Но не города, скачущие по зеленой планете наподобие кузнечиков поразили Иисуса. Его поразили люди. Внешне неотличимые от землян, они властвовали над законами природы, как Боги, как сам Иисус. Они свободно ходили по водам, летали по воздуху, а потом, сбросив бремя невесомости, упругим шагом хорошо натренированных ног шагали по земле. Все они, кроме детей, могли творить чудеса, делать с окружающим миром все, что пожелают.
Иисус, как невидимый соглядатай, поднимался все выше и скоро поравнялся с летающей круглой платформой. Взглянул на нее сверху и сразу понял, что это парящая в воздухе зеленая лужайка. На ней ребятишки играли в игру, похожую на футбол. Внезапно из самых затаенных уголков его души всплыло воспоминание, от которого у Иисуса чуть не брызнули слезы и защемило в груди. Он сам, Иисус, когда-то был мальчуганом, гоняющим мяч на травянистой зеленой лужайке! Рой смутных видений и воспоминаний, теряющихся в далеком золоте детства, всколыхнул глубины его существа. Он жил когда-то здесь! И жизнь его была исполнена счастья и великого смысла. Он твердым и упругим шагом ходил по водам, затем вот так же плавал по воздуху и дружески улыбался звездам… Ибо все они и их планеты были доступны ему!
Ветер продолжал насвистывать в ушах свою простенькую песенку полетов и странствий. И вновь рас-крывались внизу озаренные поющие дали. Но вот Иисус круто взмыл вверх. Там, над облаками, висело нечто похожее на гигантский мыльный пузырь. К этому нечто подлетал Иисус и скоро вблизи увидел исполинскую сиреневую сферу. “Лаборатория космических связей”, — почему-то всплыло в сознании. На самом верху сферы шевелились щупальца и вращались решетчатые антенны — глаза и уши лаборатории.
Иисус подлетел, а затем словно просочился сквозь сиреневые мерцающие стенки и очутился в лаборатории. Появилось странное ощущение: он был и не был здесь, чувствовал себя бесплотным духом, втиснутым в плоскость туманного обруча. Десятки таких же обручей (вероятно, экранов, отметил Иисус) неподвижно и без видимых подпорок висели над полом. Перед ними — сидения и выступающие из пола полукруглые, в виде подковы, пульты. Тоже однако необычные пульты, сделанные не из вещества, а будто из струистого света.
В лаборатории, просачиваясь сквозь мерцающие стенки, стали появляться люди. Иначе их не назовешь — настолько разумные обитатели планеты похожи на землян. На миг кольнула мысль: он сам когда-то был таким же сотрудником лаборатории. Воспоминание об этом, как слабая искорка, затеплилось и потухло.
Сотрудники уселись перед своими экранами и пультами. Все однако смотрели не на экраны, а на середину зала, где расположился самый старший по положению и ученому званию. Да и по возрасту: Иисус видел на его добродушном лице глубокие морщинки и серебряные пряди в волосах. Перед экраном, в котором бесплотной тенью томился Иисус, сидел чем-то недовольный молодой ученый. Иисус совсем близко видел его серьезный и строгий профиль.
Говорили на каком-то знакомом, но давно забытом языке. Сначала Иисус не разбирал ни слова. Затем знание языка, как изображение на фотобумаге, проявлялось все более отчетливо, словно выплывало из глубин подсознания. Вскоре стал понимать отдельные слова, потом обрывки фраз.
— …Пропал, — услышал Иисус голос старшего ученого. Его седые брови хмурились. — Наш лучший разведчик… цивилизаций… далеких… Пропал бесследно.
— Не совсем бесследно, — с достоинством возразил тот самый молодой ученый с четким и строгим профилем, который сидел около экрана Иисуса. Кивнув головой в сторону пульта, добавил: — Мой космоуниверсал беспрерывно нащупывает.
— А результаты?
— Говорить пока рано. Анализаторы показывают, — снова кивок в сторону пульта, — что это нащупывание наш разведчик воспринимает пока как воспоминания своих предшествующих почти тысячелетней давности существований, которых у него фактически не было.
— То есть? — заинтересовался старший. Седые брови его удивленно поползли вверх, а на губах затеплилась улыбка. — Вы внесли в опыт что-то новое? Тогда расскажите обо всем по порядку. Среди нас есть новички.
— Как вы знаете, — спокойно, несколько поучительным тоном начал молодой ученый. Иисус так и впился в его строгий профиль, стараясь не проронить ни слова. — Как вы знаете, мы нашли планету, сходную с нашей. Что самое удивительное и ценное, ее населяют разумные обитатели, очень похожие на нас морфологически. Может быть, и по структуре психики и мышления. Чтобы выяснить структуру, а также уровень цивилизации и духовной культуры, лучше всего иметь у себя в лаборатории сапиенса той планеты с его информацией, накопленной при жизни, с его родовой памятью. Похитить сапиенса мы не можем. К тому же это просто неэтично. Тогда сотрудник нашей лаборатории Дайр согласился на сложный психологический опыт. Он как бы отказался от самого себя, от своего “я”. Сначала все шло обычным путем. Дайр, как и все мы при межзвездных скачках, перешел из вещественного состояния в энергетическое — в космический зонд, который почти мгновенно перескочил на исследуемую планету. Теперь расскажу, как выглядел бы эксперимент по первоначальной программе. Зонд овеществился бы в нашего сотрудника, ничем не отличавшегося от аборигена планеты. Наш разведчик, вначале грудной ребенок, рос бы как обычный сапиенс и впитывал в себя впечатления бытия, ценную для нас информацию. Уровень цивилизации, ее готовность к космическому общению определяется не столько научно-техническим потенциалом, сколько социальным и нравственным обликом сапиенсов.
— Общеизвестная истина, — вмешался один из присутствующих. — Что же нового внесли в опыт? Приступайте к сути.
— Перейдем к сути, — ученый со строгим профилем смутился, но затем продолжал с прежним достоинством и уверенностью: — Наша первоначальная программа имела изъян. Дайр, отказавшийся от своего “я” и росший там с грудного возраста, психологически представлял бы собой чистую страницу, абсолютно пустую структуру. Иначе говоря, космический зонд, сразу воплотившийся в нашего человека, и, следовательно, в сапиенса той планеты, не имел бы родовой, исторической памяти в своем подсознании. Поэтому воплощение в сапиенса было бы не адекватным.
— Резонно, — одобрил старший. — И что вы решили?
— С помощью инверсатора времени, — молодой ученый показал на огромный цилиндр в глубине лаборатории, — решил как бы протащить зонд перед его овеществлением через тысячелетие, через психику сапиенсов разных стран и поколений. Зонд, этот неосязаемый сгусток, словно соучаствовал в их жизни. Это и были фазы насыщения глубин психики родовой памятью предков. Зонд овеществился, то есть родился там с унаследованным подсознанием, как и полагается полноценному аборигену планеты. Наш разведчик должен чувствовать себя сыном того мира, а не странным чужаком, непонятным пришельцем. К тому же нам интересно знать историю планеты через живое восприятие ее участников…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
