«Настоящий тимуровец заботится и о старших, и о младших. Много хлопот у мамы и некогда ей сводить сына в магазин, чтобы купить обнову. Но тимуровцы и тут начеку. И вот уже Борис Самохвалов приходит на помощь в трудную минуту чьей-то маме, чтобы принести радость и соседке, и ее малышу Мише. «Как, Миша-ня, нравится модный костюмчик? Берем или нет?»— спрашивает малыша Борис, и глаза их ярко горят радостью, которую им обоим подарили в магазине…»
Так Борька в одно мгновение прослыл знаменитым во дворе тимуровцем. Все, понятно, стали вспоминать малыша Мишу, но так никто такого соседа и не припомнил. Сам же Борька хранил суровое молчание, был мрачен и зол. Я, понятно, тоже не торопился обнаруживать свою причастность к спектаклю, поставленному главным режиссером Д. П. Суровцевым и его помощниками — О. В. Сироповым и Максом. Пришлось молча переждать, когда, наконец, сами собой поутихнут разговоры вокруг этой фотографии. Правда, вечером того же дня Борьке солидно влетело от собственной мамы. Как ни старался предусмотрительный Борька припрятать газету так, чтобы она не попалась маме на глаза, ничего из этого не вышло. Стоило только его маме появиться во дворе, как сидящие на скамейке напротив подъезда бабуси разом загалдели и замахали руками, подзывая к себе Инну Аркадьевну и с готовностью тыча ей в лицо сразу тремя газетами, отнятыми у внуков.
Поздравляем, Инночка, поздравляем вас! — шумели бабуси. — Ах, какой у вас, оказывается, сынок! Ах, ах!
Да что случилось-то? — растерялась тетя Инна. — Опять что-нибудь натворил?
Сюда глядите, сюда, — показывали ей газету, а одну даже подарили.
Придя домой, тетя Инна, вместо похвалы, тут же напустилась на Борьку с упреками. И было отчего. Гора грязной посуды в раковине убедительно свидетельствовала о том, что на кухню с самого утра не ступала нога человека.
— А вот здесь, — потрясала тетя Инна газетой перед Борькиным лицом, — здесь из тебя такого пай-мальчика сотворили, что никто и не поверит мне, если скажу, что ты и родной-то матери помочь не желаешь. А тут, между прочим, написано, что тимуровцы помогают не только младшим, но и старшим тоже. Или ты меня за старшую уже не считаешь?
Ты не старшая, ты — мама, — виновато пробурчал Борька.
Неужели трудно вымыть посуду? — не унималась тетя Инна. — Мать целый день в театре, приходит еле живая. И вот — на тебе, родная мамулечка, подарочек: вместо того, чтобы прилечь отдохнуть — становись к раковине и драй усохшую грязь. А ну-ка, давай-ка, входи в образ!
Борька виновато надел мамин фартук и принялся мыть посуду. У его мамы именно это и называлось совсем по-театральному — «войти в образ». Хотя, если по справедливости, то сейчас у раковины с посудой должны были бы стоять, вместо Борьки, — Суровцев, Сиропов и Макс.
Неприятности из-за фотографии продолжились в школе. Марта Борисова сразу же торжественно сказала;
— Ребята, газета помогла нам открыть глаза на Самохвалова. Такого тимуровца проглядели! Предлагаю назначить Бориса Самохвалова Главным Тимуром нашего отряда. Кто «за»— прошу поднять руки.
Руки, конечно, подняли все, и напрасно Борька пытался доказать, что не получится из него Главного Тимура; рядовой — вот это другое дело.
Марта была непреклонна.
— Рядовых тимуровцев у нас навалом, — сказала она. — Нам нужен лидер. Мы давно его искали, а, оказывается, это ты. И не отпирайся, пожалуйста. Ты только начни, а остальные тебе помогут, вот увидишь.
Борька тяжко вздохнул. Наверное, в эту минуту он еще раз явственно услышал строгий мамин указ: «Давай-ка, входи в образ!»
Домой мы шли, как это делали теперь уже нередко, мимо зала игровых автоматов. На этот раз мы застали там удивившую нас картину. Хурсанд-бобо и дядя Сидор Щипахин из соседнего тира, вооружившись ломиком, разводным ключом и отверткой, возились у автомата «Кран».
— Ремонтируете? — спросил я.
— Демонтируем! — радостно сообщил дядя Сидор Щипахин.
Хурсанд-бобо, не в пример дяде Сидору Щипахину, никакого восторга в связи с избавлением от «Крана» не высказывал. Похоже, что лично ему он никаких особых неприятностей не доставлял.
— Это… в смысле… снимаете, что ли? — полюбопытствовал Борька.
Хурсанд-бобо кивнул, продолжая деловито откручивать гайку, крепившую к полу одну из четырех ножек «Крана», а дядя Сидор Щипахин с ликованием объяснил:
— Распоряжение сверху пришло — списать эту штуку в отставку ввиду ее страшной педагогической вредности! Очень опасный это автомат. Вся ваша школа против него письмо в контору накатала. Вот и демонтируем!
__ Куда ж теперь? В металлолом?
__ Ну да! — вздрогнул дядя Сидор Щипахин, и в его глазах заметались, как мошкара, знакомые нам с Борькой недобрые огоньки. — Найдем как-нибудь вещице применение. Вы бы лучше помогли, чем языком попусту чесать.
А что нужно делать? — спросил Борька. — В нем явно начинал просыпаться Главный Тимур класса. Пай-мальчик, похоже, решил как можно скорее войти в образ.
Погрузить надобно эту штуковину, — объяснил дядя Сидор Щипахин. — Ее с четырех углов поднимать следует, чтоб не побить.
У выхода из зала уже стояла знакомая всему нашему двору тележка. В ней дядя Сидор Щипахин свозил отовсюду свои находки — прямиком домой.
Кати сюда платформу! — деловито распорядился он, кивая в сторону тележки, и Борька, не мешкая, живо подкатил ее к «Крану», с ножек которого дядя Сидор Щипахин успел свинтить все четыре гаечных копыта. Мы осторожно поставили игровой автомат на тележку, и Сидор Щипахин, взявшись за ее ручку, счастливо выдохнул:
Ну, с богом! — и, легонько подтолкнув тележку, он, бережно выкатил ее из зала и свернул на дорожку, которая вела к нашему дому.
— Куда везете? — спросил я, едва поспевая за все набиравшей обороты тележкой. — В контору?
В контору, — подтвердил с усмешкой дядя Сидор Щипахин. — Там эта сиротка у меня лучше родной дочери жить будет. Не дам в обиду.
Так вы домой везете? — К себе домой?
А куда же еще? Не слыхал, что ли — списана эта бандура.
Я с ненавистью поглядел на Борьку. Эх ты! А еще, называется, Главный Тимур! Нашел кому помогать. Теперь Ромка Суровцев с Шакалом у Щипахина играть будут, монеты свои к нему приносить. И ему хорошо, Да и им тоже — в соседний подъезд хоть в домашних тапочках забегать можно.
Улучив момент, я потянул Самохвалова за руку и мы поотстали. Не хватало только помогать дяде Сидору Щипахину поднимать к нему на этаж новую его добычу. Впрочем, вряд ли наше исчезновение могло сильно огорчить его. В подъезде у него был помощник посильнее нас с Борькой. Лифт! Тележка Щипахина входила в лифт с ручкой вместе. Он бы и не заметил нашего отсутствия. Облапошил он нас гениально!
Борька виновато глянул на меня и обронил:
— Кабы я знал…
Кабы!.. Кабы!.. — передразнил я. Но видя, как огорчен Борька случившимся, сказал:
Ладно, кончай убиваться. Все равно, выходит, мы победили. «Кран»-то убрать приказали. Слыхал, что в конторе по письму из школы решили? Опасная это и вредная игрушка…
Это Леопард Самсоныч письмо написал! — уверенно заявил Борька. — А все учителя подписались. Как думаешь?..
Точно так же, — кивнул я. — И не думай, что дядя Сидор Щипахин другого мнения. Уж он-то лучше нас с тобой знает, кого ему благодарить за ценную обнову.
Домой мы шли молча, думая об одном: ну почему так получается, что, если делаешь хорошее дело, то кому-то, случайному, от этого особенно хорошо? И — наоборот…
Как говорит Акрам — «Если хорошо обедает рыба, то потом и человеку сытно». И еще — «Волна в борт корабля лупит, а морской болезнью за него матрос отдувается».
ЖАР-ПТИЦА НАНИМАЕТ КамАЗ
С той поры, как мы с Борьбой втайне от своих родителей соединили лазом наши подвалы — будто станции двух линий метро переходом, — возникла потребность и в секретном сигнале. Нужно был придумать, как давать знать друг другу о необходимость срочно спешить «на связь»— в подвал. И придумали… Папиной электродрелью с толстым и длинным сверлом я пробурил дырочку в тонкой кирпичной стенке балкона. Эту стенку у нас занимали самодельные книжные полки, и дырочку я сделал там, где ее надежно прикрывали мои книги. Такую же полку сделал у себя в этом месте и Борька. Стоило Борьке или мне втолкнуть карандаш в скважину, как книга выдвигалась из стройного ряда и тем самым давала знать, что ты срочно нужен другу. Правда, этот способ имел свои неудобства — нужно было хотя бы дважды в час незаметно поглядывать на полку. Ничего не поделаешь — лучшего способа мы пока не придумали…
Вечером я смотрел любимую свою передачу «Что? Где? Когда?», и вдруг явственно услышал глухой стук на балконе. Выскользнув на балкон, я увидел лежащую на полу книгу. Место, которое она занимала на полке, пустовало. Все ясно: Борька так поддел карандашом книгу, что она и на полке не устояла. Я понял, что срочно нужен Самохвалову, и, подняв крышку люка, спустился по лесенке в подвал. Борька уже поджидал меня там. Глаза его горели нетерпением.
