— Готовься, футболист, сегодня в финале порвём вас как тузик грелку, ха-ха! Сделаем из вас клоунов!
— Скучаешь в одиночестве? — Хмыкнул я.
— Не понял? — Зло осклабился Третьяков.
— Что непонятного? Цирк уехал, ты остался. Иначе, зачем тебе другие клоуны? — Улыбнулся я.
— Думаешь, если у меня правая кисть болит я сыграть не смогу? — Огрызнулся моментально покрасневший Генка, когда девочки вокруг захихикали. — Ошибаешься. Я уже вчера 9-му «А» показал, как надо под кольцом бороться.
— Так вот оказывается кто герой вчерашней игры. — Я покивал головой. — А я думал — это ваш Лёха, который двадцать очков положил. Причём победный мяч забросил за три секунды до конца матча.
— Встретимся на паркете, — проворчал Третьяков угомонившись.
— Сука, — шепнул мне Рысцов, когда мы двинули дальше на второй этаж. — Ума много затолкать восьмиклассников под щитами не надо. Зато потом он месяц будет хвастаться, как выиграл первенство школы.
— Я ему сегодня, б…ь, потолкаюсь, — прошипел Толя Широков.
* * *
Через час на торжественную церемонию в столовую народу набилось видимо-невидимо. В прошлый раз было гораздо меньше, отметил я про себя, чуть-чуть потрясываясь от волнения за кулисами. На первые ряды, чтобы вместить всех желающих принесли длинные и низкие лавки из спортзала, и лишь потом наставили стулья. «Да, подзабыл я это мероприятие», — подумал я, лихорадочно перебирая аккорды романсов. Мне спустя годы казалось, что кроме нас, 10-го «А» и 9-го «Б», никто со своей самодеятельностью не выступал, а на самом деле тут целая программа. И девчонки из музыкальной школы будут петь, и детишки мелкие русские народные танцы плясать. И естественно будет произведено награждение заслуженных учителей.
— Ты что с детьми делал на уроке? — Неожиданно подошла ко мне Наина Файзиевна, классная 9-го «Б».
— Уже нажаловались. — Тяжело вздохнул я.
— Ты что? Наоборот! — Очень эмоционально всплеснула руками учительница. — Теперь все пятые классы хотят, чтоб ты с ними такой урок провёл. Дети в восторге.
— Могу, когда захочу, — пробурчал я.
— Ладно, потом у завуча поговорим, я к своим пошла, — протараторила физичка и, протиснувшись сквозь снующих за кулисами юных артистов, поспешила к своим бэшкам.
«Только завуча мне не хватало», — подумалось вдруг, и наконец, зазвучали фанфары из магнитофона, подключенного к большим колонкам. «Даже не технику не поскупились, — удивился я, попытавшись в очередной раз, унять дрожь в руках. — Ничего главное на сцену выйти, а там я уже разыграюсь, разогреюсь и не ударю лицом в грязь».
А спустя примерно полчаса рядом со мной перед сценой трясся весь наш 8-ой «А» вместе с классной Мариной Алексеевной. «Тут огромный Советский союз на грани распада, а я рефлексирую по поводу простого номера школьной самодеятельности!» — обозлился я на себя и неожиданно произнёс вслух:
— Тяпнуть бы, Марина Алексеевна, чего-нибудь для храбрости.
— Что? — Вздрогнул классная.
— Чаю хочется, — пробормотал я.
— На сцену приглашаются ученики 8-го «А» класса! — Неприятным высоким голосом выкрикнула со сцены конферансье, десятиклассница, имя которой я не помнил. — «Горе от ума» Александр Сергеевич Грибоедов.
И мы словно табун лошадей протопали по боковой деревянной лесенке. Секунд пять покрутились перед уже улыбающимися, ожидающими косяков, зрителями. Я в самом центре сел на стул напротив единственного микрофона, а одноклассники, как будто для фотографии с выпускного вечера, выстроились за моей спиной. «Да гори всё синим пламенем!» — выругался я и дал по струнам. Первый романс «Не для меня придёт весна», прошёл на ура, и оцепенение, душившее всё моё существо почти сорок минут, тут же улетучилось, и на смену ему пришла пьянящая безбашенная легкость. «Окрасился месяц багрянцем» жахнули ещё более уверено, а отрывки из бессмертной комедии в прямом смысле слова, вообще отскакивали от зубов. Даже классная руководительница, смотревшая на нас из правых кулис, не переставая улыбалась. «Сейчас сбацаю «Гори, гори, моя звезда» и гори всё с удвоенной силой синим пламенем!» — ликовал я. Почему же мои пальцы сами собой взяли не те аккорды, а я запел «Короля и Шута» было не объяснимо:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С головы сорвал ветер мой колпак.
Я хотел любви, но вышло все не так.
Знаю я ничего в жизни не вернуть,
И теперь у меня один лишь только путь...
Самое главное одноклассники вовремя сориентировались и припев мы грянули уже хором:
Разбежавшись, прыгну со скалы.
Вот я был, и вот меня не стало.
И когда об этом вдруг узнаешь ты,
Тогда поймешь, кого ты потеряла…
Гогот в просторном помещении столовой стоял минут пять, когда закончилась песня. Завуч и директор, переглянувшись, о чём-то коротко переговорили. Я же подумал, ну вот и загремел я под фанфары. Бедная наша классная, когда мы выходили со сцены, стояла красная как рак и, дождавшись моей скромной персоны, зло бросила:
— Всем в четверти по четыре, а тебе, Молчанов, три! И родителей в школу!
— Родители-то ту при чем? Я ведь сам на гитаре научился играть, — пробормотал я. — Вам надо монаха Гвидо Аретинского вызвать на ковёр.
— Кого? — Вспыхнула Марина Алексеевна.
— Монаха, который ноты изобрел, всё зло от нот, — с виноватым видом ответил я.
— У завуча поговорим, — прошипела она, выбежав в зал.
— Ты, Молчанов, хулиган, — заявила Томка Полякова. — Завтра отсядешь от меня на свою четвёртую парту.
— Кому я ещё насолил? Высказывайтесь, не стесняйтесь, в ком я убил веру в человечество? — Я обвёл взглядом весь наш класс.
— Ну, ты, Валерон, и дал! Ха-ха, во! — Показал большой палец единственный друг детства Андрюха Рысцов.
* * *
А спустя два часа, когда мы уже бились в финале первенства школы по баскетболу, посвящённому Дню учителя, выяснилось, что зря наша классная переживала. Концертный номер, в котором «Горе от ума» случайно смешалось с «Королём и Шутом», директор и завуч признали удачным решением, тем более в школе теперь все только про наш 8-ой «А» и говорили. Поэтому в перерыве матча Марина Алексеевна подошла и принесла извинения.
— Свои люди сочтёмся. — Улыбнулся я. — Я ведь не со зла вместо романса спел про скалу. Перепутал от волнения.
— Хорошо, — не поверила мне литераторша и спросила команду. — Матч-то хоть выиграете?
— Сложный вопрос. — Почесал затылок Рысцов. — Пока 15 : 20 в пользу 10-го «А». У них Лёшка — зверь, метр восемьдесят пять рост, и подбирает, и мяч водит, и трёхи кладёт. Вопрос, можно сказать, философский, смотря что считать победой.
— Ну-ну, не буду мешать, — пробормотала, ничего не поняв, Марина Алексеевна.
— Как отыгрываться будем? — Спросил меня Андрюха, когда литераторша отошла и присела рядом с нашими девчонками. — Надо бы гада Генку наказать.
— У них Леха — 185, Генка — 185 и ещё этот Алик — 187. — Ответил я. — Алик хоть и неповоротливый, зато под щитом хорошо толкается. А у нас Мишка Земцов — 186 и Толик Широков — 182, остальные метр семьдесят с кепкой.
— У меня метр семьдесят пять, — немного обиделся Рысец. — Да и ты на сантиметр выше.
В этот момент физрук «Штурман» дунул в свисток, вызывая команды не паркет.
— Земец и «Широкий» на площадку, — скомандовал я и обратился ещё к одному парню из 8-го «Б». — Серёга тоже за мной.
— А я? — Опешил Рысцов.
— Буква «Я» самая последняя. — Усмехнулся я. — Двигай на паркет. Мужики, под своим щитом встаём в зону, как можно плотнее и ближе к кольцу. Пущай издалека шмаляют. Я персонально против Лёхи играю. Земец. — Я прихватил паренька из 8-го «В» за руку и шёпотом сказал. — Вон там девчонка сидит, зовут Ленка Рябова. В общем, нравишься ты ей.
— Правда? Откуда знаешь? — Смутился Мишка Земцов.
«Из будущего, поженитесь вы сразу после школы и 15 лет вместе проживёте, потом, конечно, будет скандал, развод и прочее, но это не важно», — подумал я и ответил:
