Один из наших псарей, Фред (я тут ни при чем: это сокращение от холтского имени Фределен), был твердо убежден, что Нифиэнская пастушеская собака происходит от смешения волка и огромного холтского пса породы калифер — мне эта громадина всегда напоминала лохматого мастифа.
Впрочем, тут были свои хитрости. По Фреду, сука может кормить волчат только первые десять дней — потом зверята вырывают у собаки соски. Чтобы держать волчат в строгости, нужна волчица.
Обычная смесь для волчат состоит из козьего молока и сыворотки с добавлением одной части бычьей крови на десять частей молока и некоторых травок, которых Фред не мог описать.
И куда больше внимания, чем нужно новорожденному младенцу. Если вы хотите, чтобы волчата уживались с людьми, надо, чтобы звери постоянно людей обнюхивали.
Следующие десять дней нам всем было не до смеха.
* * *
Кошмар повторяется.
Мы стараемся вырваться из ада, мчимся сквозь влажные завесы, что свешиваются из ниоткуда, закрывая бесконечный простор.
Здесь все, кого я любил, и вместе с ними — знакомые и незнакомые лица.
Позади, порой видимая сквозь завесы, ярится демонская погоня. Я не хочу смотреть на них, да и не должен — мы почти выбрались, почти спаслись.
Но «почти» — не значит «уже».
Выход высоко впереди, он отмечен сияющими зелеными буквами, и кое-кто уже выбрался через него. Мне кажется, я вижу, как прошли туда и вышли мои жена и дети.
Я надеюсь на это.
Кто-то уже прорвался, но остальным надежды нет: демоны уже рядом, вот-вот настигнут.
И тогда я вижу его — Карла Куллинана, отца Джейсона. Он стоит над толпой, на голову выше всех, лицо его сияет, на руках, на груди, на бороде — пятна засыхающей крови.
— Надо их задержать, — говорит он. — Кто со мной? Он улыбается, будто мечтал об этом всю жизнь, чертов болван.
— Я, — откликается кто-то, и Карл, не глядя, кто это, показывает место в строю рядом с Клинтом Хиллом и Эдди Мерфи.
— Твой черед. — Он поворачивается ко мне. Он покрыт кровью, какой-то желто-зеленой слизью и волчьим дерьмом.
Он встряхивает головой, смахивая кровь с глаз.
— Твой черед, Уолтер.
* * *
— Твой черед, Уолтер, — повторил Джейсон и снова тряхнул меня.
Я просыпался медленно, наполовину уже в реальности, наполовину в кошмаре: за лицом сына для меня еще маячило лицо Карла.
Плохо: при моей профессии и образе жизни надо просыпаться мгновенно, до того, как тебя коснулись. Мне плевать, что моя подкорка считает, что в собственной постели и рядом с женой я в безопасности: дверь открыта, рядом с моей постелью стоит вооруженный человек.
Очень плохо, Уолтер.
На другом краю постели, свернувшись клубочком, спала глубоким сном Кира — но даже во сне выставив колено, будто защищаясь от меня.
На полу с моей стороны валялись грязные, вонючие шерстяные штаны и куртка. Спецодежда для кормления волчат. Я выбрался из-под одеял, с содроганием натянул ее — она все еще была влажной, — нацепил кое-какое оружие и следом за Джейсоном вышел в коридор.
Во рту у меня стоял металлический привкус — он всегда появляется, если я недосплю. Не знаю уж почему, но недосыпаю я вот уже десять дней — с самого возвращения. Забавно, правда?
На верхней площадке лестницы я остановился взглянуть в окно.
Эллегон спал на холодных камнях двора, как кот, — огромные лапы подобраны, треугольная голова посапывает на булыжниках. Обаятелен, как автобус.
Плохо. Я бы не отказался от общества. Вовсе не весело торчать ночью в одиночестве.
Джейсон протянул мне один из двух фонарей. По замковой традиции — восходящей, вероятно, к дням осады — факелов на стенах было раз, два и обчелся. Если кто выходил, брал с собой фонарь.
— Как они? — спросил я.
Парнишка пожал плечами:
— Нора сидит под плитой. Ник нажрался за троих. — Он поднял руку, прощаясь. — Пойду немного посплю.
И он поплелся к своей комнате, цепляясь ногами за ковер.
Я спустился во внутренний двор и прошел в сарай, где мы поселили волчат.
— Пошли вон, злобные твари, — сказал я, открывая оплетенную металлической сеткой дверь и вешая фонарь на крюк.
Волчата тут же выбрались из своих укрытий. Нора чуть не проскочила в дверь, но наткнулась на мою ногу и, скуля, удрала назад. Ник молча обнюхал мои ноги и завилял хвостом.
В запертом буфете хранился кувшин Фредовой вонючей смеси. Я взял чистую деревянную плошку и плеснул в нее порцию для Норы. Ник в отличие от сестры еще не свыкся с мыслью о необходимости лакать; он скулил все время, пока я наливал его порцию в бутылку и совал ему в рот тряпичную соску.
Еще неделя, может, чуть больше, и он тоже будет есть сам. Или я сверну ему шею.
Я плюхнулся на кучу соломы, понадеявшись, что Джейсон перед уходом навел чистоту. Глупая надежда — однако на сей раз она оправдалась. Эти маленькие чудовища могут — и никогда не упустят случая — в момент превратить подстилку в помойку, дайте им только до нее добраться.
Ник весь извертелся. Обычная проблема: как удержать одной рукой вертящегося щенка, а другой — бутылку у него во рту.
Ел он жадно, словно его не кормили неделю, а не час.
Лучший способ приручить щенка волка или дикой собаки, по словам Фреда, — взять их совсем маленькими (что мы и сделали), а потом как можно больше с ними возиться.
Надо сделать их членами семьи, сказал он. Очевидно, он имел в виду импринтинг.
Посидел бы он с ними ночами...
Нет, я понимаю, отчего Фред не захотел сам этим заниматься: его собаки до судорог боятся волчьего запаха. Я начинаю думать, что распылитель с волчьей мочой может сделать запретной для домашних собак любую территорию.
Я так скажу: это был бы идеальный случай для юного барона Куллинана проявить баронскую власть и объявить одной из служаночек, что ей нашлось новое дело: ухаживать за парой волчат.
Так нет же. Куллинаны — народ упрямый, и если уж эта работа дополнительная, Джейсон не собирался без крайней нужды занимать ею замковую дворню. Заниматься этим выпало тем, кто принял на себя ответственность: ему самому, Ахире, его матери и мне.
Вообще-то я ничего не имею против собак. Я их даже люблю, люблю повозиться с ними под настроение, поиграть. Бросать палку и смотреть, как пес мчится за ней —истинное удовольствие... первую пару дюжин раз.
Но тратить каждый день по шесть часов на кормежку и возню со щенками, убирать их псарню, недосыпать — этого я не люблю.
Проклятие.
Я тут до рассвета: потом придет Ахира. Несколько часов тоски.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
