еле переставляя дрожащие ноги. В руке у старика был кальян, наверно, он только что курил: из маленькой чашечки еще струился дымок. Да, кальян и тогда был его слабостью…
У женщины забилось сердце. Она не могла оторвать взгляд от кальяна.
Лю Цзиньгуй подошел к дому, остановился, поднял голову, веки его задрожали. Он долго вглядывался в женщину. Потом натянуто улыбнулся, затряс головой, видно было, что не узнал ее. Но вдруг его мутные зрачки расширились, в глазах мелькнул ужас, руки затряслись, и кальян с легким звоном упал на землю. Старик увидел на лбу женщины шрам. Мучаясь раскаянием, закрыл глаза…
Губы у женщины задрожали, пальцы судорожно впились в дверной косяк, за который она держалась.
Наступила гробовая тишина.
Вдруг кто-то из мальчишек крикнул:
— Гляди, да этот заморский старик даже кальян в руках удержать не может!
Дети загалдели, раздался громкий смех.
В душе хозяйка торжествовала, но подавила в себе это чувство и махнула рукой:
— Ну-ка, мотайте отсюда!
Дети кинулись врассыпную, однако остановились поодаль и теперь с интересом наблюдали за происходящим. Во дворе опять воцарилась гнетущая тишина.
Женщина шагнула вперед и подняла с земли кальян. Да, все тот же, только на нем появились новые вмятины. Выходит, и на металле остаются шрамы. А на сердце?
Лю Цзиньгуй протянул к женщине дрожащую руку:
— Цюлань? Это ты? Неужели я дожил, вижу тебя, родную деревню… Какое счастье…
В глазах у хозяйки заблестели слезы. Она вытерла кальян, отдала старику и звонким как хрусталь голосом сказала:
— Дядюшка, проходите в дом, у мужа есть хороший табак.
Лю Цзиньгуй обеими руками принял кальян.
— А, Со Чэн… Как дела у него?
— Все нормально, партия о нем заботится. Отец, — крикнула она, — иди встречай гостя!
Застегивая на ходу рубашку, из дому выбежал Со Чэн. Увидев старого хозяина, он замер на месте и не мог ни слова вымолвить.
Лю Цзиньгуй горестно покачал головой:
— Тоже постарел!
Со Чэн хотел было возразить, но сказал лишь:
— Я родился в год курицы, мне сейчас шестьдесят!
Хозяйка усмехнулась.
Обстановка разрядилась. Они прошли в дом. Женщина стала рассказывать про колодец, гость одобрительно кивал головой:
— Вода здесь хорошая. Я тоже думал о колодце, когда строил дом. Но боялся потревожить духа земли… — он рассмеялся, — был суеверным.
— Вода! Вода! — донеслось со двора.
Хозяйка всплеснула руками и по разбросанным во дворе камням побежала к колодцу.
— Чистая? — крикнула она, заглядывая вниз.
— Уже можно зачерпнуть.
— Отец, неси кувшин, — велела Ли Цюлань.
Со Чэн поставил кувшин в корзину, опустил в яму. А когда вытащил, увидел в кувшине воду.
— Ну, мать, пробуй, как на вкус!
Ли Цюлань протянула кувшин гостю:
— Это вода вашей родины, вы первый пробуйте!
Старик даже испугался такого почтения к нему и наотрез отказался брать кувшин.
Хозяйка очень тепло повторила:
— Пейте, мы еще успеем.
Муж поддержал ее:
— Пейте, вы — гость!
Лю Цзиньгуй дрожащими руками взял кувшин и, не дожидаясь, пока осядет муть, залпом выпил почти половину. Потом закрыл глаза и причмокнул беззубым ртом, наслаждаясь вкусом воды.
— Сладкая? — спросил Со Чэн.
Лю Цзиньгуй вновь поднес кувшин ко рту и стал с жадностью пить. Глаза его наполнились слезами. Они текли по лицу и капали в кувшин, смешиваясь с колодезной водой.
Хозяйка почувствовала, как к горлу подступил комок, и поспешно отвернулась…
ВАН МЭН
ЗИМНИЕ ПЕРЕСУДЫ
© Перевод С. Торопцев
Ван Мэн родился в 1934 году в Пекине, куда его семья переехала из уезда Наньпи провинции Хэбэй. В настоящее время Ван Мэн — член ЦК КПК, министр культуры. Среди его наиболее известных произведений — романы «Да здравствует юность!», «Метаморфозы, или Складные фигурки», повести «Мотылек», «Не время для встреч», рассказы «Новичок в орготделе», «Грёзы о море», «Ничтожному дозвольте слово молвить», «Весенние голоса» и другие. Многие его произведения были отмечены Всекитайскими премиями.
* * *
В городе В., центре провинции Н., жил моложавый старичок, известность коего вышла даже за пределы страны. Уже в самом его имени Чжу Шэньду, если учесть значение каждого иероглифа, сквозил намек на достаточную самостоятельность, при наличии, однако, известной осторожности. Небольшого росточка, всего метр шестьдесят два, этакий шестидесятитрехлетний седенький бодрячок с детским личиком, нес он бремя таких постов, как президент регионального отделения Академии наук, председатель Научного общества, ну и заодно еще возглавлял Ассоциацию деятелей литературы и искусства и местное отделение Союза писателей, поскольку пописывал в молодости. В городской организации Демократической партии, где костяком являлась интеллигенция, считался не последним человеком, а в 1981 году подал в партию и был принят после прохождения испытательного срока в 1982 году.
Физиолог и гигиенист, он славу себе стяжал отнюдь не анатомированием, не углубленными исследованиями функций различных органов тела и уж, разумеется, не опусами о всяких там «цветочках да снежинках», которыми баловался по молодости лет. Нет, слава в стране и за ее пределами пришла к нему как к уникальному авторитету в области куповедения.
Купаться все равно что мыться, и ничего странного в этом нет. Не многим, правда, дано с позиций высокой науки проникнуть в глубинный смысл сего процесса, построить и развить соответствующую теорию. Провинция H. — не то место, где легко утвердиться привычке к мытью, ибо в силу вековых традиций тут мылись не больше трех раз в жизни. Чаще два: при рождении и перед положением в гроб. И лишь толстосумы, вельможи да высокоученые мужи позволяли себе еще такую роскошь перед вступлением в брак. Деда же Чжу Шэньду, жившего на исходе девятнадцатого века, коснулись новейшие заморские идейные течения, и он, отважившись, решительно, бесповоротно восстал против застарелых традиций предков, соорудил бассейн и принялся ратовать за купание — ежемесячное, представьте себе, так прямо и заявил во всеуслышание, — идея для того времени неслыханная, умопомрачительная. Так что дни свои он кончил в тюрьме, умер голодной смертью, обвиненный в «растлении масс» и «порче нравов». Спустя пять лет «император Великой Цин»[16] вернул деду доброе имя и почтил посмертным титулом «справедливого совершенного мужа».
С той вот поры и распространилось по провинции Н. купальное поветрие. Доводы отыскались даже в классическом древнем «Великом Учении» — дескать, купание, наипаче же соединенное с постом, весьма способствует очищению помыслов, выпрямлению душ, укреплению тела, упрочению семьи, оздоровлению государства, умиротворению Поднебесной. Таким образом, надлежащее толкование открыло купанию широкие горизонты, и местными жителями оно стало восприниматься как добродетель. Следующему поколению, однако, пришлось пережить новое потрясение, когда Чжу Исинь, отец Чжу Шэньду, стал приглашать
