Один из полицейских взглянул на другого. Сложно было сказать, какие выражения были на их лицах, поскольку они оба были покрыты красными пятнами из-за долгого пребывания в захвате щупалец. Но взгляд красноречиво вопрошал: «Ты этому веришь?».
Второй полицейский, что был намного старше, ухитрился сказать:
— Вы говорите, что это… существо на вашей стороне?
— Да, — подтвердил Дойл.
Я заговорила, все еще находясь в постели:
— Господа, это вроде той ситуации, когда вы входите в мою комнату и принимаетесь палить по моей собаке, потому что она вас напугала.
— Миледи Принцесса, это ни разу не собака, — возразил старший коп, его руки все еще цеплялись за щупальце у его горла.
— В больницу не пустили бы моих собачек, — проговорила я.
Доктор Мейсон заговорила, сидя на полу, все еще позади Галена:
— Если мы позволим вам привести сюда ваших собак, это создание никогда больше не появится в этом здании?
Дойл кивнул Галену, и этого было достаточно. Тот помог ей подняться на ноги, но она все еще пялилась широко раскрытыми глазами на огромные щупальца, удерживающие полицейских, или, может, она смотрела на ночных летунов, свисавших с потолка прямо над ними. Кругом было так много всяких интересных вещей, на которые можно было бы пялиться, что сложно было точно сказать, на что именно она смотрела.
— Я буду держать своих людей за окнами принцессы, — сказал Шолто, — пока мы не будем уверены в том, что опасность миновала.
— Так они… они были за окнами все это время?! — слегка дрожащим голосом поинтересовалась доктор.
— Да, — подтвердил Шолто.
— Кто осмелился бы на меня напасть, когда в моем распоряжении такая охрана? — Спросила я, позволив доктору самой решить, кого именно из находящихся в помещении фейри я имела в виду.
Старший полицейский ответил:
— Никто не говорил нам, что у вас такое… — Он, казалось, попытался подыскать нужное слово, но ему этого не удалось.
— Нечеловеческое, — подсказал его напарник.
Молодой офицер хмурился, будто сказанное им было не совсем тем, что он собирался сказать, но бросил попытки подыскать более подходящее слово. Это не было ругательством, это было даже удивительно соответствующим определением.
— Мы не обязаны отчитываться перед человеческой полицией обо всех предпринятых нами мерах по обеспечению безопасности Принцессы Мередит, — пояснил Дойл.
— Раз уж мы стоим на страже у ваших дверей, нам нужен список тех, кто на вашей стороне, — отозвался старший из полицейских.
Это было очко в его пользу. Это доказывало, что он оправился от атаки гигантских бестелесных щупалец и летучих кошмаров. Либо он суровый коп, либо это обычная тенденция среди всех них. Вы не протянете долго на этой работе, если в вас не хватает суровости. Старший из офицеров явно перевалил за десятилетний стаж. Он был суровым. Его напарник был молод и продолжал бросать опасливые взгляды на ночных летунов на потолке. Но он, казалось, черпал мужество или доблесть в поведении своего умудренного опытом старшего напарника. Я встречала такое прежде, когда работала над делами полиции в Детективном Агентстве Грея. Старший напарник уравновешивал более молодого, так и получалась хорошая команда.
— Мы можем получить назад наши пистолеты? — Спросил младший из офицеров.
Старший смерил его взглядом, ясно говорившим, что попрошайничать, чтобы вернуть оружие, ниже их достоинства. У каждого из них наверняка был по крайней мере ещё один запасной ствол, во всяком случае, у старшего. Инструкции могут диктовать все, что угодно, но я не знаю полицейских, которые обходились бы без заначки. Слишком часто жизнь зависит от того, как ты вооружен.
— Если вы обещаете не стрелять ни в кого из наших людей, то да, — отозвался Дойл.
— Эта женщина в порядке? — Спросил старший полицейский, кивнув в сторону Бабули, все еще удерживаемой Шолто, с его дополнительными отростками и руками, но я была абсолютно уверена, что ни один из полицейских не удостоил вниманием человеческие руки Шолто. Я поставила бы что угодно на то, что если их потом попросят описать Шолто, они припомнят лишь его щупальца. Копы обучены наблюдать, но даже для людей со значком некоторые вещи могут оказаться захватывающими.
Рис подошел к нам, улыбаясь:
— Она будет в порядке. Только понадобится немного волшебства.
Он одарил всех невероятно добродушной улыбкой, и я заметила, что он тратил гламор, чтобы спрятать свой покалеченный глаз. В данном случае он хотел выглядеть безобидным. Шрамы заставляют некоторых людей считать, что вы сделали нечто эдакое, чтобы их заслужить.
— Что это значит? — Спросил старший из полицейских.
Он не собирался спустить подобное на тормозах. Он стоял рядом с напарником, окруженный тем, что по праву мог бы счесть ожившими кошмарами. Эти кошмары сумели ранее отобрать у них оружие. И надо было быть круглым идиотом, чтобы не заметить физический потенциал Дойла и находившихся в комнате мужчин, не говоря уж о Шолто с его дополнительными конечностями, которые он сумел засветить. Полицейский дураком не был, но он видел в Бабуле пожилую даму, и не собирался уходить, пока не удостоверится, что с ней все в порядке. Я начинала понимать, как он продержался на этой работе больше десятка лет, и, вероятно, почему он никогда не выходил из образа копа. Если бы я была на его месте, я покинула бы комнату и вызвала подкрепление. Но я была женщиной, а мы стараемся насилие обходить стороной.
— Бабушка, — позвала я, и это, вероятно, было одно из тех редких мгновений, когда я использовала официальное обращение при разговоре с ней. Она была моей Бабулей. Но сегодня вечером я хотела бы, чтобы полиция знала, что мы — одна семья.
Она посмотрела на меня, и в ее глазах была боль.
— О, Мери, деточка, не называй меня так официально.
— Тот факт, что ты не одобряешь мой выбор мужчин, не дает тебе права громить мою палату в больнице, Бабуля.
— Это было заклинание. Ты же знаешь.
— Знаю? — Я позволила своему голосу прозвучать холодно, потому что не была уверена, что это так. — Заклинание было сплетено так, чтобы усилить то, что ты и так чувствуешь, Бабуля. Ты и в самом деле ненавидишь Шолто и Дойла, но они — отцы моих детей. Этого не изменишь.
— Вы говорите, что эта старушка… заставила все тут взмыть в воздух и бомбардировать присутствующих? — Переспросил старший полицейский. В его голосе звучало сомнение.
Бабуля дернулась в хватке Шолто:
— Я снова в себе, Предводитель Теней. Можешь отпустить меня.
— Поклянись. Поклянись Всепоглощающей Тьмой, что ты не станешь пытаться навредить мне или любому в этой комнате.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
