Московская зима заигрывала то с морозом, то с почти весенним теплом. Утром деревья стояли в белых нарядах, словно очередь невест в загс. Днем хрусткий морозец оттаивал, воздух наливался светлынью, и ноги хлебали слякоть. Девчонки спешили на политэкономию. Ксюша заранее зевала и побаивалась, что уснет на лекции так крепко – пушкой не разбудить. Профессор по политэкономии имел привычку строить речь в стиле «вопрос-ответ». Такая волнообразная манера чтения действовала на аудиторию усыпляюще, и студенты в самом деле спали на его лекциях, многие даже честно закрыв глаза.
– Зачем капиталист выходит на рынок? – спрашивал он, озабоченно хмуря брови, и сам же охотно отвечал: – Затем, чтобы обменять деньги на товар и чтобы этот товар снова обменять на деньги. Цель обмена, следовательно, заключается не в удовлетворении потребностей, а в обороте денег.
Ксюша держала лицо в ладонях, опасаясь стукнуться подбородком о стол, и часто-часто моргала, чем очень смешила Изу. Между парами Андрей веселил всех, изображая профессора:
– Что такое капитализм? Капитализм – это свобода богатых грабить бедных. А что такое революция? Революция – это свобода бедных грабить богатых…
Андрей дремал талантливо, в позе «Мыслителя» Родена, опустив голову и подперев кулаком застывшее в прилежной думе лицо. Уверял, что его уши при этом улавливают все звуки вплоть до мушиного жужжания, профессорский же голос доносится вроде скороговорки. Наверное, время Андрея во сне убыстрялось, как пластинка со скоростью вращения семьдесят восемь оборотов в минуту. А занятое мыслями время Изы двигалось черепашьими шажками. Спохватываясь, она лихорадочно записывала «колыбельную» профессора до тех пор, пока какое-нибудь слово не наводило ее на новое размышление.
– В чем же заинтересованы капиталисты? Капиталисты заинтересованы в сохранении эксплуатации рабочего класса…
Суть лекции еле проступала сквозь околоплодные воды вопросов. Оттолкнувшись от «рабочего класса», Иза подумала, что по сравнению с рабочими специальностями профессия культработника ценится гораздо меньше. Он ничего не изобретает, не производит необходимых для благосостояния вещей. Руки ему в работе не нужны. Разве что для составления отчетов. Из-за этого растет мозоль на седалищном месте и складывается общая картина возрастающего количества народных университетов, секций и кружков художественной самодеятельности. Их в этом году (радостно сообщил вчера преподаватель по истории культпросветработы) двести тридцать пять тысяч, а участвуют в них около трех миллионов человек. Главный инструмент культработника – голос. Речи многоохватные. Набатным голосом культработник призывает народ и каждую личность к деятельному отдыху.
В будущем вязко колыхалось что-то неопределенное, аморфное и сырое. Туман… Иза сомневалась в способностях своего голоса возбуждать в людях неистовое желание мчаться в секции и кружки после дня трудового героизма. Голос у нее громкий и крепкий, но какой-то неподходящий для высоких речей. С другими, не трибунными интонациями.
– Цели и интересы обоих классов диаметрально противоположны. Буржуазные экономисты… объективные закономерности… развитие общества.
…Общество. На обсуждении пьес девятнадцатого века преподаватель по истории русской литературы говорил, что общество в то время шевелилось кое-как. Теперь жизнь движется в темпе семидесяти восьми оборотов в минуту. Людям в этой жизни все понятно, все четко распределено и преобладает твердый оптимизм. А Изе нравилось представлять себя на балу времен «Войны и мира», в пышном платье, с обнаженными припудренными плечами и жемчужным ожерельем на шее. Она представляла и стыдилась. Буржуйские мысли о балах, мазурках и кринолинах следовало уничтожить, набравшись за время учебы бойцовских качеств, чтобы потом трудиться до полного изнеможения. Наверное, в Изе бродили капиталистические гены деда Ицхака… Отец Изы хотел, чтобы все люди на Земле жили богато и счастливо. Значит, в коммунизме? Папа мечтал о равновесии в мире, а умер в ссылке, и мама тоже. За что, почему? Когда Иза пыталась разобраться в вопросах, мучающих ее с детства, она совсем запутывалась.
Приближался, кстати, новогодний бал. То есть праздничный комсомольский вечер.
Старшекурсники пообещали провести игру КВН. Ринувшись с экранов телевизоров на сцены Домов культуры, КВН-движение приняло досуговую форму работы. Андрей предложил пригласить джазовый ансамбль для танцев. В институте был свой духовой оркестр, и в партбюро повозражали для порядка. Потом решили, что большого вреда не будет. Газеты давно не писали о разлагающем влиянии джаза на молодежь, и свежие инструкции еще не поступили. Никто пока не знал, порицает ли новое правительство это направление заокеанской музыки и как к ней относится, в частности, первый секретарь партии Леонид Ильич Брежнев, сменивший на посту Никиту Сергеевича. После того как страна с большой помпой отметила семидесятилетний юбилей Хрущева, ТАСС неожиданно заявил об уходе его на почетную пенсию.
Девушки задолго готовились к празднику, а на представление опоздали. Кто-то надоумил Ларису намочить накрученные на папильотки волосы сладким чаем, так кудри якобы дольше держатся. Лариса привыкла все делать с перевыполнением и полила голову сиропом, в результате чего бумажки прилипли к волосам намертво. Оживлять прическу пришлось вместе, и прибежали только к окончанию, когда веселых и находчивых хвалил декан. Они, по его словам, с блеском разоблачили гадально-колядную рождественскую мистику, возмутительную с точки зрения современности и атеизма. Декан выразил надежду, что с помощью выпускников института языческие и религиозные пережитки в скором времени отойдут в прошлое. Потом был объявлен небольшой перерыв для подготовки к маскараду и танцам под живую музыку.
Середину праздничного зала занимала елка, увешанная гирляндами и разноцветными конвертиками новогодних пожеланий. На маленькую угловую сцену с приготовленным пианино вышел Юрий с акустической гитарой, вслед за ним – молодые люди физкультурного сложения в Ларисином «геологическом» вкусе: тромбон, кларнет, клавишник и ударные. Блюзовые темы ненавязчиво сменялись вариациями танго, за вальсами взрывался фейерверк быстрой танцевальной музыки. Андрей без всякого стеснения сообщил девчонкам, что музыканты исполняют репертуар, обкатанный на ресторанных заказах. Не «чистый» джаз, а композиции, состоящие из фрагментов разных мелодий вперемежку с джазовыми. Публика быстро распалилась и с упоением отплясывала под это попурри.
Зеркало в гардеробной необычайно польстило Изе. Юбку «татьянку» она сшила сама и накрахмалила для пышности. Лариса одолжила красивый пояс. Туфли цвета беж летали по залу с Золушкиной легкостью и задором, парни приглашали Изу наперебой. Она старалась не вспоминать выпускной вечер и бережные, сильные руки Гришки. Немножко жалела, что не сохранила его записку с признанием в любви.
Андрей оттанцевал с Ниночкой Песковской вальс-бостон и, гордый успехом Юриного ансамбля, похвастал, что музыка понравилась «кафедре».
– Ксюша где? – хватилась Иза. Поискала поверх голов, не нашла и усовестилась. Они тут скачут-прыгают, а одинокая Ксюша ушла! Перед вечером жаловалась, что ее чулочные резинки ослабли. Потому, верно, и не танцевала, боясь, как бы не спустились новые шелковые чулки.
– Да вон же ваша подружка, у окна стоит, – показал Андрей.
Толпа притерла Ксюшу к стене между сценой и окном в бумажных снежинках. Корона свернутых над головой кос – предмет Ларисиного горестного восхищения – золотилась в мельтешащей глубине лиц и масок.
Продираясь сквозь плясовой вихрь к Ксюше, Иза ощутила затылком холодок чьего-то прицельного взгляда. Обернулась, и ее синие глаза схлестнулись с дымно-льдистыми. Человек в темно-зеленой шляпе с плюмажем с откровенной неприязнью смотрел на Изу через прорези широких карнавальных очков. Из-под велюровых полей шляпы белели треугольники коротких баков, очки прятали почти половину бледного лица. Мужчина, вероятно, полагал, что они скрывают и выражение его глаз.
Секретарь парторганизации института Борис Владимирович Блохин преподавал у старшекурсников историю советского права. Это он летом в приемной комиссии задал Изе неприятный вопрос о родителях. Голос у парторга был тусклый, губы извивались, как два дождевых червяка…
– Добрый вечер, – растерянно поприветствовала Иза.
– Добрый, добрый, – усмехнулся Борис Владимирович, поигрывая рукоятью спортивной рапиры (с тем же успехом, без голосовых модуляций, он мог бы сказать «злой, злой»). Щеки раздвинулись в светской улыбке. – Чудесная мелодия, не правда ли? Если не ошибаюсь, мотивы «Чу-чи». Слышали «Поезд на Чаттанугу»? Музыка из старого трофейного фильма «Серенада солнечной долины». Да-а, в свое время оркестр Гленна Миллера гремел по всему миру…
