— Если хочешь понять, придется посмотреть самому, — ответил Ариман.
— О чем ты? — спросил Кадин, бросив взгляд на Астреоса.
— Я могу спроецировать свои воспоминания в ваши разумы. Вы увидите, с чего все началось.
По лицу Кадина было видно, что он готов возразить.
— Хорошо, — согласился Астреос. Ариман взглянул на Карменту.
— Госпожа?
Она ничего не сказала.
— Я не стану проникать в ваши разумы, а просто покажу вам частичку своей памяти, — Ариман пожал плечами. — Все ответы там, если вы захотите увидеть.
После долгой паузы Кармента кивнула. Тидиас склонил голову, когда Ариман взглянул на него. Кадин пристально посмотрел на братьев, сплюнул, но после все же кивнул.
— Отлично, — сказал Ариман и закрыл глаза. Он еще видел комнату, ее образ прослеживается в мельчайших подробностях перед мысленным взором. Детали стен, освещения и труб медленно потускнели, а затем исчезли в черноте. Он увидел образы Карменты, Тидиаса и Кадина, застывшие в удивлении. — Пошли, — позвал колдун, затем повернулся и направился по туннелю к давно запечатанной двери в свои воспоминания. — Узрите это моими глазами.
Дворец тянулся к синему небу, мрамор нагрелся от солнца, шпили сияли белым светом на фоне яркой синевы небес. Ариман поднялся по ступеням и миновал дверь. Он чувствовал остальных, идущих следом, но не оглядывался. Азек не позволил им разговаривать — здесь, в его разуме, они станут немыми свидетелями, но их мысли скребли в тишине, и дрожь изумления и зачарованности сотрясала залы. Никто прежде не входил во дворец его воспоминаний, и мысль о том, что другие разумы шли рядом в прохладных тенях прошлого, оставляла странное чувство, словно он лишился кожи. Ветерок, задувавший в распахнутые окна, нес едва уловимый запах дыма, и Ариман задавался вопросом, что бы это могло означать в свете того, что он намеревался сделать.
Каменная дверь с серебряным кольцом сопротивлялась его прикосновению, проскрежетав по полу, когда он открыл ее. Шагнув внутрь, Ариман почувствовал, как взгляды остальных заскользили по полкам с мраморными сосудами, пока не достигли окна и вида на Планету Колдунов. Их разумы стихли один за другим, когда они узрели башни и девять солнц, катящихся по небосводу.
Ариман подошел к книге, лежавшей на плинте в центре комнаты. Стараясь не глядеть на записанные в ней слова, он раскрыл ее — от страниц исходил жар, как будто бы они горели.
— Воспоминания здесь, — произнес Ариман.
Их присутствие стало ближе, паря на границе зрения. Ариман опустил глаза. Страницы книги начали переворачиваться, словно подхваченные метелью — символы и слова стали размываться и виться по пергаменту. Зал исчез. Вокруг них взвихрились образы и ощущения, а затем промелькнули мимо. Другие оставались рядом, видя то же, что и он, чувствуя касание прошлого.
Он увидел Амона, стоящего на вершине башни, а за ним еще больше шпилей, уходящих вдаль блестящим в ночи лесом серебра и сапфиров.
— Мы уверены? — спросил Амон. — Иного пути нет?
— Нет, — ответил Ариман.
Он снова увидел кабал, выросший с помощью бессчетных пактов и тайных уз. Увидел, как все больше воинов из Тысячи Сыновей становятся существами бесконечно изменчивых форм. Увидел момент, когда все уже было готово, когда последние компоненты были собраны, и более не осталось преград между ним и завершением его великого труда, его Рубрики.
— Время пришло, брат, — произнес Амон. Ариман ощутил воспоминание о последнем вздохе, который сделал в тот миг. Воздух пропах дымом, он был насыщен благовониями и сухим, железным запахом ветра, дующего с равнин.
Затем воспоминание о Рубрике ударило в него, словно молния, пробуравив мысли, подобно штормовому ветру. Он никогда не стремился обрести силу богов, но в тот миг увидел каждого из Тысячи Сынов, раскинувшихся под ним мерцающими огоньками душ. Он увидел каждый отросток на их конечностях и цвет их душ. Ариман стал ими всеми. Все полусформировавшиеся мысли и ощущения принадлежали ему — он стал Менкаурой, внезапно переставшим видеть книгу перед собой. Стал Зебулом, застывшим на месте, когда чешуйчатой рукой поднимал синий кристаллический шар. Стал Кетуилом, глаза которого заросли плотью, а сотня языков вырывалась из рассекавших доспехи ртов. Он стал эпицентром урагана, средоточием тысячи застывших разумов и замерзших сердец. Их разрушенные мечты, их чаяния, их сила были у него в руках, будто пригоршня ручейной воды. Ариман тянулся дальше и дальше, ощущение, лишенное времени, бесконечное, но тонкое, как стеклянные нити.
Даже в воспоминаниях величественность момента едва не захлестнула Аримана. На секунду он осознал, что где-то очень далеко его реальное тело вздрогнуло, а из уголков глаз потекла кровь. Затем миг стал прошлым, и за ним последовали другие мгновения.
Он увидел, как его братья выходят из пылевых облаков, поначалу один, за ним другой и еще один, сливаясь в один поток, словно трупы, всплывающие из илистой воды. Из них сыпался прах, в каждом тлели угольки души, но не более. Воспоминание походило на лед, сковавший позвоночник Аримана.
— Что мы натворили? — спросил Амон треснувшим, словно иссушенная земля, голосом.
Ариман не ответил. У неудачи не было ответа.
Мерцание образов застыло, будто прах, летящий на стихающем ветру. И вот возник он, образ, такой размытый и изменчивый, что даже память Аримана не могла удержать его: очерченный огнем силуэт человека, в золотом свете вокруг него кружило бессчетное множество глаз, поющих тысячью голосов. Сам же он походил на увечного калеку с покрытой перьями кожей и слепыми провалами глазниц.
— Отец, — произнес Ариман, и образ превратился в великана с медной кожей, облаченного в бронзовые доспехи. Из широких плеч выросли оперенные крылья, а руки сжали посох с навершием в форме сферы. Грива красных волос окаймляла нахмуренное лицо с единственным синим оком. В воздухе запахло жженой кровью и благовониями.
+ Ответь мне, такое ли спасение ты искал? + спросил Магнус Красный.
— Я доволен, — выдавил из себя Ариман. Образ Магнуса кивнул.
+ Ты — лучший из моих сыновей, всегда им был, + проговорил Магнус, и мыслью изгнал Аримана меж звезд, словно прах, унесенный ветром с вытянутой ладони.
После того как Ариман открыл глаза, в комнате царило молчание. Целую минуту перед глазами угасающим образом оставалось воспоминание о Магнусе. Кадин вздрогнул, на его лице блестел пот. Тидиас лишь взглянул на Аримана и отвернулся. Кармента не шевелилась, но, чуть шатаясь, покачала головой. Астреос смотрел на Аримана, его бионический глаз казался тусклым рядом с настоящим. Ариман слабо улыбнулся.
— Вот почему, — сказал он.
— А тот, кто отправляет охотников и эмиссаров? — спросил Тидиас, все еще не смотря на Аримана.
— Амон, — ответил Ариман. — Мне следовало догадаться раньше. Из всех, кто вступил в мой кабал, его убедить было сложнее всего, — на лице Аримана промелькнула грустная улыбка. — Всегда преданный, всегда прав в любом споре.
Азек посмотрел на Астреоса, но библиарий-отступник оставался неподвижным.
— Почему сейчас?
Ариман удивленно оглянулся. Кадин пристально смотрел на него, хмурое выражение лишь заставляло шрамы на лице казаться еще глубже.
— Прошло ведь столько времени, почему он пришел за тобой сейчас? Почему не раньше? И зачем преследовать остальных изгоев?
Ариман медленно кивнул.
— Не знаю. Поначалу я думал, это просто месть, но теперь я понимаю, что это не совсем так. Амон может жаждать мести, но он слишком умен для таких банальностей, — колдун устало улыбнулся. — Наш легион не привычен к столь узким масштабам.
— Так ты теперь будешь искать ответы?
Ариман почувствовал в словах напряжение. Честно говоря, он еще не думал над следующим шагом, но когда пришло время решать, Азек понял, что ответ мог быть только один.
Он напряженно кивнул. Кадин долго смотрел на него, а затем, не оглядываясь, направился к люку. Секунду спустя Тидиас последовал за ним. Астреос бросил на Аримана последний твердый взгляд, прежде чем переступить порог и закрыть за собой люк.
— Хотелось бы тебе, чтобы этого никогда не случалось?
Ариман вздрогнул от голоса. Колдун едва не забыл, что Кармента стояла в углу комнаты. Она шагнула вперед, механодендриты теребили мантию, словно это были подсознательные движения нервных рук.
— Хотелось бы? — повторила женщина.
«Да, — подумал Ариман. — Мне бы хотелось не прислушиваться к шепоту сердца. Некоторые могли бы назвать этот шепот надеждой, но это было высокомерие. Высокомерие знания, которое полагает, что безгранично, но не видит пропасти у своих ног».
— Не уверен, — наконец ответил он.
Кармента покачала головой, словно пытаясь избавить от шума в ушах. Секунду Азек задавался вопросом, спросит ли она еще что-то, но затем техноведьма пошла к люку и открыла его.
