многом задуматься… Подождите немного, я найду место, где лучше ловит сигнал.
Ожидая ответа, Кристиан собиралась с мыслями. Что она хочет ему сказать? О чем именно поговорить? Желание позвонить Флорису появилось спонтанно, и сейчас разум резко пошел на попятную.
– Я снова с вами. В чем дело?
– Я… – Кристиан решила сказать, как есть. – Сегодня днем я гуляла по лесу, и нашла использованный шприц. Как полицейский я не была удивлена – такие огромные безлюдные пространства всегда являются убежищем для людей употребляющих. Но как человек… Это заставило меня вспомнить того юношу. О котором я говорила в прошлый раз. Который умер из-за… – она не решилась сказать правду. – Который совершил самоубийство.
– Ох… Мне очень жаль. Он был дорог вам?
– Д-да. Очень дорог. И я все думаю – с его заболеванием, с его состоянием, с его судьбой… Ждал ли его другой конец? Мог ли он еще быть счастлив? Если бы я сделала все, что в моих силах, и больше? Я все вспоминала наш с вами разговор, и…
– Простите. Мне не стоило говорить все это тогда. Я не знал, что это так ранит вас… Наверное, из-за моих слов теперь вас преследуют эти мысли.
– Я старалась забыть. Но разве можно подобное забыть? – Кристиан не заметила, как слезы потекли вниз, капая с подбородка. – Я каждый день видела, как он страдает. Каждый день чувствовала свою полную беспомощность. А потом мне позвонили из больницы, и сказали, что он…
Она до сих пор помнила этот разговор. Раздраженный голос доктора Бьерсена, которого больше интересовало, уплатит ли она положенную сумму, и долгие рассуждения о количестве лекарств, которые рехаб потратил на Ника. Словно его жизнь ничего не значила.
– Это был его выбор. Вы не могли этого предотвратить.
Если бы это было правдой…
– Да, возможно, я покажусь вам непоследовательным, но при всей моей ненависти к убийствам, я могу… Могу понять самоубийц.
– Да?..
– Убийство – это насильственное лишение жизни. Самоубийство – выбор человека. И пусть я все еще считаю, что после каждой черной полосы в жизни идет белая, и я хочу, чтобы эти люди передумали, я… могу понять их мотивы.
– Но мы в прошлый раз говорили про эвтаназию, и…
– Понимаете, это слишком легко. Гораздо легче лишить себя жизни руками врачей, верно? Люди, совершающие самоубийство, должны приложить много сил. Физических. Моральных. Если человек готов пойти на это, значит, его состояние действительно уже за гранью нашего понимания. Эвтаназия… слишком упрощает этот процесс. Позволяет людям, у которых еще есть шанс, воспользоваться выходом только для самых отчаявшихся.
Он вдруг резко выдохнул.
– Не поймите меня неправильно! Я вовсе не поддерживаю этот выбор! Просто… я пытаюсь понять мотивы этих людей. Если с тем юношей все было настолько плохо, возможно… Возможно, у него действительно не было иного выхода. Он был загнан в угол настолько, что решился. Мы можем горевать, скорбеть, но это был его выбор.
– У вас на все… очень своеобразная точка зрения. Вы правы, это кажется несколько непоследовательным, но я… Понимаю логику.
– Простите, если задел вас.
– Нет, эти разговоры… Удивительным образом успокаивают. Может быть, я привыкла брать контроль над всем в своей жизни. Надеялась, что я смогу спасти его. Но он не был под моим контролем – и его решение тоже. И теперь мне кажется, что я недостаточно старалась.
– Я уверен, что вы старались изо всех сил. Вы хотели помочь ему. Дать ему шанс остаться здесь, с нами. Ведь бывает и наоборот.
– Что вы имеете в виду?
– Скажите как полицейский… Существует же уголовная ответственность за доведение до самоубийства, да?
– Да, существует. Но на деле она применяется очень редко.
– Потому что это практически невозможно доказать. И все же люди, которые доводят несчастных до такой степени отчаяния, убивая тех их же руками… Наверное, это даже хуже, чем убийство. Полное снятие с себя ответственности. Отказ от угрызений совести.
– Вы считаете, что в данном случае это уже не является выбором человека?
– Это навязывание выбора. Утопление в болоте вместо попыток подать руку.
Вместо попыток подать руку… После стольких попыток подать руку, она подала ему шприц. Кем же тогда является она?
Убийцей, тихо повторил ей внутренний голос.
– Кристиан? – робко спросил Флорис. – Вы плачете?
– Я… Простите…
– Я снова сказал что-то не то, да? Ох, простите меня… Наши разговоры всегда заканчиваются так тяжело. Я вечно говорю какие-то глупости.
– Нет, вы все говорите правильно. Просто мне… сложно это принять.
– Я уверен, что вы сделали для того юноши все, что было в ваших силах. Если вы хотите рассказать…
– Нет. Нет. Я не уверена, что готова.
– Я… понимаю.
Его голос совсем затих.
– Я всегда вас выслушаю, если вы захотите. Вы кажетесь мне хорошим человеком. Мне больно слышать, как вы страдаете.
Как же ты ошибаешься, Флорис.
– Спасибо… и за разговор тоже. Вы не обязаны были все это слушать.
– Прошу, звоните в любое время. К тому же…
Повисло секундное молчание.
– Я еще ни разу не слышал, что думаете обо всем этом вы.
– Я полицейский. Я должна думать в пределах уголовного кодекса.
– Но не думаете?
– Возможно. Мне сложно говорить об этом, потому что этими мыслями я словно… предаю свою профессию.
Я и так… предавала ее слишком часто.
Она едва смогла сдержать тихий всхлип, и резко вытерла слезы. Нет. Она не позволит себе так унизиться.
– Прошу, Кристиан… Вы делаете все, что можете, для нашего города. Вы приехали из другой страны, чтобы помочь найти Филиппо, вы героиня родного города… И вы пытались помочь человеку, загнанному судьбой. Вы прекрасный человек. Прошу, поверьте в себя. Поверьте, что вы ни в чем не виноваты.
Ложь. Ложь, ложь.
– Простите, мистер Сэрра…
– Флорис. Просто Флорис.
– Простите, Флорис… Заставила вас все это слушать… Мне нужно привести себя в порядок. Я… еще позвоню.
– Конечно. До свидания, Кристиан.
Кристиан медленно легла на кровать. Слезы текли вниз, к подушке, впитываясь в белую ткань.
Флорис был прав, это был выбор Ника. Он был достаточно отчаян, чтобы свершить свой план.
И все-таки…
– Не смей так говорить!
Она не успевает заметить, как эти слова срываются с ее губ в истеричном крике.
– Не сметь так говорить? Это ты не смей так говорить! Не смей говорить, что я… Не нужен тебе!
Его лицо исказилось в страданиях, и слезы наполнили покрасневшие глаза. Он сидел на кровати, и кровавое солнце заливало его лицо вместе с гневом и отчаянием.
– Я… Я покончу с собой.
