут они мне ничем.
Глава 25
Леван
Вчера на пьяную голову мне, идиоту, показалось, что моя королева немного оттаяла. Ее объятья, откровения, «спасибо» ласковым шепотом мне в ухо, до мурашек – всего лишь иллюзия. Или мне приснилось и не было ничего. Утром меня встретила все та же холодная, покорная женщина с пустотой в глазах. Мне вообще кажется, что она еще больше ушла в себя.
Я проспал, голова с похмелья раскалывалась, и у меня не было ни времени, ни сил, да и желания выяснять, что снова не так. Нет, я понимал, что не так, но вчера мне показалось, моя женщина меня почувствовала. Показалось… Не моя…
Направляюсь в компанию и, кроме похмелья, ничего не чувствую. Этой женщине снова удалось меня опустошить. Застреваю в пробке, опаздывая, и даже это меня не раздражает, я разжёвываю горькие таблетки от головной боли и курю в открытое окно.
На дисплее телефона высвечивается входящий звонок. Тимур. Отвечаю, переключаясь на громкую связь.
— Доброе утро, — довольно здоровается он.
— А оно доброе? — рассматриваю грязную обочину, затягиваясь горьким дымом.
— Полагаю, что да.
— Ну давай, порадуй меня, — саркастически усмехаюсь.
— Я ее нашел.
— Да ладно? Серьезно?
Действительно хорошие новости. Бодрит.
— Серьёзно. Девочка согласна, сумма устраивает. Камеру тоже установит.
— Внешность? Он на нее клюнет?
— Должен. Блондинка, высокая, эффектная. Все, как он любит.
— Хорошо, — настроение поднимается. Вот оно, я очень скоро сыграю в свою игру с этой мразью. — А она вытерпит? Ну мало ли, не выдержит, расколется.
— Ты меня недооцениваешь, — смеется Тимур. — Девочка такая же больная, как и наш «клиент». Ее вставляют боль и унижения. Но обещает отыграть великолепно, со слезами и воплями. Все будет выглядеть, как изнасилование.
— Хорошо, — начинаю приходить в себя, уже раздражаясь на нерасторопных водителей, которые мешают выехать из пробки, нервно жму на сигнал. — Через пару часов жду тебя у себя, обсудим.
Сбрасываю звонок. Внутренности начинают гореть от жажды расправы. Да! Да, блять! Теперь я буду ставить на колени эту мразь.
Уже почти доезжаю до офиса, но понимаю, что оставил дома папку с нужными сегодня документами. Матерюсь сквозь зубы, разворачиваюсь и еду назад. Благо пробка рассосалась. Паркуюсь на стоянке, вылетаю из машины, иду домой, в лифте со мной едет парнишка-курьер. Не обращаю на него особого внимания. Он меня не интересует до тех пор, пока я не понимаю, что парень подходит к моей двери.
