— Это новость для меня, — мягко отвечает Ходжес. — Каждый раз, когда я к нему заходил, он просто сидел. Тихо, как миска овсянки.
Норма Уилмер крутит головой туда-сюда, как будто следит за теннисным матчем.
— Вы не видели, что видели мы после того, как вы уходили. — Покрытые щетиной щеки Бэбино краснеют. Под глазами у врача темные круги. Ходжесу вспоминается карикатура из учебника воскресной школы «Жизнь с Иисусом» — еще в те древние времена, когда машины были с плавниками, а у девушек обязательным элементом школьной формы были белые носки. Доктор, который занимается Брейди, как будто сошел с той карикатуры, только вот Ходжес сомневается, что перед ним закоренелый онанист. Но он помнит слова Бекки: некоторые неврологи еще более ненормальные, чем их пациенты.
— А что с ним было? — спрашивает Ходжес. — Маленькие истерики? Или там что-то падает, когда я выхожу? Может, вода в унитазе сама спускается?
— Оставьте шутки. После вас остаются психические руины, мистер Ходжес. У него не настолько поврежден мозг, чтобы он не чувствовал вашу одержимость. Желчную одержимость им. Я хочу, чтобы вы ушли. У нас произошла трагедия, многие из моих пациентов расстроены.
Ходжес замечает, как глаза Уилмер несколько увеличиваются, и понимает, что пациенты, которые сохраняют хоть толику сознания, — а здесь немало таких, которые его совсем потеряли, — ничего не знают о том, что старшая медсестра покончила с собой.
— У меня к нему всего лишь несколько вопросов, и я больше никогда не буду мозолить вам глаза.
Бэбино наклоняется к нему. Его глаза за очками в позолоченной оправе все в красных прожилках.
— Слушайте внимательно, мистер Ходжесе. Во-первых, мистер Хартсфилд не может отвечать на ваши вопросы. Если бы он мог, он бы уже предстал перед судом за свои преступления. Во-вторых, вы не имеете на это официальных полномочий. В-третьих, если вы сейчас не уйдете, я вызову охрану и вас отсюда выведут.
Ходжес обращается к нему:
— Простите, а с вами все в порядке?
Бэбино шарахается, словно Ходжес замахнулся кулаком ему в лицо.
— Вон отсюда! — кричит он.
Группки медперсонала в коридоре прекращают разговоры, все оглядываются.
— Дошло, — улыбается Ходжес. — Ну, я пошел. Всего хорошего.
У выхода на галерею маленькая закусочная в нише. Там стоит, прислонившись к стене и сунув руки в карманы, второй стажер.
— Оба-на! — говорит он, — Вот же вас отчитали!
— Это так только кажется. — Отвечает Ходжес и разглядывает автомат с закусками. Там нет ничего такого, от чего у него все в животе не загорится пожар, но и пусть — он пока что и не голоден. — Молодой человек, — не разворачиваясь, говорит он стажеру, — если вы хотите заработать пятьдесят долларов за простое и безопасное поручение, то подойдите ко мне поближе.
Второй стажер — на вид, кажется, что в недалеком будущем он станет взрослым, — подходит к автомату.
— А что за поручение?
Блок бумажек-стикеров у Ходжеса всегда в заднем кармане, как и в те времена, когда он еще был первоклассным детективом. Он пишет два слова: «Позвоните мне» и номер своего мобильного.
— Передайте это Норме Уилмер, как только Смауг расправит крылья и улетит прочь.
Второй стажер берет записку и кладет в карман халата. Лицо у него приобретает ожидающее выражение. Ходжес достает кошелек. Полтинник — это многовато за доставку записки, но в последней стадии рака есть, по крайней мере, один плюс: деньги можно хоть в окно выбрасывать!
12
Джером Робинсон несет на плече доски под палящим солнцем Аризоны, когда звонит его телефон. Дома они строят — для первых из них уже установлены каркасы — в не слишком богатом, но уважаемом районе в южных окрестностях Феникса. Кладет доски сверху на тачку и достает с пояса мобильный, думая, что это прораб Эктор Алонсо. Тем утром один из рабочих — то есть работница — споткнулась и упала на кучу арматуры. Она сломала ключицу и получила некрасивую рваную рану на лице. Алонзо повез пострадавшую в больницу Святого Луки, поручив Джерому свои обязанности на время отсутствия.
Но в окошке видно не имя Алонзо — там фотография Холли Гибни. Он ее сам сфотографировал, поймал ее редкую улыбку.
— Привет, Холли, как дела? Я через минуту перезвоню, тут такое бешеное утро, а...
— Мне нужно, чтобы ты приехал домой, — говорит Холли. Голос у нее как будто бы спокойный, но Джером давно ее знает и за этими шестью словами чувствует приглушенные мощные эмоции. Главная из них — страх. У Холли и до сих пор много страхов. Мать Джерома, которая души в ней не чает, всегда говорила, что страх — это у Холли стандартные настройки.
— Домой? Зачем? Что-то случилось? — Теперь и его внезапно охватывает страх. — С папой? С мамой? С Барби?
— С Биллом, — говорит она. — У него рак. Очень плохой. Поджелудочной. Если он не будет лечиться, то умрет, умрет, возможно, в любом случае, но у него могло бы быть еще немного времени, а он мне говорит, что у него просто маленькая язва, потому что... потому... — Слышно, как она набирает полную грудь воздуха: Джером вздрагивает. — Из-за гребанного Брейди Хартсфилда!
Джером не понимает, какая связь между Брейди Хартсфилдом и страшным диагнозом Билла, но понимает, что сейчас у него будут неприятности. На другом конце строительной площадки двое молодых людей в касках — такие же волонтеры, как и Джером, — дают противоречивые указания водителю машины с цементом, которая пятится и сигналит. Впереди катастрофа.
— Холли, дай мне пять минут, я перезвоню.
— Но ведь ты приедешь, правда? Скажи, что приедешь! Потому что я не знаю, смогу ли сама с ним об этом поговорить, а лечить его надо немедленно!
— Пять минут, — говорит он и сбрасывает.
Мысли в его голове крутятся так быстро, что ему кажется, что сейчас мозг загорится от трения, и палящее солнце тут никак не помогает. Билл? Рак? С одной стороны, это вроде бы невероятная вещь, а с другой — абсолютно возможная. Во время дела Пита Зауберса, когда Джером и Холли работали вместе с ним, он был в прекрасной форме, но ему уже скоро семьдесят, когда Джером видел его в последний раз перед вылетом в Аризону в октябре, Билл выглядел не очень. Слишком похудел. Слишком побледнел. Но Джером никуда не может уехать, пока не вернется Эктор. Это было бы все равно, что оставлять кого-то из пациентов, чтобы он заменял директора сумасшедшего дома. А зная больницы Феникса, где травмпункты круглосуточно переполнены, он точно до вечера здесь застрянет.
Он бежит к грузовику и кричит во все горло: «Стой, СТОЙ, стоп, Бога ради!»
Он требует от двух волонтеров, которые совсем запутались, чтобы они остановили машину. Та останавливается в трех футах от только что вырытой дренажной канавы. Он склоняется, чтобы перевести дух, и тут телефон звонит снова.
Холли, как же я тебя люблю, думает Джером, снова тянется к телефону на поясе, но иногда ты так меня заебываешь.
Но теперь на экране уже не Холли. Там мамино лицо.
Таня плачет.
— Ты должен приехать домой! — говорит она, и Джером успевает вспомнить дедушкину присказку: беда не приходит одна.
И теперь это Барби.
13
Ходжес в коридоре, уже направляется к двери — и тут у него вибрирует телефон. Это Норма Уилмер.
— Ушел? — спрашивает Ходжес.
Норма не уточняет, о ком идет речь.
— Да. Теперь, повидавшись со своим козырным пациентом, он может расслабиться и продолжить обход.
— Мне жаль слышать о сестре Скапелли.
Это правда. Она ему была безразлична, но Ходжес говорит правду.
— И мне тоже. Она руководила медсестрами, как капитан Блай на «Баунти», но мне страшно подумать, что кто-то... кто-то вот так... вот такое сделал. Слышишь новость — и первая реакция: нет, нет, не она, так не может быть. Такой шок. Вторая реакция: ну да, все, в принципе, понятно. Никогда не выходила замуж, близких друзей нет — по крайней мере, мне о таких неизвестно. Только работа. Где все ее, ну, недолюбливали.
— Все одинокие люди... — говорит Ходжес и выходит на холод, направляясь к остановке. Застегивает одной рукой пуговицы и растирает бок.
— Да. Много таких. Что я могу для вас сделать, мистер Ходжес?
— У меня к вам несколько вопросов. Сможете встретиться со мной, выпить чего-нибудь?
Наступает долгая пауза. Ходжес думает, что она откажется. Но Норма говорит:
— Надеюсь, ваши вопросы не создадут проблем доктору Бэбино?
— Возможно все, Норма.
— Это было бы очень славно, но, думаю, я вам в любом случае обязана. За то, что не показали доктору, что мы знакомы еще со времени Бекки Хелмингтон. На Ревер-авеню есть такой водопой — называется прикольно: «Бар черный Бар-ан», — а большинство персонала ходит выпить ближе к больнице. Сможете найти?
