Лихорадочно подыскивая, чем бы отвлечь девушку, Антония указала на красовавшуюся над камином картину.
— Лорд Баллард, — не без гордости пояснила она. — Мой покойный муж.
Уловка сработала. Забыв о своих печалях, мисс Гранвилл подняла заплаканные глаза на портрет.
— Какое привлекательное лицо, — задумчиво сказала она. — И глаза смеются. Мне это в людях ужасно нравится. У него такой вид, будто он не принимает себя слишком всерьез. А то большинство джентльменов всегда кажутся такими холодными, далекими… погруженными в себя. Ужасно важными. По-моему, ваш покойный муж был не таким. Наверное, вам его очень недостает. А давно… Ой! — Она прижала пальчик к губам и залилась румянцем. — Боже мой. Я слишком много болтаю. Все так говорят.
— Значит, все ошибаются, — возразила Антония, сама удивляясь своему порыву. — Вы просто прелесть. И на диво проницательны. Мой муж действительно был совершенно не обыкновенным человеком, и я очень его любила. К несчастью, он умер через несколько лет после свадьбы.
Милый Баллард, такой добрый, отзывчивый. В ней никогда не угаснет благодарность за то, что он оставил ее единственной наследницей.
— Как грустно, — негромко произнесла мисс Гранвилл. — И вы до сих пор оплакиваете его.
Графиня спрятала улыбку. Привычка носить черное в очередной раз сослужила ей добрую службу.
— Для иных людей внешние знаки траура играют большую роль. Я принадлежу к их числу и хочу вечно отдавать должное памяти того, кого я любила и потеряла.
Она не кривила душой, но умалчивала о том, что у траурного платья было и еще одно назначение — удерживать воздыхателей на расстоянии. Взять, например, пылкого и страстного лорда Эйрсли, последнего из длинной череды ее возлюбленных, — он так и жаждет упрочить их союз. Тем более что его оскудевшему карману куда как кстати пришлись бы капиталы богатой вдовушки. Однако Антония не собиралась отказываться от своей свободы… и полной власти над кровной собственностью.
Тем временем, похоже, мисс Гранвилл снова задумалась о своем.
— Мне было крайне жаль узнать и о вашей утрате. Девушка вздрогнула и побледнела.
— Ах, простите? О, вы знали Уильяма? — Явно смутившись, она задела край столика у стены. Размещавшаяся на нем драгоценная коллекция китайского фарфора жалобно за дребезжала. — Ой, еще раз простите. Какая же я неловкая.Все так говорят.
Судя по всему, решила леди Баллард, эти самые «все», кем бы они ни были, немало постарались, чтобы лишить бедную девочку какой бы то ни было уверенности в себе.
— Не думайте об этом. Признаться, я не имела удовольствия лично встречаться с вашим братом или отцом. И лишь после того как Эдвард упомянул вашу семью, я вспомнила о наших родственных связях.
Мисс Гранвилл недоуменно поглядела на нее.
— Эдвард?
С трудом подавив желание одернуть гостью, графиня заставила себя мило улыбнуться.
— Да, дорогая. Эдвард. Мой племянник. Тот самый, который просил вашей руки.
Быть может, среди молодежи сейчас модно — все время повторять за собеседником?
— Ах да! — Прелестное личико снова затуманилось. Неужели, недоумевала графиня, неужели может быть хотя бы ничтожнейшая возможность того, что нежные чувства Эдварда безответны? Даже думать смешно!
— Итак, о чем это я? Ах да, после того как Эдвард упомянул вашу семью, я вспомнила о наших родственных связях.
— Родственных связях?
— Бог ты мой! — На сей раз леди Баллард не сумела окончательно скрыть раздражение. При первой же возможности надо справиться у Эрнестины Сибил, чья дочка хотя еще и не вышла замуж, но и не успела пополнить ряды безнадежных старых дев. Эрнестина должна быть в курсе всех этих новомодных глупостей.
Родственные связи… вы… мы… неужели?.. Графиня одарила девушку новой улыбкой.
Зовите меня тетей. Да, мы в родстве. Насколько я помню, кузина моего мужа — к сожалению, она уже умерла — была замужем за троюродным братом — он, к несчастью, тоже уже скончался, — но он, то есть муж кузины моего мужа, состоял в родстве с корнуоллскими Гранвиллами… — Как ни странно, но мисс Гранвилл не выказала никаких особых эмоций и явно слушала лишь из вежливости — Словом, раз уж мы родня, пусть и дальняя, то будет совершенно естественно, если вы станете звать меня тетей.
— Да, пожалуй.
— Замечательно. А я буду называть вас Линдсей. Мне хочется, чтобы чуть позже вы рассказали мне о себе. Однако в первую очередь займемся вашим обучением.
— Обучением?
Антония лишь горестно закрыла глаза.
— Вам надо многому научиться. — Открыв глаза, она зорко оглядела мисс Гранвилл. — Хотя, быть может, все и не так уж страшно.
— Лорд Хаксли мог бы выбрать себе девушку под пару, из своего круга, которую не надо ничему учить. — Нежные губы мисс Гранвилл сложились в удивительно твердую линию. Надеюсь, вы посоветуете ему именно так и поступить.
Ситуация и впрямь развивалась в высшей степени неординарно!
— Вряд ли Эдварду понравится, если я стану указывать ему, на ком жениться. Верно ли я понимаю, что вам не надо объяснять, как правильно пользоваться веером?
— У меня никогда не было веера. Графиня едва не застонала.
— Значит, нам есть что обсудить. На сегодня я дам вам один из своих вееров. Потом, когда будем заказывать вам все остальное, что потребуется, вы сможете сами выбрать себе веера по вкусу.
— По-моему, тот, что у вас сейчас, просто великолепен.
В голосе Линдсей сквозила едва заметная застенчивость, смягчившая сердце леди Баллард.
— Спасибо. У меня есть второй точно такой же. Его я вам и отдам.
Она старалась говорить как ни в чем не бывало. В конце-то концов, оставался еще немалый шанс, что Эдвард все же очнется от наваждения и пойдет на попятную. До официального объявления помолвки это проще простого.
— Из-за меня вам столько хлопот.
Вот это верно, но тут уж ничего не поделаешь.
— Ну что вы. А кстати, какое у вас… гм… любопытное платье.
— Спасибо. По-моему, материал очень хороший.
— Вам оно нравится?
Огромные синие глаза Линдсей твердо взглянули на графиню.
Оно очень практичное. И материал хороший.
Леди Баллард без труда догадалась о подоплеке всего происходящего. Дорожный костюм Беллы Латчетт был превосходного качества и сшит по самой последней моде. Без сомнений, бессовестная женщина воспользовалась возможностью обновить за счет Эдварда собственный гардероб, а падчерицу, которой все эти деньги предназначались, одела в старые обноски. Какая гнусность! И все же, несмотря на такое сомнительное обращение, девушка пыталась сохранить лояльность по отношению к Латчеттам. Глупо — но похвально.
