— Ты — великий кулинар, — сказала Арабелла, отодвигая тарелку и прогоняя тревожные мысли.
— Раньше ты так не говорила. Напротив, имела обыкновение критиковать мою стряпню, — напомнил Маурицио.
— Скажу честно: мною двигала зависть. Ты готовил лучше, чем я, и это заставляло меня сердиться.
Маурицио с улыбкой взглянул на нее.
— Я думал, что никогда не услышу этих слов.
— Так ты знал? — воскликнула пораженная Арабелла.
— Конечно. Где тебе, избалованной богатой девчонке, было состязаться со мной! — с вызовом произнес Маурицио.
— Ах ты мистер Высокомерие!..
— Нет. Я всего лишь говорю правду. И между прочим, ты минуту назад сама признала это.
Арабелла не нашлась, что ответить. Маурицио помог ей вымыть посуду. А когда свечи готовы уже были догореть, сказал:
— На сегодня хватит. Я, пожалуй, пойду. Спокойной ночи, Арабелла.
Он качнул головой и вышел. Молодая женщина пошла за ним — посмотреть, как он будет садиться в фургон и уезжать. Но вместо этого Маурицио залез в кузов. Когда он не вылез обратно, она подошла узнать, что происходит, и увидел его стелющим постель при свете переносного фонаря.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Ложусь спать, — раздалось в ответ.
— Здесь?
— Где же еще?
— Разве тебе не по карману снять номер в ближайшей гостинице? — снова спросила Арабелла.
— Мне по карману купить эту гостиницу целиком, — ничуть не рисуясь, сказал Маурицио. — Но она на расстоянии нескольких миль отсюда. А я не оставляю тебя здесь одну. Тут небезопасно.
— Маурицио…
— Спокойной ночи. И, Арабелла…
— Да?
— Запри обе двери.
— Но я думала, что ты будешь охранять меня… — недоуменно протянула она.
— Запри… от меня.
— Ничего не понимаю, — покачала она головой. — Но ты же можешь забраться через чердачное окно, а затем через дыру в потолке.
— Арабелла, забудь об этом и сделай, как я сказал!
— Хорошо-хорошо… — Она повернулась и ушла бормоча: — Но, по-моему, это глупо…
Она проснулась рано утром, однако Маурицио был уже на ногах.
— Завтрак! — крикнула она, приоткрыв дверь.
Движения Маурицио были скованными, какими и должны быть у человека, проведшего холодную ночь на жестком полу. Он медленно пил кофе с сыром и хлебом, а Арабелла наблюдала за ним. Когда он поел и отправился работать, она вышла следом и указала на крышу, на которой только по цвету черепицы — красной и новой, а не черной, закопченной — можно было определить, где раньше находилась дыра.
— У тебя здорово получилось.
— Я же начинал свою карьеру как строитель, — ответил Маурицио. — Раньше я мог сделать этими руками все, что угодно, но уже давненько не брался за молоток и гвозди. — Он вдруг усмехнулся: — Уже много-много лет я не был таким грязным… и таким счастливым.
Он показал свои ухоженные руки, на которых за прошедшие два дня появились ссадины и ушибы.
— Расскажи, чем ты занимался… ну, после того как я… как мама увезла меня в Лондон, — робко попросила Арабелла.
Она не рассчитывала на откровенный ответ, но неожиданно Маурицио принялся рассказывать:
— Я уехал отсюда и стал брать заказы на ремонт зданий. Дело пошло, и я нанял нескольких человек в помощь. Потом увел один заказ из-под носа у самой крупной местной строительной фирмы. Им не понравилось… и я получил вот эту отметину. — Маурицио потер шрам на левой щеке.
— О боже! — ужаснулась Арабелла.
— Но я не сдался. И постепенно все привыкли думать, что со мной лучше не связываться. — Ее собеседник невесело усмехнулся. — С тех пор моя репутация жесткого предпринимателя неуклонно растет.
— Как ты смог из простого строителя стать тем, кто ты сейчас? — спросила Арабелла.
— Я решил построить себе дом, купил участок земли. Неожиданно цена на него возросла, и я его перепродал. Оказалась, что продавать землю и здания намного выгоднее, чем строить. Так я занялся и этим бизнесом. А как только начал делать деньги, то не мог уже остановиться. Хотя несложно зарабатывать больше денег, чем тебе необходимо, если посвящать этому всего себя и не думать ни о чем другом двадцать четыре часа в сутки.
— Ты не мог ни о чем не думать, — возразила Арабелла. — А как же твоя жена?
— Надин вышла за меня замуж из-за денег.
— Зачем же ты женился на ней?
Он задумался и наконец сказал откровенно:
— Не скажу, что она мне не нравилась. Но прежде всего она была символом моего положения в обществе. Ее семья старинного рода. До того, как у меня появились деньги, Надин и не посмотрела бы на меня. Это заставляло меня чувствовать удовлетворение. — Маурицио состроил презрительную гримасу. — Плохо, не так ли? Но я плохой человек, Арабелла. Я никогда не был хорошим. Это ты делала меня лучше.
— Нет! — яростно воскликнула она. — Ты говоришь чушь! Плохой человек не бросился бы не раздумывая на двух здоровенных мужчин, чтобы спасти незнакомую девушку!
— Но не так давно ты назвала меня бесчувственным типом, манипулирующим другими людьми, — напомнил ей Маурицио и добавил: — И в чем-то ты была права…
— Это трудно объяснить, — медленно произнесла Арабелла, — но сейчас мне неловко за мои слова. Думаю, что в тот вечер мы оба были не правы. Знаешь, Маурицио, похоже, своим нынешним поведением ты вынуждаешь меня почувствовать, что я неверно судила о тебе…
— Нет. Ты не понимаешь всей силы денег и их влияния на человека!
— Какой силы? Какого влияния? Здесь нет правил и все зависит от человека.
— Хорошо, когда тебя защищают…
— Я не защищаю тебя! — воскликнула молодая женщина. — Я прежде всего стараюсь разобраться в себе, как ты не понимаешь!
— Я только сказал, что хорошо знаю себя…
— Чепуха! Никто не знает себя хорошо!
— В то время, в Каренне, все мои мысли были о том, как уберечь тебя… и нашего ребенка.
— У тебя больше не было детей? — спросила Арабелла.
Увлеченная разговором, она не заметила, как подошла к краю пропасти и чуть не упала в нее.
Она забыла о причине их ссоры три месяца назад. Опомнившись, резко замолчала.
— Нет, — сказал спокойно Маурицио. — Ты хочешь поговорить об этом?
— Нет! — поспешно воскликнула она. — Нет, не хочу!
10
Арабелла уже входила в дом, когда услышала тихие слова за спиной:
— Прости, Абби. За все прости.
— Что?
Она резко повернулась, неуверенная, что не ослышалась. Но Маурицио уже лез на крышу.
— Самое время работать. Посмотрим, успеем ли мы покончить с этой крышей сегодня, — произнес он, скрываясь в чердачном окне.
