Некоторые так и не возвращаются из этого мистического паломничества; они пропадают без вести, словно канув в бездну непостижимой тайны.
«Джеймс Мюррей, Бостон» — значилось на визитной карточке, которую передал мне слуга. Я не знала никакого Джеймса Мюррея; очевидно, посетитель ошибся, обратившись ко мне. Вероятно, будет достаточно нескольких слов, чтобы он это понял. Двое белых, повстречавшихся в Азии, всегда отчасти чувствуют себя связанными естественными узами солидарности, объединяющей представителей одной расы. Я не могла выпроводить «соплеменника»: дело происходило в Бенаресе.
После недолгих предисловий, отдав дань дежурной вежливости, господин Мюррей заговорил о цели своего визита.
— Мне рассказывали о ваших путешествиях в Тибет, — сказал он, — и о ваших безупречных знаниях оккультных учений Индии и Тибета.
— Безупречные знания — слишком громко сказано! — ответила я. — Я просто интересовалась этими учениями и немного изучала их. Вот и все.
— Ваша осведомленность в данной области куда более велика, — возразил гость. — Мне это известно из достоверного источника.
— Кто же дал вам столь неточные сведения? — поинтересовалась я.
Мюррей назвал одного любезного пандита[58]* из числа моих знакомых. Откуда этот американец его знал? Я не успела расспросить гостя. Он был возбужден и явно спешил перейти к вопросу, который и привел его в мой дом.
— На протяжении нескольких лет, — сказал он, — я общался с одним индусом, поселившимся в Америке. Господин Сингх некогда учился в Кембридже и отчасти даже сделался англичанином, но потом все же вернулся в Индию, где прожил более десяти лет.
Господин Сингх был глубоко эрудированным философом; как человек весьма состоятельный, он мог позволить себе проводить свободное время за книгами в библиотеках и составляя дома конспекты. Я никогда не отваживался расспрашивать индуса об интересовавших его темах, уж очень замкнутым и скрытным он был относительно того, что касалось его личной жизни. Я лишь слушал в его изложении историю основных индийских философских учений, а также толкование этих учений мудрецами его страны.
Затем я решил посетить Бразилию и приехал в Рио, где получил телеграмму от одного врача из Филадельфии. Сингх тяжело заболел и хотел немедленно меня видеть. Врач, вероятно, без ведома своего пациента прибавил к тексту телеграммы слова: угроза летального исхода.
До моего отъезда Сингх был абсолютно здоров; он собирался заниматься исследованиями в одной из библиотек Филадельфии; что же с ним приключилось? Мне пришлось поспешно уехать из Рио и отправиться к моему другу.
Я с трудом узнал его, настолько он изменился: ужасно исхудал, смуглая кожа стала мертвенно-серой. Каким образом за несколько дней могла произойти подобная перемена? Врач ничего не понимал; он не находил никакой болезни, ничего, кроме необъяснимого падения жизненного тонуса во всех органах.
«Я попросил вас приехать, потому что скоро умру», — сказал Сингх.
В ответ я начал что-то говорить, стараясь внушить ему надежду на выздоровление, однако он тотчас же перебил меня.
«Эти выдумки бесполезны, — холодно произнес он. — У меня нет времени на них. Просто выслушайте меня. Вот так! Я оказался трусом...»
Когда я вновь попытался опровергнуть это странное заявление, он резко заставил меня замолчать.
«Да, я оказался трусом. Это касается только меня; я причинил вред одному себе... непоправимый вред. Учитесь на моем опыте, если можете.
Мы, индусы, верим, что в Гималаях есть в высшей степени святые места, любимые нашими богами: Шивой, Вишну, Дургой[59]*, а также места, где обитали наши древние риши, а впоследствии и другие мудрецы, посвятившие себя созерцанию тайны единственного Сущего: Брахмана[60]*, присутствующего во всем в бесчисленных проявлениях; человек постигает его, разрывая призрачную завесу, на которой наша страстная привязанность к личному «я» рисует формы этого мира... Я узнал это от своего гуру, санньясина из монастыря в Срингери, бхарати... святого, очень мудрого человека. Он видел то, что лицезрели риши, чьи учения были переданы нам «Упанишадами»[61]*. Я часто говорил вам об этих священных книгах, и вы меня поймете. Я решил посетить места, где появилась на свет вся эта великая мудрость. Беседы праведных араньяков[62]*, наставления, которые они давали своим ученикам, видения, открывавшиеся их духовному взору — все это, очевидно, оставило глубокий след в атмосфере этих мест, породило тонкие энергии, способные проникнуть в того, кто отдается им с полным самозабвением, и привести этого человека к высочайшему просветлению».
— Я повторяю вам слова моего друга по памяти, — сказал господин Мюррей, — но память никогда мне не изменяет, к тому же я был настолько потрясен рассказом Сингха, что, по-моему, передал вам его почти дословно.
В тот день я узнал, что мой друг уезжал, как и собирался, что он странствовал по Гималаям и посетил некоторые известные места паломничества.
Когда я встретился с Сингхом на следующий день, его состояние резко ухудшилось. Накануне он казался очень слабым, но в совершенно здравом уме, а теперь у него был блуждающий взгляд и говорил он с трудом.
«Я оказался трусом, — сказал он опять, как только я пришел к нему, и принялся повторять свое вчерашнее поразительное заявление с душераздирающим отчаянием в голосе. — Я оказался трусом... трусом...»
Мой друг явно бредил. Словно прочитав мои мысли, он схватил меня за руку.
«Скорее, скорее, слушайте... После многодневной медитации в лесу, устав сидеть неподвижно, я встал и несколько минут пробирался сквозь чащу. И наконец оказался перед входом в большую пещеру. Из любопытства я заглянул внутрь. Земля была усеяна человеческими останками... Нет, не просто усеяна: кости покрывали ее густым слоем... невероятно густым!..
Мне и в голову не пришло, что я вижу логово кровожадного зверя: тигра или леопарда. Сразу стало понятно, что это нечто другое, нечто ужасное, из потустороннего мира. Я попятился и отошел в сторону. Я находился на склоне, откуда была видна равнина, расстилавшаяся у подножия горы. Несколько погонщиков мулов шли по ней с вьючными животными, нагруженными тюками.
Внезапно меня осенила мысль: мне ничего не стоит спуститься вниз, до того как стемнеет, присоединиться к каравану и ускользнуть от пещерного Пожирателя.
Но я лишь смотрел путникам вслед, даже не попытавшись их догнать. Под высокими деревьями сгущалась вечерняя тьма. Я подумал, что если не дам себя съесть, то не достигну духовного просветления, «мукти» («мокши»), Освобождения, и, как знать, сколько еще раз мне придется появляться на свет, терпеть в различных условиях страдания, неотделимые от непрерывной цепи перерождений, прежде чем мне опять выпадет подобный случай?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
