дам, они о том, что им предстоит встретиться, ничего не знали. Астрологическая Светлана, прокладывающая жизнь по звездам? Кирилл, щебечущий о чем-то с Тайкой в беседке? Или любой другой находящийся в усадьбе человек, пославший сигнал на колонку с кухни или просто с улицы? Думать об этом можно было до морковкина заговенья.
Глеб внезапно почувствовал, что у него испортилось настроение. Это было для него не характерно, он никогда не испытывал неприятных эмоций без видимой причины. Словосочетание «плохое настроение» вообще было для него непонятным. Он мог быть зол, мог грустить, мог болеть, но плохого настроения у него никогда не бывало. До сего момента.
По въевшейся в кровь привычке во всем докапываться до самой сути, он попытался сформулировать, что именно оказалось ему не по нраву, и с изумлением обнаружил, что неприятные ощущения где-то внутри организма вызывает мысль, что Глафира Северцева встречается с мужем Натальи. Можно подумать, ему есть до этого какое-то дело.
Моралистом Глеб себя точно не считал, и о том, что бывают супружеские измены, знал не понаслышке и ничего против не имел, сам бывал грешен. Но от того, что субтильная литераторша, оказывается, спит с чужим мужем, испытывал чувство гадливости, от которого и портилось настроение. Бред же, если рассудить.
Оставив портативную колонку там, где и лежала, он вылез через слуховое окно на крышу. Отделанная новенькой металлочерепицей, она блестела на утреннем солнце. Черепица была хороша, не из дешевых. Инесса Резанова на реставрации этого особняка точно не экономила. Впрочем, как и на всем остальном в поместье.
С крыши просматривалась практически вся территория поместья. Да и округа тоже. По крайней мере, соседняя деревня Резанка лежала как на ладони. Ее жители уже проснулись, в деревнях вообще встают рано. Глебу, обладающему прекрасным зрением, было видно, как ходят по своим дворам, занимаясь утренними неотложными делами, местные жители.
Впрочем, и работники поместья тоже уже не спали. По дорожке к большому дому шла повариха Клава. Ну правильно, к семи утра она должна приготовить завтрак, если вдруг кому из гостей придет в голову такая фантазия – встать пораньше. Чуть вдалеке ее муж Осип включил первый автоматический полив. Водный дождь разбрызгивался над яблоневым садом, чуть в стороне от жилого дома и флигеля, чтобы насос не будил ни гостей, ни хозяйку. Из своего вагончика вышли умываться к уличному умывальнику рабочие, переговаривались, весело брызгаясь водой. Не у всех этим утром было плохое настроение.
Глеб аккуратно пошел вдоль края крыши. Под ногами простиралась горизонтальная ребристая дорожка, именно для того, чтобы идти было удобнее. К тому же здесь установили ограждение, не очень высокое, но все-таки достаточное для того, чтобы обезопасить от внезапного падения. Он снова подумал о разработчике проекта, который учитывал подобные мелочи. Ограждение было вмонтировано в небольшие башенки, увенчанные чугунными шарами. Одного из них – аккурат над центральным входом – не хватало.
Глеб подошел к соседним, покачал их рукой. Держатся крепко, не оторвать. Он вернулся к оголенной башенке, на которой шара не было. Металлическое крепление белело свежим неровным срезом. Шар кто-то отпилил ножовкой. Что ж, одно понятно точно – черное металлическое ядро весом килограммов этак в пять, сброшенное с крыши высотой (перегнувшись через ограждение, он прикинул примерное расстояние до земли) метров в девять, по очень грубым подсчетам дает силу удара в сорок-пятьдесят килограммов. Вполне достаточно для того, чтобы убить хрупкую молодую женщину, чей вес немногим больше. А уж покалечить точно.
Глеб вернулся в подвал и открыл ящик с инструментами. Ножовка была здесь. Ее зубья оказались покрыты тонким черным слоем краски. Что ж, он так и думал. Немного подумав, он стащил с плеча полотенце, бережно обернул в него ножовку и зажал под мышкой. Что ж, здесь ему больше нечего делать. Стараясь ступать так же неслышно, Глеб спустился по лестнице, нырнул в собственную спальню, постоял, озираясь, примерно с минуту, после чего пристроил завернутую в полотенце ножовку на стоящем в углу шкафу. Будем надеяться, что ежедневную уборку здесь проводят не слишком тщательно.
К счастью, в ванной комнате лежала целая стопка чистых полотенец. Вытащив из нее еще одно, Ермолаев вновь вышел из комнаты и с чистой совестью направился к озеру, насвистывая незамысловатую мелодию. Ему было над чем подумать. Плавал он примерно час, может, чуть меньше. Когда-то в юности он занимался спортивным плаванием, выступая за регион на всероссийских соревнованиях и сдав норматив мастера спорта. Ему прочили большое будущее, но из спорта Глеб Ермолаев ушел в бизнес, потому что ему нужны были деньги.
Деньги защищали от предательства. Это он знал точно, а потому делал все возможное для того, чтобы не быть преданным. Бизнес и профессиональный спорт были несовместимы, поэтому с плаванием пришлось расстаться. Вот только в воде ему по-прежнему думалось лучше всего, и в любой сложной ситуации Ермолаев всегда ехал в бассейн, где наматывал бесконечные круги на плавательной дорожке до тех пор, пока решение не сформировывалось в голове окончательно.
Сейчас он плавал нечасто, от силы пару раз в месяц, но, когда представлялась такая возможность, делал это с удовольствием, как сейчас. Вода в озере была поутру прохладная, но вполне комфортная, особенно для закаленного Глеба. Уезжая в свой лесной домишко, он плавал в озере вплоть до начала ноября. Когда он, наконец почувствовав приятную усталость в мышцах, вылез на пирс, то, к своему удивлению, обнаружил стоящую на нем Инессу Леонардовну. Наблюдала она за ним, что ли?
Впрочем, не в характере Глеба Ермолаева было стесняться чего-либо, в том числе и своего тела. Он знал, что находится в отличной форме и выглядит для своих сорока шести лет просто великолепно. То, что Резанова разглядывает его с каким-то болезненным любопытством, его удивляло, но не смущало. Сколько ей? Шестьдесят восемь? Вполне возможно, что она привыкла развлекаться с молодыми любовниками. Молодыми – в смысле на двадцать лет моложе ее. Против этого Глеб ничего не имел. С ним у нее ничего не получится, правда.
Он подошел к полотенцу, лежащему на пластиковом настиле, поднял его, энергично растерся, после чего обернул полотенце вокруг талии, невзначай прикрываясь.
– Доброе утро, Инесса Леонардовна. Не надумали насчет сделки?
– Надумала, – спокойно сказала Резанова. – Мы с вами обязательно обсудим все детали. Но позже. У нас еще будет много времени для этого.
Много времени? Интересно, что она имеет в виду? Неужели и впрямь нацелилась заполучить его в любовники? Глебу внезапно стало смешно.
– Я слышала вы вчера говорили Павлу, что увлекаетесь охотой?
Действительно, в общем разговоре за ужином он упомянул, что имеет охотничий домик в лесу. И что?
– Не то чтобы увлекаюсь, – пожал плечами Глеб. – Просто для меня лучший вид отдыха – побродить с карабином по лесу.
– Тогда я намереваюсь сделать вам подарок. Уверена, вы оцените его по достоинству. Видите ли, мой покойный муж очень любил охоту и знал толк в ружьях. От него осталось ружье, которое я бы хотела вам отдать. Мои племянники совершенно не увлекаются охотой. И Павлик, и Кирюша ничего в ней не смыслят, а мне, признаться, жаль, что ружье лежит без дела. Буду рада, если оно вам пригодится.
– Спасибо, Инесса Леонардовна, но у меня есть ружье, которое мне очень дорого, – ответил Глеб. Он вовсе не намеревался брать от нее никакие подарки. Более того, желание их преподнести его настораживало. – Это подарок друзей, довольно ценный.
– Ценный? И сколько же он стоит?
В ее голосе Ермолаев расслышал нотку пренебрежения. Или это была просто усмешка?
– В денежном выражении не то чтобы очень много, хотя солидно. Полтора миллиона рублей. Но мне это ружье ценно именно тем, что это подарок.
– Ну, так будет у вас два ценных подарка, – засмеялась Резанова. Смех у нее был неожиданно молодой, звонкий. – Поверьте, я предлагаю от чистого сердца и ничего не прошу взамен. И не попрошу никогда. Если только об одном одолжении.
Вот оно, начинается. Глеб изобразил на своем лице внимание.
– Слушаю.
– Прочитать книгу, которую напишет Глафира Северцева.
– Простите, что?
– Я заказала нашей писательнице
