— Зря, вы так, гауптштурмфюрер, — заметив нервозность Гетлинга, произнес Эрих, — артисты стараются, как могут. Стоит ли раздражаться из-за мелких огрехов в исполнении, ведь маловероятно, что на замену им прибудет нечто лучшее.
— Извините, нервы, — ответил Лотар и убрал пистолет в кобуру.
— Разрешите обратиться, господин Штольберг, — тихо произнес возникший рядом со столиком Бронивецкий, на этот раз у меня хорошие новости. Очень хорошие. Все там, в телеге.
— Бронивецкий, когда я слышу вашу немецкую речь, мне хочется схватиться за пистолет, — переиначил на свой лад знаменитую фразу Геббельса Штольберг, — изъясняйтесь на своем родном языке. За время своего пребывания в Несвиже я научился не только разговаривать, но и читать по-русски. Мало того, даже понимать прочитанное. Недавно прочел «Господина из Сан-Франциско» Бунина, замечательная проза, особенно на языке оригинала. Я понимаю ваши старания, но лучше я попрактикуюсь на вас, чем вы на мне. Что там у вас?
— Пойдемте на улицу, я вам все покажу, — сказал Бронивецкий, рукавом кителя вытирая мокрый лоб.
— Опять на улицу? Пойдем, — вставая со стула, присоединился к компании Гетлинг. — Надеюсь, эти русские привозят в своих телегах не только трупы своих товарищей.
— Вот, посмотрите, — затараторил Бронивецкий, — все как вы и говорили… Миноискателем… А он как заверещит в наушниках. Я стеночку расковырял, а там…
Подойдя к телеге, Бронивецкий отгреб в сторону ворох сена и развернул спрятанный под ним холщовый мешок.
Увиденное заставило Штольберга сглотнуть слюну и пожалеть о том, что Гетлинг увязался к нему в компанию. Эрих приподнял мешок и мысленно перемножил вес содержимого на рейхсмарки. Получилось шестизначное число. Господи, ну почему этот солдафон Гетлинг не остался в ресторане! Штольберг поставил мешок в телегу, опять раскрыл его, запустил внутрь руку и слегка перемешал содержимое. Блеск всплывших наверх и заигравших при свете молодой луны камней заставил гауптштурмфюрера мысленно увеличить шестизначную сумму вдвое и во столько же раз сильнее пожалеть о присутствии своего товарища.
— Пошел вон, — приказал Бронивецкому Штольберг.
— Жидовское золото? — поинтересовался вмиг отрезвевший Гетлинг, — никогда столько не видел. — Здесь его много?
— Достаточно для того, чтобы купить остров в Эгейском море, и до конца своих дней наслаждаться жизнью, — ответил Штольберг, ожидая реакции товарища. — А золото жидовским не бывает, этот металл не признает национальностей.
— Эрих, вы намекаете на то, что личные интересы выше интересов Германии? — прищурив глаз, произнес Гетлинг.
— Вы меня правильно понимаете, гауптштурмфюрер, — решив — будь, что будет, открыто заявил Штольберг. — Итак, что вы думаете, мой друг?
— Пятьдесят на пятьдесят, — недолго поразмыслив, согласился Гетлинг и похлопал Эриха по плечу. — А что будем с этим делать? — спросил Лотар, кивнув головой в сторону полицая, — ведь много знает. Может, его…
— Не надо. Ликвидировать его никогда не поздно, — прервал Гетлинга Эрих, — он и так у меня на крючке. Еще пригодится. Давайте лучше подумаем, как распорядиться нашими сокровищами, переправить их из этой глуши в надежное место. У меня уже есть на этот счет кое-какие соображения…
Офицеры завязали мешок, прикрыли его сверху сеном и, выставив у телеги для большей надежности охрану из немецких солдат, отправились обратно в ресторан решать свои шкурные вопросы.
— Итак, Лотар, давайте выпьем за наше богатство, — произнес Эрих, поднимая рюмку с коньяком. Вот что я думаю по поводу его транспортировки: завтра я созвонюсь со своим хорошим другом из Берлина, он большая фигура в Люфтваффе, и попрошу его организовать самолет для оправки золота в Германию. О содержимом он не будет знать ничего, просто попросим их встретить и передать курьером по адресам. Он человек обязательный, нелюбопытный, и поверьте, ему нет дела до чужих секретов.
— Хорошо, если так, — произнес Гетлинг, — во всяком случае, у меня нет идей, кроме как ждать отпуска и вести поклажу домой на собственном горбу. А когда этот отпуск, сам черт не знает. Одним словом, я предполагаю примерно так: мы встречаем борт в Барановичах, грузим наши посылки, пишем на них адреса и дело в шляпе?
— Не совсем так, — возразил Штольберг, — светиться в Бара-новичском аэропорту нам нет никакого резона. Да и номера нашей машины зафиксируют на всех постах, потом горя не оберешься, отвечая на вопросы, куда и зачем ездил. Нужен не только другой аэропорт, но желательно и машина с другими номерами. Тогда мы полностью обезопасим себя от всех неприятностей…
На следующий день утром Штольберг закрылся изнутри в своем рабочем кабинете и снял телефонную трубку:
— Соедините меня с Берлином, — он продиктовал телефонный номер. — Ало, дядюшка Пауль? Да, Эрих…. Нет, скучать не приходится… Когда в отпуск? Неизвестно. Дядюшка Пауль, перезвоните мне, пожалуйста, по «закрытой» линии… Несвиж. Да, Несвиж, — Эрих медленно по буквам повторил название города и свой телефонный номер. — Жду.
23
28 июня 1812 года. Вильно
В полдень, спустя лишь час после отхода русской войск под командованием Барклая-де-Толли, в Вильно вошел авангард Великой армии Наполеона. Первым на усыпанные цветами мостовые древней Литовской столицы вступили драгуны 8-го уланского полка княжества Варшавского. Они двигались в колонне по четыре, распугивая грохотом копыт дремавших на карнизах голубей. Командир полка, полковник князь Доминик Радзивилл, ехал впереди на белом коне, и солнце играло на золотом шитье его парадного мундира.
За прошедшие пять лет, как и предрекал ему некогда во дворе корчмы на Варшавском шляхе Юзеф Понятовский, многое изменилось в его жизни. Разводы оставили в его состоянии огромную брешь, что совершенно не беспокоило молодого Радзивилла. В подвалах Несвижского замка было еще вполне достаточно золота, что позволяло их владельцу так же оставаться одним из богатейших дворян в Восточной Европе. Но это не было главным для него. Теперь Доминик, только в прошлом году успешно начавший свою военную карьеру, мечтал не об увеличении своих богатств, а о возрождении Речи Посполитой. При этом все свои надежды он возлагал на французского императора, чьи успехи с каждым днем все больше воодушевляли его.
— К осени будем в Москве! — громко приветствовал его Юзеф Понятовский, стоя на ступенях магистрата. Вокруг толпились представители местной знати и простые горожане, выражавшие свой восторг.
Доминик соскочил с коня и обнялся с другом. Они не виделись несколько недель, с того самого момента, когда началась подготовка к восточному походу. Уланский полк Радзивилла был приписан не к польскому, а к французскому корпусу генерала Мюрата, который должен был выступить раньше основных сил.
— Не думаю, что нас там ждут, — весело ответил Доминик, оглядывая площадь. — Такого приема в Москве, наверно, не будет.
— Увидимся вечером во дворце бискупа, — бросил Понятовский, который только что принял из рук посыльного конверт с печатью императора. — Надеюсь, русские не успели разорить казармы?
— Мне доложили, что все в порядке, — ответил Доминик. — До встречи!
Однако вечером они не увиделись. Корпус Мюрата двинулся на Витебск и, как прежде, в первых рядах наступающих был восьмой уланский полк. Он был в первых рядах в тяжелых боях под Островно, Смоленском, а потом и под Можайском, за которым открывался прямой путь на Москву. Судьба продолжала благоволить к Радзивиллу, но звезда императора Наполеона уже начала клониться к закату. И только в ноябре на Березине уланы Доминика оказались в арьергарде, прикрывая отход остатков некогда непобедимой армии.
С самого утра мело так густо, что нельзя было различить круп идущей впереди лошади. Где она, эта Березина, думал Доминик Радзивилл, вглядываясь в белую пелену в тщетной надежде разглядеть верстовой столб или хоть что-нибудь. От холода ныла спина, и пальцы уже не могли держать поводья.
— Впереди деревня, — доложили ему, — маленькая, дворов пять-шесть.
— Привал! — хрипло выкрикнул он, чувствуя, как лопаются льдинки у него на усах. — Выставить караулы! Лошадей по сараям!
Не успели развести огонь, как стемнело. Метель стихла и над искрящимися снегом полями показалась луна.
— В три часа выступаем, — объявил он своим офицерам, собравшимся в штабном сарае вокруг дымящего костра. — К утру мы должны быть у Студенки, где наши саперы уже наводят переправу. Император ждет и верит в нас!
— Только бы русские нас не опередили, — буркнул кто-то у него за спиной.
Доминик резко обернулся.
— А сабли у нас на что?! — крикнул он, так что в щели с крыши посыпался снег. — Или мы не доказали им, что можем дойти до Москвы!
