из Франции второй половины девятнадцатого века, включающий в себя кровать и туалетный столик, выполненные из махагони богатого коньячного оттенка. Комплект стоил семьсот тысяч.
В бане, в гостевой комнате, в которой обычно отдыхали между заходами в парилку, тоже стоял французский антикварный гарнитур, на этот раз столовый. Он был выполнен из массива ореха, украшен потрясающей резьбой ручной работы, сохранил оригинальную фурнитуру, включал в себя буфет, стол, четыре стула и поставец и стоил полтора миллиона. И подобных предметов в доме было не счесть. Если отобрать и выставить на продажу, то пятьдесят миллионов становились вполне посильной суммой. Вот только вряд ли хозяйка собиралась что-либо продавать.
После разговора с теткой Павел вернулся в дом с «опрокинутым» лицом. Как и следовало ожидать, помочь она отказалась. Несмотря на то что к Инессе Леонардовне Марианна относилась хорошо, сейчас она испытывала невольную злость. Старуха представлялась ей Кощеем, чахнущим над своим златом. Это было вдвойне обидно, потому что Резанова не раз говорила, что именно старший племянник станет основным ее наследником.
И само поместье, и хранящиеся в нем ценности рано или поздно должны будут перейти Павлу. И даже если что-то досталось бы Светлане, Наталье и Кириллу, Павел все равно является основным «бенефициаром» теткиной смерти. Марианна осознавала весь цинизм подобного подхода, но факт оставался фактом.
– Почему для того, чтобы сделать кого-то счастливее, нужно умереть? – вопросила она, глядя в потолок спальни, в которой лежала на кровати в ожидании, когда Павел придет ложиться спать. Он же предпочитал в гостиной в одиночку накачиваться виски, даже в баню не пошел, хотя обычно париться любил. – Почему нельзя дать людям то, в чем они нуждаются, при жизни? Вот ведь основной вопрос, существующий со времен создания мира. Примерно как быть или не быть.
Но далеко не все и не всегда получают то, что хотят. Это она знала, как никто другой. Марианну немного тревожило, что человек, который никак не может получить желаемое, предпримет какие-то действия. Нет, в обычной ситуации это не могло быть чревато никакими серьезными последствиями. Но сейчас, когда Павел и без этого так напряжен… «Реквиема по мечте» ему только и не хватало. Нет, она обязана сделать все, чтобы это безобразие больше не повторялось.
Марианна взглянула на часы, которые показывали без двадцати час. Павел так и не пришел, видимо, боялся тревожить ее своей бессонницей. Нет, это не дело, что он сидит в пустой гостиной, наедине с виски. За двадцать лет совместной жизни Марианна только пару раз видела мужа пьяным, обычно он знал свою меру и никогда не напивался до положения риз. Считал это оскорбительным и недостойным. Но сейчас, когда он настолько на взводе… Надо пойти проверить, вдруг ему стало плохо.
Того, что здоровье мужа может не выдержать свалившихся неприятностей, Марианна боялась до одури, до черноты в глазах, до обморока. Конечно, он еще не старый, всего-то сорок четыре года, но и не мальчик. Такие эмоциональные нагрузки могут выйти боком. Она спустила ноги с кровати, нашарила тапочки.
Окно в комнате было закрыто, потому что Марианна предпочитала уличной неуправляемой прохладе, наполненной к тому же комарами и мухами, ровную температуру кондиционера. Их во время ремонта установили во всех комнатах, заботливо спрятав сами системы на чердаке, чтобы не уродовать старинные фасады. Стоило это целое состояние.
Марианна поймала себя на том, что ее мысли снова свернули на деньги, и досадливо поморщилась. Она всегда была выше этого, но не сейчас, когда на кону стоит вся жизнь ее семьи. Из-за закрытых окон, тоже сделанных качественно и основательно, как обычно, не доносилось ни звука. Именно из-за этой полной тишины ей в усадьбе всегда очень хорошо спалось. Проведенные здесь выходные по качеству отдыха могли сравниться только с отпуском на Мальдивах, где Марианна сладко спала под шум морского прибоя.
Она потянулась за сброшенным на кресло халатом и замерла, услышав какой-то удар, а потом вскрик. Звуки были громкими, поэтому проникали через закрытое окно. И что это такое? Все ее мысли были заняты мужем, поэтому она не сразу разобрала, что вскрик был женским, а не мужским.
Руки тряслись так сильно, что Марианна уронила на пол халат. Метнулась было к двери, но тут же вернулась обратно. В доме полно людей, даже если что-то случилось, она не может выскочить наружу практически голой, в очень дорогой и крайне развратной ночной сорочке, которую она специально надела, надеясь порадовать мужа. К сожалению, в последний месяц Павла ее прелести не только не радовали, но и вообще не интересовали.
Да и ладно. Все нормализуется, если получится решить проблему с деньгами и запустить завод. Паша успокоится, и все у них обязательно будет хорошо. Подняв с пола халат, Марианна торопливо надела его, завязала пояс, выскочила в коридор и побежала в гостиную, расположенную в средней части дома. Там было темно и тихо. Господи, что с Павлом? Нашарив на стене выключатель, Марианна включила свет и зажмурилась от его неожиданной яркости. Комната оказалась совершенно пустой. Павла в ней не было.
По лестнице, ведущей на второй этаж, кто-то спускался. Шаги были тихими, словно человек не хотел быть услышанным. Расположенные наверху спальни были отданы приглашенному в гости бизнесмену Ермолаеву и его дочери, с которой, кажется, успела сдружиться Елка.
Марианна мимоходом подумала, что надо поискать информацию об этом Ермолаеве и его семье. Эта молодежь сейчас такая бесшабашная, не хотелось бы, чтобы Еленка попала под дурное влияние. Еще учиться бросит или на наркотики подсядет, не дай бог. Она никому никогда бы в этом не призналась, но Марианна не всегда понимала, как устроена голова ее единственной дочери, какие мысли в ней ходят.
Это странное пристрастие к китайскому языку, который, видите ли, обязательно надо знать. Ну да, учится она на факультете иностранных языков местного университета, практикуется в английском, которым неплохо владеет. Так нет, еще и китайский ей подавай. И Паша, и его тетка эту идею всячески поддерживают, Инесса Леонардовна даже курсы оплачивает, поскольку оба уверены, что китайский язык вскоре будет просто необходим для ведения деловых переговоров. Но Марианне увлечение все-таки казалось странным для восемнадцатилетней девчонки.
А теперь еще эти повторяющиеся бредни про привидение. Каждый раз, когда она думала про Елку, отчего-то испытывала странную тревогу. Легкую, потому что для нее не было ни малейших оснований, но все-таки тревогу. Впрочем, сейчас та была заглушена все усиливающимся беспокойством за мужа. Где же все-таки Павел?
Она выключила свет и вышла из гостиной, пересекла коридор и очутилась в кухне, где было светло от стоящего во дворе фонаря. Здесь окно было открыто, поэтому с улицы отчетливо доносились голоса. Марианна прислушалась. Так, Ермолаев, его дочь, писательница Северцева, Наталья и, боже ты мой, Елка. А дочери-то отчего не спится почти в час ночи?
Ужас, что причиной общего переполоха могло стать несчастье с Павлом, спускался из головы в желудок, наполняя рот кислой жгучей слюной. Марианна повернулась, чтобы выйти на улицу и выяснить, что случилось, и уткнулась в стоящего за ее спиной человека. Испугаться еще больше она не успела, потому что родные руки обняли ее крепко-крепко, не давая упасть.
– Ты что тут делаешь, Марьяша? Есть захотела?
Это был муж, и облегчение прошло по телу той же самой волной, что до этого страх.
– Господи, Паша, где ты был? Я пошла искать, а тебя нигде нет.
Ей показалось, или он слегка напрягся.
– В библиотеке, – ответил муж после короткой заминки. – Сначала пил виски и читал обнаруженный там новый для себя детектив Дика Френсиса, а потом вырубился прямо в кресле. Представляешь?
Через открытую дверь были слышны стук входной двери, быстрые легкие дочкины шаги, которые Марианна узнавала всегда. Какая мать не узнает звук шагов своего ребенка. Елка. Снова шаги и стук входной двери, возбужденный голос дочери, рассказывающий что-то про блюдце с молоком и печенье. Гул остальных голосов, совершенно теперь не страшных. Павел тут, рядом, с ним все хорошо, он
