Мсье открыл дверь, и вошел Иван-Джон. Растерянный и печальный.
8
Дальше все понеслось таким галопом, что я только глотала воздух разинутым ртом. Ритм общения ускорился настолько, что я начала задыхаться.
— У вас есть три минуты! — решительно произнес мсье Паскаль.
Он не шутил. Мы это хорошо знали, пронаблюдав, как быстро испаряются другие гости: раз-два — и стулья пустые!
Мсье отошел в глубь комнаты.
Мы молчали.
— Мсье Паскаль, — наконец произнес Иван-Джон. — Я вас очень уважаю, ценю ваше внимание и фантазию, но… это уже переходит всякие границы.
— Две минуты! — не оборачиваясь, констатировал хозяин.
Я пожала плечами:
— Не возражай… Пожалуйста.
— Это твое окончательное решение? — спросил Иван-Джон.
— Да.
— Мы можем жить здесь… — заговорил он. — Я буду преподавать в школе… Ты уйдешь из этого дома (он гневно засопел в сторону хозяина)… Мы будем ходить в лес, в церковь… Помнишь…
— Одна!
— Да кто вы такой, черт возьми! — закричал Иван-Джон и хотел схватить меня за руку.
— Какие же вы, люди, эгоисты и эгоцентрики, — сказал мсье, подходя к нам. — Не разочаровывайте меня, Джон! Ваше время истекло. Прошу покинуть помещение. Две оставшиеся секунды вам не нужны! Все, что вы произносите, — не то. Не то…
Он сказал это так уверенно, что Иван-Джон отступил. Я знаю, он ждал моих слов. И не услышал. Я просто не могла говорить.
Хлопнула дверь…
В эти две секунды я успела бы сказать: «Я люблю тебя». И завтра мы пошли бы в наш лес…
9
Я осталась стоять посреди зала с немым вопросом в глазах.
— Запомните, госпожа Иголка: рождение и смерть — две тяжкие РАБОТЫ. Два сложных процесса в человеческой жизни, и горе тому, кто этого не понимает, относится как к фатуму или случайности. Запомните: это работа! Ее нужно выполнять достойно. Так, как это делают звери и птицы. А вы, голубушка, избрали слишком легкий путь. Он — не ваш. Я это сразу понял. Я дал вам отдохнуть — а теперь: вперед! Вы еще вспомните меня добрым словом. А если не вспомните, я не обижусь…
— Но почему я, почему я, Господи?..
— Это риторический вопрос! Его задают все без исключения — в горе и в радости. На него нет ответа…
Я опять начала задыхаться, голова кружилась, комната плыла перед глазами, силуэт в черном смокинге качался передо мной, раздваивался…
— Нет?..
— Нет. И не ищите его, как прежде не искали! Я сам не знаю.
Голос гудел во мне, как иерихонская труба, я напрягалась, чтобы различить звуки. Одновременно в голове снова зазвенели китайские колокольчики и стал проклевываться цыпленок…
— Мой выбор — случаен. Помните, что говорил Никола?..
…ола-ола-ола…
— Но знай: я смотрю на каждого и каждому отвечаю.
…аю-аю-аю…
— Как на те письма?.. — прошептала я, едва шевеля губами. Я уже ничего не видела в полной темноте. Видимо, он задернул шторы…
— Да. Стоит лишь иметь глаза и уши…
…уши-уши-уши…
— Я хочу помогать вам отвечать. Вы сами не справитесь…
— Хорошо.
…ошо-ошо-ошо…
— Давление?
— Простите, мсье?
— Давление?
— Нормализуется!
— Дыхание?
— Стабильное!
— Отключаем искусственное?
— Да. Минуты через две! Один, два, три… Вместе!
— Что вы говорите, мсье! Это — сон?!!
— Это уже сон. Она уснула!
— Хорошо. Пусть спит. Можете везти в палату!
— Реанимационную?
— Нет, можно в общую. Через час дадите два кубика!
— Поехали!!!
Девятый день— Будете платить или как?
Я и не заметила, что лента транспортера с моими продуктами уже подъехала к кассирше. На ней лежали бутылка с йогуртом, шоколадка «Милка» и банка кофе.
— Извините, задумалась… — сказала я и протянула желтую дисконтную карточку.
Кассирша быстро сунула ее в аппарат и начала бойко выбивать чек.
— Это тоже ваше? — она указала глазами на бутылку водки, которая подкатилась под бочок йогурту.
— I don't know… No… Seems to me — no…
— Что-что?
— He знаю… Нет… Кажется, нет… — повторила я и полезла за кошельком.
Рабочий день заканчивался, и кассирша была уставшая и раздраженная.
— Выпендривается… — тихо сказала она наблюдателю в синей форме, стоявшему за ее спиной.
Я уже уходила, когда услышала его ответ:
— Может, иностранка. Смотри, как одета…
Одета я нормально, т. е. как всегда — джинсы и футболка, но в последнее время мне делали кучу комплиментов. И это меня слегка раздражало. Особенно, когда их делали малознакомые люди. В этом я видела подвох: вдруг какой-нибудь «засланный казачок»? После того, как я вышла из больницы с романтическим диагнозом «астенический синдром», за мной присматривали. Даже врач звонил: «Как дела, голубушка? Давление сегодня мерили?» А при чем тут давление? Все были слишком деликатны. Напрасно! Я больше не боялась прямых вопросов типа: «Ну что, дуреха, больше не будешь глотать таблетки?» И я бы ответила: «Нет. Потому что я хорошо сплю и у меня прекрасный аппетит! И — уйма работы… Часы тикают…»
Я вытащила покупки из металлической корзины, вбросила их в сумку и вышла из универсама.
Летний вечер был раскрашен розовой кистью. За шоссе, за мостами, за шеренгой высоких домов, на противоположном краю реки виднелись зеленые холмы, на них величественно высились золотые купола и кресты. Я подумала о том, что я обожаю свой город. Что он — мой, что зима в нем совсем не страшная, а лето — не такое уж и знойное. Что мир все же мудро устроен — как матрешка! — каким-то чудаком. А я защищена, потому что меня, как моллюска, у которого нет кожи, надежно оберегает множество тысячелетних наслоений…
Из кафешек доносились звуки футбольного матча, они были переполнены болельщиками, а столики на улице оставались свободными.
Я решила выпить кофе. Я не очень люблю сидеть одна за столиком — тут же кто-то подходит: «Деушка, скучаете?» Как им объяснить, что «скучают» только кретины!
Не успела сесть, тут как тут, первый. Отделился от стойки, выходит на улицу — пожертвовал ради меня футболом. Немалый подвиг.
— У вас свободно?
— Не только у меня, — сказала я. — Вон там везде — тоже.
Испугался. Сел за соседний столик. Сверлит глазами декольте. Автоматическим жестом я поправила подвеску на цепочке.
— В этом кафе варят вкусный кофе… — прокомментировал он издали мой первый глоток. Интересно, чем испортит второй? Думаю, упомянет о замечательной погоде или расскажет о ходе матча.
Собственно, матч уже закончился. Бармен защелкал пультом. Конечно, включил музыкальный канал.
Почему-то я насторожилась. Так бывает: живешь себе, попиваешь кофе, раздражаешься из-за какого-то нежданного ухажера, смотришь на холмы — и что-то тебя пробивает, что-то переключается, что-то подкатывается к горлу. И ты пытаешься понять — что это, почему? Где эта деталь, которая заставила вот так напрячься? Это может быть какая-то совсем незначительная мелочь. Например: вдруг посреди города услышишь запах моря или соснового бора. И тогда начинаешь думать: когда уже так было? Я совсем забыла, что за мной наблюдают. Он, наверное, увидел, как изменилось мое лицо, и возомнил, что это из-за него:
— Нравится песня?
…Nobody, nobody compares with she!Into any company she is more buxom then other,Her jokes are more laughable,Everybody, everybodyEverybody observes how she drinks wine,How she takes a cigarette, how perfect she dances…She can speak only by eyesHer eyes are so alive that words are superfluous.
She laughs. Her braselets are jingleing.Her skirt — like a flag.She has friends and has not enemies!Now she is knowing how many peoples will come to her!Not one. Not two…They will come…They will come to her without fail!Even if cold winter will be or cloud-burst…She is laughing. It's such fun![1]
Я посмотрела на экран: там извивалась блондинка в блестящем черном платье. Слегка вульгарная, но, безусловно, талантливая. Ее голос пронизывал, как электрический ток. Я даже с опаской взглянула на бокалы, висевшие над барной стойкой. Придут в резонанс — и разлетятся вдребезги!
— Интересно, о чем она поет… — вывел меня на прежнюю орбиту докучливый сосед.
— Загляните в словарь… — отрезала я.
— На самом деле, я знаю, — сказал он. — Извините, я больше не буду вам мешать.
И процитировал:
…Никто, никто не сравнитсяс ней!В любой компании она — самая веселая,у нее самые остроумные шутки,все,все,все наблюдают, как онапьет вино, держит сигарету,танцует…Она умеет говорить одними глазами —они такие, что слова — лишние.Она смеется. Она звенит браслетами.Ее юбка как флаг.У нее есть друзья исовсем,совсем,совсемнет врагов!Теперь она знает, сколько людейпридет к ней!Не один и не два…Они придут…Они обязательно придут к ней!Даже в холодную зиму или в ливень…Она смеется. Ей весело…
— Это все? — спросила я.
