Окончательно Гетлинга вернули в себя несколько глотков коньяка, которые ему преподнес появившийся откуда ни возьмись к концу операции Штольберг.
— Да будет вам, Лотар, выпейте и успокойтесь, все кончено, вокруг уже не стреляют, — сказал Эрих протягивая Гетлингу бутылку с его любимым напитком. Гетлиг сделал несколько глотков, немного успокоился, и стал наблюдать, как оставшихся в живых жителей гетто грузили по машинам, на которых они должны были отправиться в свой последний путь.
Мужчин загоняли в крытые брезентом грузовики, а женщин и детей грузили в специальные машины, которых Гетлинг ранее не видел.
— Что это за техника? — поинтересовался он у оберлей-тенанта.
— Новое изобретение — «газен-вагены», — объяснил одноглазый. — Не у каждого исполнителя поднимется рука стрелять в жидовских мамаш и их выкормышей. Сначала расстреляют мужчин, а там уж гляди и их семьи подоспели. И пули тратить не надо, и визгу меньше. Подъехали, покидали в ту же яму и дело с концом, вроде, как сами подохли. Хорошее изобретение.
— Да, отличная штука, — согласился с командиром карателей Гетлинг перед тем, как колонна автомашин с евреями тронулась в путь. — Куда их?
— Под деревню Молчадь, — ответил оберлейтенант. — Там уже все готово к приему.
— Ясно. Пожалуй, я тоже с вами прокачусь. Место найдется для меня и этого, — Лотар слегка задумался, — молокососа, который под стражей? Быстро его ко мне, — отдал Гетлинг приказ своим подчиненным. — Да не держите меня, и оружие верните, я уже в порядке, — приказал он барановичским гориллам. Те вопросительно взглянули на своего командира. В знак согласия тот моргнул своим единственным глазом.
Подчиненные подогнали автомобиль и привели арестанта.
— Итак, храбрый воин, у тебя появилась прекрасная возможность отомстить своим обидчикам. Ты готов? — обратился Гетлинг к полицаю, и попросил Штольберга перевести его слова.
— Яволь, — ответил трясущийся от страха, не ведающий о том, что его ждет, штафник.
— Посадите его к себе в коляску, он едет с нами, — отдал Гетлинг распоряжение мотоциклистам из охраны. — Штольберг, у вас нет желания к нам присоединиться? — поинтересовался Гетлинг у стоящего неподалеку Эриха. Штольберг сделал вид, что из-за рева двигателей «Цундапов» не услышал вопроса. Гетлинг и не надеялся на его компанию — так, спросил товарища ради приличия. Он уселся в машину и приказал догонять колонну.
«Извини, старина, эстетического удовольствия я от поездки не получу, — подумал, глядя ему вслед, Штоль-берг. — Останусь на хозяйстве — у меня своих дел хватает». Он повернулся кругом и только собрался уходить, как его окликнул Бронивецкий и на немецком языке, в изучении которого полицай заметно продвинулся за последнее время, попросил проследовать с ним.
— Герр Штольберг, — обратился взволнованный полицай к Эриху, — Gehe mit mir. Ich habe das Gold gefunden[3].
— Ну, пойдем, пойдем. Посмотрим, что там у тебя, — нехотя произнес Штольберг и последовал за Бронивецким к одному из опустевших еврейских домов.
— Я тут случайно под половицу провалился, а там тайник, — торопливо объяснил Бронивецкий, подводя Штольберга к отверстию посреди пола. Бронивецкий засунул в него руку и извлек из тайника увесистый сверток. — Вот, посмотрите, как думаете, сколько могут стоить эти драгоценности? — Он развернул тряпицу, демонстрируя содержимое Штольбергу. Эрих знал толк в ювелирных изделиях, но показывать свое изумление полицаю не стал. Его взору предстали несколько золотых цепей, колец с сапфирами, пошловатый кулон с огромным рубином, окруженным полудрагоценной разноцветной мелочью, но все это не было особо ценным в сравнении с колье из светлого золота, украшенным бриллиантом примерно в четыре карата. «А может и на все пять потянет», — подумал Штольберг, сглотнув слюну.
— Ну, что же, Бронивецкий, вы славно потрудились, — произнес Штольберг, забирая у него сверток и пряча себе в карман. — Считайте, что ваши старания не пропали даром. Ценности будут немедленно переданы в министерство финансов рейха, а от своего лица я объявляю вам благодарность.
— Рад стараться, — вытянулся в струнку Бронивецкий, — мне бы еще благодарность от господина Гетлинга получить. Поговорите с ним, не знаю, чем я так ему насолил. Я уже опасаюсь за свою жизнь. Быть может, я могу быть еще чем-нибудь и ему полезен?
— Конечно, можете, — Эрих решил озвучить только что пришедшую ему в голову идею. — Возьмите у фельдфебеля миноискатель, скажете, я приказал, и обшарьте с его помощью все эти еврейские халупы. Быть может, вам улыбнется удача найти еще что-нибудь. Поверьте, это будет лучшим шагом на пути к доверию Гетлинга. И еще. Очень советую вам хранить молчание теперь и в будущем о том, чем вы тут занимались. Сами знаете, гауптштурмфюрер недолюбливает болтунов.
* * *
На месте казни был вырыт котлован. Мужчин обыскивали, раздевали, и по четверо подводили к краю ямы. По команде одноглазого офицера вооруженные карабинами полицаи сталкивали людей в яму и стреляли в затылок, затем подводили следующую четверку. Несколько человек, попытавшихся вырваться из оцепления, были скошены автоматными очередями. А на одного подростка даже не стали тратить патрона. Две спущенные с повода овчарки догнали и растерзали мальчишку на опушке леса и, вернувшись назад с довольными окровавленными мордами, улеглись к ногам своих проводников.
Подъехал Гетлинг. Он подвел провинившегося полицая к расстрельной команде и взял из рук одного из карателей короткий карабин «Маузер 98К». В магазине остался один патрон.
— Переведите ему, — указывая пальцем на полицая, обратился Гетлинг к слегка кумекающему по-русски немецкому солдату. — Стреляет в евреев — остается на службе, все другие варианты заканчиваются для него на дне ямы.
Солдат быстро перевел, побледневший полицай взял из рук Гетлинга карабин, перекрестился и снял оружие с предохранителя. Затем он быстро подошел к краю ямы, приставил ствол к подбородку и нажал большим пальцем на спусковой крючок. Раздался выстрел и полицай рухнул на спину рядом с ямой.
— Слабак. Я предвидел такой ход событий, — сообщил Гетлинг одноглазому оберлейтенанту и спрятал свой пистолет, который держал наготове, в кобуру. — Хорошо, что хоть не в могилу рухнул вместе с оружием. Пришлось бы кому-нибудь лезть за карабином, доставать. Ладно, — козырнул Гетлинг командиру карателей. — Заканчивайте без меня, я в Несвиж. Не желаете пропустить с нами сегодня вечером по стаканчику?
Оберлейтенант ответил, что с удовольствием бы принял приглашение, но к вечеру он должен быть со своей группой в Барановичах. Тот вечер Гетлингу опять пришлось провести в привычной обстановке, тихо напиваясь в кабаке со Штольбергом.
* * *
На крашеных суриком подмостках под звуки патефона отплясывали канкан две танцовщицы польских кровей. Вяло подкидывая спрятанные в розовый капрон отощавшие ноги, они держали за бока щуплого танцора по имени Еуген — шансонье еврейской наружности. Со стороны казалось, что дамы больше озабочены сохранностью жизни своего коллеги, нежели полировкой художественного образа номера. Танцовщицы все старательнее пытались отвлечь внимание зрителей на свои задницы, демонстрируя их не в такт музыкальному сопровождению, а чтобы прикрыть Еугена за кружевами своих взметающихся ввысь юбок. Виной тому были присутствующие в зале Лотар с Эрихом. Однажды артисту удалось убедить Гетлинга в своем румынском происхождении, сохранив, таким образом, не только работу, но и жизнь. Но, как говорится, — береженого Бог бережет. Обычно выступления проходили гладко, но лишь до тех пор, пока в зале не появлялся Лотар и не приступал к разглядыванию канкана, расположившись на стуле в метре от сцены. В подобных случаях у Еугена начинали заплетаться ноги, потела шея и бархатный тенор, которым он распевал немецкие песни, срывался в скрипучий фальцет. Волнение тут же передавалось танцовщицам и упитанному таперу, поддерживающему патефонную партию, отнюдь не виртуозным исполнением на расстроенном «Аугуст Ферстере» с засевшей в боку пулей из пистолета Гетлинга.
«Хорошее все же дерево, — попеременно разглядывая танцоров и засевшую в пианино пулю, думал в таких случаях Гетлинг. — Не пробила… Нужно будет попробовать из винтовки, что ли, пальнуть. Неужели, тоже не пробьет? Не забыть бы с бароном поспорить, чья, возьмет? А Еуген все-таки еврей, ишь, как волнуется — даже шея вспотела…».
Штольберг сидел с другой стороны стола, подперев голову кулаком, и думал примерно о такой же ерунде.
Гетлинг расстегнул кобуру, достал свой «Вальтер» и положил на стол, небрежным движением пальца сориентировав ствол по направлению сцены. Тапер, одновременно отвечающий за конферанс, немедленно прекратил игру, объявил антракт, а танцовщицы в мгновение ока утащили своего балетмейстера за кулисы.
