— Так вот, Рита Алексеевна, куда вы идете?
— К берегу. Вы же ска…
— Берег там, — он махнул рукой в противоположную сторону. Рита дернула плечом, глянув на Романа со знакомой злостью, развернулась и захромала в нужном направлении.
* * *
Отплыли они только спустя два часа, поскольку Рита изъявила желание откушать на лоне природы. Роман не стал возражать, ему уже и самому хотелось есть. Он забрал с катера прихваченный с собой сверток и вернулся к своей куртке, наблюдая, как девушка, перетащившая на берег объемистый пакет и одно из одеял, расстелила на траве клеенку и разложила на ней бутерброды с красной и черной икрой, колбасу сыр, баночки с какими-то вкусностями и довершила натюрморт бутылкой дагестанского коньяка, который сразу же шелковисто заблестел под солнцем. Села на сложенное одеяло, скрестив ноги, и призывно кивнула Роману, который сидел в сторонке и разворачивал свой скромный сверток с парой бутербродов с толстыми ломтями копченого мяса, свежим огурцом и несколькими яркими редисками.
— Прошу к столу.
В ее голосе была игривая безмятежность, как будто совсем недавно ровным счетом ничего не произошло, и Роман подумал, что, возможно, для нее действительно так и есть — все события не имеют значения, быстро затягиваются туманом и проваливаются в никуда — короткая память, как у бабочки-поденки.
— Спасибо за предложение, но у меня есть еда, — ответил он и сочно захрустел редиской. Лицо Риты стало обиженным, но эта обида показалась Роману фальшивой, будто под ней пытались спрятать нечто другое, чего он никак не должен был увидеть. Он уже заметил, что Рита то и дело смотрит на часы, но в этих взглядах нет нервозности торопящегося человека. Скорее наоборот.
— Бросьте, ну что вы? Я же от чистого сердца предлагаю.
— А я от чистого сердца отказываюсь. Мне хватит и того, что у меня с собой.
— Ну, а бутербродик с икрой? Оливки? А кальмаров хотите?
— Нет, спасибо.
— Но коньяк-то будете? — она скорее утверждала, чем спрашивала. Роман покосился на бутылку — не без сожаления, ибо коньяк был хорошим.
— Нет, не буду.
— Да не будьте вы такой букой, что вы, в самом деле?! — Рита улыбнулась, чуть склонив голову набок. — Чего вы стесняетесь?
Роман тоже склонил голову набок.
— А я похож на человека, который умеет стесняться?
— Вы похожи на человека, который умеет портить другим отдых! — буркнула она, погасив улыбку, и принялась пальцами выуживать оливки из банки. Роман пожал плечами, откусил здоровенный кусок от бутерброда и предался задумчивому жеванию. Как и всегда, на свежем воздухе, и хлеб, и копченое мясо оказались необыкновенно вкусными. Он ел и то и дело поглядывал на Риту, которая деловито расправлялась с едой, и теперь у нее был такой вид, словно она сидела на берегу в полнейшем одиночестве. Роман замечал, что и она поглядывает в его сторону — украдкой, взгляды были быстрыми и тонкими, как бушменские стрелы. Очень странная особа. На катер взошла с надменностью королевы, потом дружелюбие, игривость, ругань, опять дружелюбие, снова ругань, а теперь хлеб-соль… Пистолет в сумочке. Эти тонкие настороженные взгляды. А то испуганное и несчастное лицо, которое он видел тогда, за секунду до того, как его закрыли взметнувшиеся волосы? Нет, что-то очень не то с этой дамочкой. И почему она на него так странно смотрит? То ли побаивается, то ли пытается что-то понять… И зачем, все-таки, ей понадобился именно он? В рекомендации Роман не верил ни капли. Он вполне мог бы допустить, что приглянулся развеселой девчушке, и она наняла его с целью качественно развлечься на природе. Отдых не получается, и девчушка злобствует — вот и все. Но что-то тут не вязалось, и он пока сам не мог понять, что именно. Роман снова посмотрел в ее сторону, и в этот момент Рита уже во второй раз почти с мужской лихостью хлопнула порцию коньяка из пластикового стаканчика, вызвав у него невольную улыбку, и она эту улыбку почуяла, потому что сразу же взглянула на него — на этот раз открыто, и спросила:
— Может, все-таки, хотите? — она не уточнила, чего именно, и он снова улыбнулся, покачал головой и взял последнюю редиску.
— А меня редиской не угостите?
— Нет, — он с хрустом раскусил редиску — та была свежей и приятно-острой. Рита потрясенно передернула плечами.
— Слушайте, ну вы просто какой-то гипертрофированный женоненавистник! Я думала, такие только в книгах бывают.
— А с чего вы взяли, что я женоненавистник? — лениво спросил Роман, дожевывая редиску. — Только лишь потому, что мне не нравится ваша персона? Отнюдь. Возможно, у меня и появлялись завлекательные мысли в вашем направлении, но вы открыли рот и все испортили.
— Можно вам задать один бестактный вопрос?
— А я могу вас остановить?
Рита осторожно потрогала подсохшую царапину на скуле и закурила, искоса глядя на него сквозь дым.
— Откуда у вас этот шрам?
— Не ваше дело.
— А если я вам заплачу — скажете? — она чуть прищурилась — выжидательно. — Нет, серьезно. Сколько вы хотите за свою историю?
— Что, привыкли все покупать? — все так же лениво произнес Роман, почти не глядя на нее. — Хорошо приучены к тому, что все можно купить? Не потому ли, что и вас когда-то тоже купили?
Красивое обращенное к нему лицо вдруг дернулось, безмятежное любопытство на нем смялось, раскололось, в глубине глаз забилось что-то агонизирующее, и Роман понял, что попал в больное место. Он ощутил несвойственную ему растерянность и тут же разозлился. Сама виновата! На кой черт лезть к постороннему человеку с дурацкими вопросами?! Или она привыкла, что при виде нее все мужики распускают слюни и начинают откровенничать?!
Рита уже справилась с собой — курила спокойненько, и в прищуре глаз снова уютно свернулось прежнее безмятежное любопытство избалованного ребенка.
— Да у вас из языка растут когти, Роман Андреевич.
— Не знал, что у меня столь затейливая анатомия.
— Знаете, а вы мне даже немного нравитесь, — она небрежно улыбнулась ему сквозь дым, и голос ее был непривычно взрослым и ровным. — Мне нравится, что вы жестоки сразу. Вы ничего не прячете, нет никаких красивых оберток… Я сразу знаю, что вы жестоки. Это хорошо.
— Чего ж хорошего? — Роман недоуменно усмехнулся. — Другие…
— Других не бывает. Бывают только жестокие, — произнесла Рита все тем же, так не шедшим ей голосом. — Просто каждый по-разному упакован. Но рано или поздно он выглядывает наружу. С вами проще. Вас уже видно.
— Странная у вас философия, — Роман докурил, сложил пакет и поднялся. Потянулся, хрустнув суставами. — Чем говорить, собирайтесь лучше, пора отбывать. Нужно выйти в Шаю до темноты. А то еще налетим на что-нибудь… вряд ли вам захочется заночевать в лесу в моем обществе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
