— Нужно, — вмешалась Эвда Наль. — И надобность эта никогда не минёт!
— Буду рад, если мне объяснят, — слегка нахмурился Дар Ветер.
— Через месяц я читаю осеннюю речь в Академии Горя и Радости, в ней будет многое о значений непосредственных эмоций… — Эвда кивнула приближавшемуся Мвену Масу.
Африканец по обыкновению шёл размеренно и бесшумно. Дар Ветер заметил, что смуглые щёки Чары загорелись жарким румянцем, как будто солнце, пропитавшее всё тело женщины, внезапно выступило сквозь загорелую кожу. Мвен Мас равнодушно поклонился.
— Я приведу Рен Боза. Он сидит там, на камне.
— Пойдёмте к нему, — предложила Веда, — и навстречу Миико. Она убежала за аппаратами. Чара Нанди, вы с нами?
Девушка покачала головой:
— Идёт мой повелитель. Солнце опустилось, и скоро начнётся работа…
— Тяжело позировать, наверное? — спросила Веда. — Это настоящий подвиг! Я не могла бы.
— И я думала, что не смогу. Но если идея художника захватит, тогда сама вступаешь в творчество. Ищешь воплощение образа в собственном теле… Тысячи оттенков есть в каждом движении, каждом изгибе! Ловить их, как улетающие звуки музыки…
— Чара, вы находка для художника!
— Находка! — прервал Веду громкий бас. — И как я нашёл её! Невероятно! — Художник Карт Сан потряс высоко поднятым могучим кулаком. Его светлые волосы разлохматились на ветру, обветренное лицо покраснело.
— Проводите нас, если есть время, — попросила Веда, — и расскажите.
— Плохой я рассказчик. Но это всё равно интересно. Я интересуюсь реконструкцией разных расовых типов, бывших в древности до самой ЭРМ. После успеха моей картины «Дочь Гондваны» я загорелся воссоздать другой расовый тип. Красота тела — лучшее выражение расы через поколения здоровой, чистой жизни. В каждой расе в древности была своя отточенность, своя мера прекрасного, выработавшаяся ещё в условиях дикого существования. Так понимаем мы, художники, которых считают отстающими от вершин культуры… Всегда считали, наверное, ещё с пещер древнекаменного века. Ну вот, я говорю не то… Придумал я картину «Дочь Тетиса», иначе — Средиземного моря. Меня поразило в мифах Древней Греции, Крита, Двуречья, Америки, Полинезии то, что боги выходили из моря. Что может быть чудесней эллинского мифа об Афродите — богине любви и красоты древних греков! Само имя: Афродита Анадиомена — рождённая пеной, восставшая из моря… Богиня, родившаяся из пены, оплодотворённой светом звёзд над ночным морем, — какой народ придумал что-либо более поэтичное?..
— Из звёздного света и морской пены, — услышала Веда Конг шёпот Чары и украдкой взглянула на девушку.
Твёрдый, будто вырезанный из дерева или из камня профиль Чары говорил о древних народах. Маленький, прямой, чуть закруглённый нос, чуть покатый широкий лоб, сильный подбородок, а главное — большое расстояние от носа до уха — все характерные черты народов античного Средиземноморья были отражены в лице Чары.
Веда незаметно осмотрела её с головы до ног и подумала, что всё в ней немного «слишком». Слишком гладкая кожа, слишком тонкая талия, слишком широкие бёдра… И держится подчёркнуто прямо — от этого её крепкая грудь слишком выдаётся. Может быть, художнику нужно именно такое, сильно выраженное?
Путь пересекла каменная гряда, и Веда изменила своё только что созданное представление. Чара Нанди необыкновенно легко перескакивала с камня на камень, будто танцуя.
«В ней, безусловно, есть индийская кровь, — решила Веда. — Спрошу потом…»
— Чтобы создать «Дочь Тетиса», — продолжал художник, — мне надо было сблизиться с морем, сродниться с ним — ведь моя критянка, как Афродита, должна выйти из моря, но так, чтобы всякий понял это. Когда я собирался писать «Дочь Гондваны», я три года работал на лесной станции в Экваториальной Африке. Создав картину, я поступил механиком на почтовый глиссер и два года развозил почту по Атлантическому океану — всем этим, знаете, рыболовным, белковым и солевым заводам, которые плавают там на гигантских металлических плотах.
Однажды вечером я вёл свою машину в Центральной Атлантике, на запад от Азор, где противотечение смыкается с северным течением. Там всегда ходят большие волны — грядами, одна за другой. Мой глиссер то взмётывался под низкие тучи, то стремительно летел в провалы между волнами. Винт ревел, я стоял на высоком мостике рядом с рулевым. И вдруг — никогда не забуду!
Представьте себе волну выше всех других, мчащуюся навстречу. На гребне этой колоссальной волны, прямо под низкими и плотными жемчужно-розовыми тучами, стояла девушка, загорелая до цвета красной бронзы… Вал нёсся беззвучно, и она летела, невыразимо гордая в своём одиночестве посреди необъятного океана. Мой глиссер взметнулся вверх, и мы пронеслись мимо девушки, приветливо помахавшей нам рукой. Тут я разглядел, что она стояла на лате, — знаете, такая доска с аккумулятором и мотором, управляемая ногами.
— Знаю, — отозвался Дар Ветер, — для катания на волнах.
— Больше всего меня потрясло, что вокруг не было ничего — низкие облака, пустой на сотни миль океан, вечерний свет и девушка, несущаяся на громадной волне. Эта девушка…
— Чара Нанди! — сказала Эвда Наль. — Это понятно. Но откуда она взялась?
— Вовсе не из пены и света звёзд! — Чара рассмеялась неожиданно высоким звенящим смехом. — Всего лишь с плота белкового завода. Мы стояли тогда у края саргассов[31], где разводили хлореллу[32], а я работала там биологом.
— Пусть так, — примирительно согласился Карт Сан. — Но с того момента вы стали для меня дочерью Средиземного моря, вышедшей из пены, неизбежной моделью моей будущей картины. Я ждал целый год.
— Можно прийти к вам посмотреть? — попросила Веда Конг.
— Пожалуйста, только не в часы работы — лучше вечером. Я работаю очень медленно и не выношу ничьею присутствия в это время.
— Вы пишете красками?
— Наша работа мало изменилась за тысячи лет существования живописи. Оптические законы и глаз человека — те же. Обострилось восприятие некоторых оттенков, придуманы новые хромкатоптрические краски[33] с внутренними рефлексами в слое, некоторые приёмы гармонизации цветов. А в общем художник незапамятной древности работал как я. И кое в чём лучше… Вера, терпение — мы стали слишком стремительны и неуверенны в своей правоте. А для искусства подчас лучше строгая наивность… Опять я уклоняюсь в сторону! Мне… нам пора… Пойдёмте, Чара.
Все остановились поглядеть вслед художнику и его модели.
— Теперь я знаю, кто он такой, — молвила Веда. — Я видела «Дочь Гондваны».
— И я тоже, — отозвались в одно слово Эвда Наль и Мвен Мас.
— Гондвана — от страны гондов в Индии? — спросил Дар Ветер.
— Нет. От собирательного названия южных материков. В общем, страна древней чёрной расы.
— И какова «Дочь чёрных»?
— Картина проста — перед степным плоскогорьем, в огне ослепительного солнца, на опушке грозного тропического леса идёт чернокожая девушка. Половина её лица и ощутимого, твёрдого, будто литого из металла тела в пылающем свете, половина в глубокой полутени. Белые звериные зубы нанизаны вокруг высокой шеи, короткие волосы связаны на темени и прикрыты венком огненно-красных цветов. Правой, поднятой выше головы рукой она отстраняет с пути последнюю ветку дерева, левой — отталкивает от колена усаженный колючками стебель. В остановленном движении тела, свободном вздохе, сильном взмахе руки — беспечность юной жизни, сливающейся с природой в одно, вечно изменчивое, как поток. Это единение читается как знание — интуитивное ведовство мира… В тёмных глазах, устремлённых вдаль, поверх моря голубоватой травы, к едва заметным контурам гор, так ощутимо видится тревога, ожидание великих испытаний в новом, только что раскрывшемся мире!
Эвда Наль умолкла.
— Но как смог это передать Карт Сан? — спросила Веда Конг. — Может быть, через сдвинутые узкие брови, чуть наклонённую вперёд шею, открытый беззащитный затылок. Удивительные глаза, наполненные тёмной мудростью древней природы… И самое странное — это одновременное ощущение беспечной танцующей силы и тревожного знания.
— Жаль, я не видел! — вздохнул Дар Ветер. — Придётся ехать во Дворец истории. Я вижу краски картины, но как-то не могу представить позу девушки.
— Позу? — остановилась Эвда Наль. — Вот вам «Дочь Гондваны»… — Она сбросила с плеч полотенце, высоко подняла согнутую правую руку, немного откинулась назад, встав вполоборота к Дар Ветру. Длинная нога слегка приподнялась, сделав маленький шаг, и, не закончив его, застыла, коснувшись пальцами земли. И тотчас её гибкое тело словно расцвело.
Все остановились, не скрывая восхищения.
— Эвда, я не представлял себе!.. — воскликнул Дар Ветер. — Вы опасны, точно полуобнажённый клинок кинжала.