Эдуан отследил этот запах, который вел на несколько шагов вниз от портовой мостовой… пока внезапно не исчез.
Тут буйный нрав Эдуана дал о себе знать. Было только одно средство, которое могло скрыть запах крови, – ткань из жил саламандры. Это означало, что ведьма Истины знала, что Эдуан охотился за ней, и принимала меры предосторожности, чтобы избежать встречи.
Но Эдуана не так легко было сбить с толку. Он был хорошим следопытом, поэтому начал тщательно изучать периметр пристани, двигаясь методично и постоянно хватаясь за малейшую зацепку, за любой намек на запах крови. Он найдет ее, даже если ему придется прочесать каждый дюйм Веньязы – он это сделает. Йотилуцци предложил слишком много денег Эдуану, слишком много, чтобы он мог позволить себе поражение. Вознаграждение в две тысячи пиастров пришлось бы Эдуану по сердцу.
Вдобавок, эта девушка была ведьмой Истины. Ведьма истины… Такого рода знание могло сделать Эдуана сказочно богатым. Как говорится в старой аритванской пословице: «Удача – дело рук ведьмы Истины, стоящей позади тебя», а ничто не притягивало Эдуана так, как удача.
После того как он получит деньги от Йотилуцци, Эдуан может либо продать ее по высокой цене, либо сдать отцу, который, несомненно, будет счастлив заполучить Ведьму истины.
Хотя, конечно, первым делом надо было ее поймать, а до сих пор таро были не на стороне Эдуана. Уже можно было сказать, что расклад не в его пользу.
Эдуан почти преодолел улицу за пристанью, когда позади него раздался шум. Эдуан повернулся и поймал взгляд девушки номаци, которая таращилась на него.
Он начал разглядывать ее в ответ. В ней не было ничего особенного.
Хотя, возможно, ее лицо было немного знакомым…
Затем девушка побежала, и Эдуан понял, откуда знал ее: она была второй «аритванской» разбойницей. Напарницей ведьмы Истины.
Мгновенно магия крови Эдуана вернулась к жизни. Он не мог уловить запах этой девушки в Онтигуа, и это был его шанс. Если он запомнит ее запах, он не просто выследит ее – он сможет ее контролировать. Сможет полностью остановить ее пульс, если подберется достаточно близко.
Он протискивался между купцов, вокруг пролетали повозки и лошади, ни на секунду не теряя из виду ее коричневый плащ. Вскоре он побежал, расталкивая всех, кто был на его пути. Но, как близко он ни подходил, он не чуял ничего.
Это, должно быть, саламандровый плащ, решил он. Хотя ткань не была похожа на ту, удерживающую тепло, с Сирмаянских гор, но только саламандровое волокно могло быть объяснением ее неосязаемости. Единственным объяснением его провала.
Потому что это был провал. Несмотря на то, что он не отрывал от нее своего сосредоточенного взгляда, умная девчонка повернула налево на мост и испарилась в толпе.
Или так показалось Эдуану. Когда он снова увидел ее, то понял, что она его обманула и теперь пересекала другой канал.
Но потом в груди Эдуана потеплело: он понял, что девушка поранилась о багор на лодке. Она истекала кровью, и даже лучше – она оставляла красные полосы на плитах лестницы, на которую перепрыгнула. Теперь, даже если Эдуан потеряет ее, он может заполучить ее запах. Запах лужи крови никак не спрятать.
Поэтому, когда девица в конце концов снова заметила его – зажмурилась, сидя на пятнистой кобыле, – он изобразил неторопливую улыбку и помахал рукой.
Она ничем не ответила, но скорость, с которой она подстегнула лошадь, сказала Эдуану, что номаци напугана.
Хорошо. Напуганные люди совершают ошибки.
Но, как Эдуан вскоре узнал, он тоже совершил ошибку. Когда он пересек мосты и переулки и добрался до ряда рыболовных багров, которые она обрушила, то понял, что до сих пор не может учуять запах ее крови.
Он подобрался очень близко. Практически уткнулся носом в темные мазки. Рыбаки непонимающе глазели на него, но Эдуана это почти не волновало. Он был слишком зол, чтобы обращать на них внимание.
Человек, у которого нет запаха крови… Это невозможно. Никогда – ни разу за двадцать лет жизни Эдуана – он не сталкивался с тем, чей запах крови не мог учуять.
Никогда.
Это не просто прогневало его, это выбило его из колеи. Заставило скрипеть зубами и сжимать кулаки.
Позже, когда Йотилуцци спросил, почему бандитки еще не у Эдуана, тот соврал и сказал, что они обе были одеты в саламандровые плащи. Потом, когда Эдуан связался с отцом при помощи ведуна Голоса, он опять соврал. Но его отец все равно был зол – что добавило Эдуану еще кровожадности.
Теперь он был здесь, застрял под крышей вместо того, чтобы охотиться на двух девушек. Это была пустая трата времени. На дипломатическом балу ничего не могло произойти. Отец Эдуана всегда говорил: «Двадцатилетнее перемирие сделало людей жирными и неамбициозными».
Эдуан прижал к глазам тонкую бронзовую подзорную трубу и заглянул через отверстие в резном потолке. Мелькали белобрысые и рыжие головы карторранцев. Яркие оттенки оранжевого, зеленого и синего бархата выдавали их так же, как и пастельный шелк – далмоттийцев. Голые плечи и приподнятые волосы – признак султаната Марсток. А те, кто был одет иначе, были представителями тех немногих наций, которые на самом деле были заинтересованы в этом Военном саммите.
Эдуану было все равно, кто здесь и для чего. Главное, чтобы ему платили, и платили хорошо. Так что, если от него требовалось лежать на животе в куче голубиного помета, пока знать пожирала такую гору еды, что ее хватило бы, чтобы прокормить в течение месяца племя номаци… он будет делать это.
Хотя его раздражительный нрав сегодня очень мешал ему.
Когда прозвучали первые пульсирующие ноты нубревенских «Четырех шагов», Эдуан решил сменить декорации. Это был шанс избавиться от кипящего в венах напряжения.
Он сунул подзорную трубу в футляр на плече. Затем добрался до лестницы. Прошел мимо двух других наемников, которые нервно посмотрели на него. Стукнул по краю потолка, приоткрылся лаз – еще одно местечко для обозрения бального зала. Хлипкая веревочная лестница повисла на пятьдесят футов вниз.
Когда Эдуан спускался, все его мышцы напряглись, чтобы не дать лестнице раскачиваться. Он должен был спуститься бесшумно, незаметно для всех присутствующих с другой стороны стены. Эдуан решил, что веревочная лестница – еще один пример того, как слабы стали далмоттийцы (и все остальные). Есть ли реальная необходимость в охранниках на крыше, если, чтобы спуститься оттуда, нужно потратить так много времени. Это тоже нужно сообщить отцу.
Тем временем шла вторая фигура «Четырех шагов». Сапоги Эдуана мягко и беззвучно ступили на пол. В затененной нише играли скрипки, поднимая пыль своим вибрато. Их перекрывало постукивание каблуков, в котором Эдуан узнал этот вьющийся, стелющийся нубревенский танец.
Эдуан был знаком с нубревенскими «Четырьмя шагами». Не очень хорошо, но он бы скорее выплюнул свои кишки, чем стал участвовать в подобном состязании. Тем не менее, движения он знал. Наставница учила его в первые годы в монастыре.
Но Эдуан не проявлял к танцу никакого интереса, как и ко всем вещам, которым старая наставница пыталась его научить, – до отъезда из монастыря два года назад, по достижении восемнадцатилетия, – начиная от того, как правильно молиться, и заканчивая временем, когда лучше сажать тюльпаны. Молитву, садоводство и танцы он оставлял тем, у кого было время, которое можно потратить впустую. У Эдуана лишнего времени не было.
Тем не менее, он был здесь и присматривался к танцующим.
Он проклинал свою скуку и гнев.
Сначала Эдуан направился влево. Но в нос ему ударил знакомый запах крови. Ядовитые тайны и бесконечное вранье. Эдуан не знал, были ли слухи правдивы, – действительно ли кровь аспидов Марстока была из кислоты, но он ненавидел телохранителей, которые были ведунами Яда. Даже сильнее, чем ненавидел большинство людей.
Так что Эдуан передумал идти влево и вместо этого, непрерывно вращая запястьями, повернул направо.
Он не ожидал никаких происшествий в этот вечер, но это еще не значило, что он может позволить суставам быть жесткими, а мышцам – холодными.
Когда Эдуан наконец нашел глазок – даже меньше, чем те, в потолке, – и прильнул к нему, только начиналась третья фигура «Четырех шагов».
Эдуан высоко вздернул брови.
Было видно только двоих танцоров, их каблуки стучали о мрамор в бешеном ритме, подобного которому Эдуан никогда раньше не видел и не слышал, а вокруг них был еще более впечатляющий смерч. Один из танцоров, должно быть, владел магией Воздуха – нет, магией Ветра. Эдуан разглядел знак ведуна Ветра на руке мужчины.
Наблюдатели вытягивали шеи и переступали с ноги на ногу, хотя лица оставались по-прежнему спокойными, а взгляды сосредоточенными.
Ветер продолжал закручиваться в такт музыке. В такт шагам. Он поднимал юбки девушки, ее волосы и толкал зазевавшихся зрителей, когда пара пролетая мимо.
Эдуан смотрел, позволив себе немного развлечься, и думал о том, сколько мастерства нужно, чтобы танцевать с такой скоростью и изяществом. Его старая наставница никогда не выполнила бы эти фигуры так виртуозно.